Предисловие

О моде

Г. Зиммель о сущности моды

Мода как порабощение человека

Мода диктует и производит

Точка падения

«Контемпорари арта»

Порабощение модой

«Красота греха» и современная культура

Мир сей

Помочь, проекту "Провидѣніе"

На фото - коллекция известных
дизайнеров одежды
Дольче и Габбана
("однополых").

Предисловие

Мо́да (фр. mode, от лат. modus — мера, образ, способ, правило, предписание) — временное господство определённого стиля в какой-либо сфере жизни или культуры. Определяет стиль или тип одежды, идей, поведения, этикета, образа жизни, искусств, литературы, кухни, архитектуры, развлечений и т. д., который популярен в обществе в определённый период времени.

Понятие моды часто обозначает самую непрочную и быстро проходящую популярность. В понятие моды также включается предпочитаемый в данную эпоху тип человеческого тела (например, во времена Рубенса ценилось пышное тело, а в начале XXI века ценится стройность).

Неотъемлемый атрибут моды — погоня за новизной; при этом степень новизны/модности предмета или явления зависит не столько от его объективного времени создания (возникновения), сколько — от момента обретения им популярности и общественного признания. Так, модными электронными гаджетами могут стать далеко не уникальные технологически (или с точки зрения реальных потребительских свойств) приборы; модные элементы одежды — как правило, имеют прямые аналоги в прошлом.

Если явление или предмет, будучи модным какой-либо отрезок времени, теряет новизну в глазах окружающих, то становится немодным (старомодным). Стремление следовать моде всегда привлекало внимание карикатуристов. Два мотива движут модой. Первый — подражание с целью перенять опыт или хороший вкус, второй — страх оказаться вне общества, быть осмеянным (боязнь изоляции); по другой классификации, подражание само по себе является формой биологической защиты.

В современном мире мода связана с сезонностью (весна-лето и осень-зима). При этом исторически ранее мода в одежде могла не меняться на протяжении тысячелетий; например, с IV тысячелетия до нашей эры и до II тысячелетия до нашей эры не менялась египетская мода.

Для слежения за модой существуют специализированные журналы, модные блоги, специализированные тренд-агентства.

ru.wikipedia.org

О моде

Я вижу, что мода изнашивает
больше одежды, чем человек.
Уильям Шекспир

О моде как таковой редко кто задумывается, однако она давно стала привычной и почти обязательной составляющей нашей жизни. Гардероб современной женщины уже не может обойтись без «последнего писка моды», да и мужчины тоже стали следить за модными тенденциями, причем гораздо более внимательно, нежели дамы.

Казалось бы, одеться – это так просто... Но ведь одеться нужно по моде, стильно и непременно со вкусом, а это уже не такая простая задача.

Как же далеки те времена, когда человек прикрывал свое тело только для того, чтобы защититься от холода. А ведь что-то побудило его однажды задуматься о том, красива ли его одежда, это и явилось первой предпосылкой возникновения моды.

Очевидно, мы никогда не сможем дать рациональное объяснения, откуда возникает стремление к прекрасному. Зато вполне понятной является потребность человека выделиться среди окружающих, и чаще всего для этого использовалась именно одежда и её атрибуты.

Например, самураи отличались от остального населения особой одеждой, которую в Японии разрешалось носить лишь сословию воинов. Те же функции выполняла церемониальная одежда Китая, в каждом элементе которой заключался определенный символ, тайный смысл.

И всё-таки, когда же возникла мода? Историки полагают, что она родилась чуть позже костюма, когда у одежды стали появляться элементы, которые были совсем не нужны, а зачастую даже создавали неудобства. Причем иногда красота не просто требовала жертв, а буквально калечила тело человека.

Из истории известны факты, когда дамы падали в обморок, потому что их тело сдавливал чересчур туго затянутый корсет - мода требовала тонкой талии. В Японии маленькие девочки страдали из-за перебинтовки ног – их стопам не давали расти, так как изящная ножка считалась признаком аристократизма.

Само понятие «модная одежда» появилось во Франции, где еще в XVII веке манера одеваться при дворе служила эталоном для всех европейских стран. А вот журналы мод впервые были созданы в Англии, в начале XVIII века. Художники, которые прорисовывали для них модели, со временем стали именоваться модельерами и кутюрье.

Зачастую развитие моды зависело от экономики и политики, а также было связано с производственными возможностями. Выгодное географическое положение, древние традиции текстильного производства и мастерство портных – вот что сделало Францию непревзойденной в этой области.

Пропаганда парижской моды довольно быстро охватывала весь мир, затрагивая даже страны восточной Азии. Причем, если восточным странам мода настойчиво диктовалась, то в России она насаждалась насильно. Петр I, будучи известным новатором в этой области, издавал многочисленные указы, которыми буквально принуждал русский народ носить одежды на западноевропейский манер.

К середине XIX века европейская мода вытеснила даже традиционную одежду Японии – привычное кимоно стало использоваться только во время национальных праздников. Причем изначально слово «кимоно» обозначало любое одеяние в стране восходящего солнца, и только с приходом «новой моды» оно стало ассоциироваться именно с национальным костюмом.

Первые модные наряды были очень дорогими и служили отличительными признаками принадлежности к знатному сословию. Современная мода более демократична, и основное внимание производителей направлено теперь на её потребительские качества. Одежда стала производиться массово, и предпочтения уникального «от кутюр» плавно сместились в пользу более доступного «прет-а-порте».

В странах Юго-Восточной Азии с 1990-х годов распространилась так называемая «корейская мода». У китайцев стали очень популярны корейские мультфильмы, телесериалы, кино, а так же поп-музыка, бытовая электроника и даже одежда. Между Кореей и Японией тоже произошел значительный культурный обмен, причем новый стиль был востребован в первую очередь молодежью. Эти три восточных «дракона» сформировали своеобразный тандем, в рамках которого обмен модными тенденциями происходит и по сей день.

Не так давно женская одежда из Японии, Кореи и Китая стала модной в России и перестала ассоциироваться с шелком, кимоно и ханбок. Сегодня это современные и стильные модели, которые ничем не уступают европейским, и даже наоборот – они сочетают в себе изящество и женственность с удобством и практичностью.

Причем, если раньше одежда реализовывались через специализированные бутики, то теперь с этим великолепно справляются Интернет-магазины. Мода всегда идет в ногу со временем!

ladyfromrussia

Георг Зиммель о сущности моды

По его мнению, модные вещи – это опознавательные знаки, указывающие на принадлежность к элите. Мода – это стремление низов подражать элите. Моды не существовало в первобытном обществе, так как степень социального неравенства между людьми, степень разделения людей на элиту и массу в первобытном обществе была невысокой.

В кастовом и сословном обществе мода не менялась столетиями, так как масса по закону не имела права подражать элите. В Средние века в Западной Европе только представители элиты – дворяне и священники – имели право носить модные вещи.

Представителям низших сословий это было запрещено по закону. Модными вещами в то время были драгоценности и меха. Купцы имели деньги для приобретения этих вещей, но не имели права их носить и не хотели провоцировать дворян на ограбление себя. Кстати, главным поставщиком мехов в Западную Европу была Россия, которая богатела на торговле этим модным товаром.

В Новое Время были отменены правовые запреты на ношение любой одежды, возросла скорость вертикальной мобильности и исчезла потомственная аристократия. При капитализме масса стала стремиться подражать элите и носить модные вещи с целью походить на представителей элиты хотя бы внешне. Поэтому сегодня элита вынуждена постоянно выдумывать новую моду, чтобы выделяться из общей массы. Масса настолько измучила элиту в этом смысле, что элита вынуждена иногда даже повторять моду на некоторые вещи через некоторые промежутки времени.

Примеры повторов моды – это толстая подошва – «платформа», кожаный плащ, парик. Примеры модных вещей и деталей внешнего облика из недавнего прошлого: брюки-«клёш», очень узкие брюки («макароны»), тёмные очки, борода, бритая голова «под крутого парня», татуировки, пирсинг, мини-юбка, туфли на «шпильках», автомобиль «Мерседес», мобильный телефон, шорты. Особенно пристально следят за модой представители молодёжной субкультуры и молодые женщины.

ru.wikipedia.org

Мода как порабощение человека

Обратите внимание на то как одеваются люди, и мужчины и женщины, они носят одежду, которая выглядит красиво, которая выглядит представи­тельно, идеально, которая усиливает выражение их личных качеств, но что же прохо­дит в умах людей когда они одеваются: "мне интересно что люди подумают об этой одежде", "мне интересно что люди скажут об этой одежде", "одену-ка эту одежду по­тому что я уверен/на что она всем понравится", "может если я одену эту одежду меня будут лучше принимать люди", "хм, я не достаточно красивая/вый, давай лучше одену более красивую одежду чтобы скрыть мои недостатки, потому что я себе не нравлюсь".

У меня есть к вам один вопрос, вы когда-нибудь задавались вопросом, о том чтобы одеть одежду, которая поддерживает Ваше самовыражение? Сомневаюсь. Потому что люди смотрят на красивые картинки моделей, и подражают им, и не стоит говорить что вам все равно, что вас не интересует это, мода, она вам очень важна. Многие одеваются "странно", не как все, не потому что их одежда отражает их индивидуальное самовы­ражение, а потому что им нравится мода, но они не хотят признавать это, и подавляют свою симпатию к этому, намерено одеваясь "не как все".

Что представляют картинки моделей, в журналах, в телевидении и остальных местах, они представляют идеализи­рованный системой образ, образ одежды, который поддерживает систему умственного сознания, но не индивидуальное самовыражение каждого человека. Дизайнеры одежды и все кто с этим связан, они не проектируют одежду для поддержания индивидуального самовыражения отдельных людей (как это возможно если они производят одну и ту же модель на конвейере), они смотрят на моду совсем иначе, им важно "что хорошо вы­глядит", "что позволяет вашему телу выглядеть идеальным", "что поддерживает иде­альный образ для принятия обществом".

Сам факт наличия потребности в "принятии" кем-то, тем более массами, противоречит "индивидуальности", индивидуальному само­выражению, индивидуальности не должно быть дела до того что о ней подумают дру­гие, если есть дело, значит одежду выбирает не сам человек, а общество, те другие, ко­торые он хочет чтоб его приняли.

Когда люди носят одежду которая на самом деле удобна? Скорее всего только ночью, пижаму, когда они одни и их никто не видит, особенно те кого они не знают. Как толь­ко человек выходит за дверь своего дома, появляется вся эта ерунда, прическа, одежда, обувь, и многое другое, о чем человек утверждает что не думает и что ему нет до этого дела. Одежда которую вы носите, поддерживает не вашу личность, не ваше личное мнение, индивидуальность, а систему умственного сознания внутри вас. 99.9% лю­дей/скафандров не носят одежду которая отвечает их личным интересам и поддержива­ет их личное индивидуальное самовыражение.

Обратите внимание на то что происхо­дит у вас в голове когда вы одеваетесь, когда вы стоите перед зеркалом, и смотрите на себя, что происходит у вас в уме, где все сравнения, суждения, и прочее. И вы увидите что там нет любви к себе, и принятия себя. Потому что если бы это было, вы бы носили одежду которая поддерживает вас, и ваше самовыражение, а не мнение большинства. Вся индустрия моды, модельная индустрия, и средства массовой информации, все они способствуют подавлению личности в людях, усиливая непринятие себя, непринятия себя такими какие вы есть.

Мода диктует и производит

Помните, что мода диктует и производит одежду не под­держивающую личное самовыражение людей, а лишь систему встроенную в вас, пред­назначение которой подавлять личность. Обратите внимание на то как вы себя чувст­вуете в одежде которую носите, и заметьте что вы будете чувствовать неудобство, и постоянное давление исходящее от мыслей о том, что о вас подумают другие, и вы поймете что эта одежда, обувь, и все остальное, совсем не делает вас счастливыми, не поддерживает вас, не помогает быть свободными, и быть собой.

Будучи в магазине одежды, не судите ее, пробуйте все, может то что вы никогда не надевали раньше, оденьте это, обратите внимание на свои ощущения будучи в этой одежде, больше не должно быть мыслей связанных с тем что о вас подумают другие, не должно быть ни­каких сравнений с другими, вы должны ощущать лишь то, удобна она вам или нет, будьте свободными, будьте собой.

Если человек одевается так как диктует мода, он ут­рачивает свое существование, потому что мода удерживает его в созданном ей и навя­занном идеальном образе, и человек всегда занят мыслями о том, что о нем подумают другие, и постоянно думает о том, соответствует ли он образу который создала мода или нет. В этом нет никакого проявления индивидуальности, человек должен одеваться так как хочет он лично, а не так как хотят те, кто создает моду. Начните устранять из своей жизни то что удерживает ваше внимание на том, что "принимается большинст­вом", и мода одна из этих вещей.

Конец, реальность сжата в одну молекулу. Что это значит.

Я говорил о гравитации, которая сжимает звук во вселенной до того физического со­стояния которое вы видите сейчас в мире. Изначально все было лишь движение звука, даже при общении в измерениях, можно было видеть как бы плывущие произнесенные слова, все что происходило было подвижным, как река. И когда все начало сжиматься, эти движения начали становиться такими быстрыми, что превратились в одно движе­ние, вибрацию.

Это послужило объединению всего, все на планете хоть и выглядит по разному, но является одним целым. Другими словами, представьте что вся вселенная со всем в ней, была как текущая река, все что в ней происходило и чувствовалось было как река, с появлением гравитации, все стало сжиматься, и становиться как твердое стекло, но оно все еще движется. Итак все во вселенной имело свою звуковую вибрацию, со своей отдельной скоростью, пока не сжалось до одной скорости, и теперь все имеет од­ну скорость вибрации и поэтому все стало едино.

Это дает возможность пошатнуть ил­люзию созданную системой умственного сознания, все созданное ей будет пошаты­ваться и давать возможность проявляться реализму, проявляться личности заключен­ной и подавленной внутри скафандра/человеческого тела. Раньше, при общении звук произнесенных слов был виден глазом, потому что его движения были медленными, теперь при общении человек почти сразу же становится тем что он слышит, тем что ему говорят другие. Поэтому все едино.

Николай Савельев

Точка падения

Некоторое время назад публике была представлена новая коллекция известных дизайнеров одежды Дольче и Габбана. Она представляла собой реплики на тему византийского церковного искусства и включала иконные лики Божьей Матери и святых, священные христианские символы, которые выполняли роль аксессуаров и бижутерии. Мы увидели большие кресты наподобие архиерейских и наградных, которые располагались ниже пояса моделей, лики святых были нанесены на каблуки или прикрывали срамные места.

Реакция мира моды оказалась вполне сдержанной – дизайнеров обвинили в отсутствии эксперимента и чересчур дословном цитировании церковных изображений.

В самом деле, мир массовой культуры и шоу-бизнеса давно привык к частому использованию сакральных христианских символов – бижутерия в виде креста и эстрадные певички в одеждах монахинь уже стали вполне общим местом. Также распространена в массовой поп-культуре и откровенно сатанинская символика, тиражирование которой уже стало огромной индустрией. Перевернутые кресты, пентаграммы и атрибуты сатанизма – неотъемлемая часть субкультуры, включающей в себя клубную эстетику, связанную с культом наркотиков, транса и самого широкого спектра направлений рок-музыки – от психоделики до так называемого «металла».

Оттого эксперименты с христианской символикой в дизайне модной одежды, произведенные Дольче и Габбана, выглядят для публики, искушенной антихристианскими экспериментами массовой культуры, очередной буржуазной скукой и даже неким возвратом к традициям.

Тем не менее, это событие представляет собой гораздо более значимое явление, чем просто очередная попытка ввести в оборот массовой индустрии шоу-бизнеса священные христианские символы, потерявшие для современного человека свое истинное значение. Оно демонстрирует новое состояние, к которому пришла западная цивилизация, являющаяся постхристианской по самоопределению и антихристианской по сути. Такое состояние можно охарактеризовать как «точку падения».

В артиллерийской науке этот термин означает точку встречи снаряда с поверхностью земли. Так и в сложившейся социокультурной ситуации можно говорить об окончательном совпадении двух векторов – массовой и экспериментальной культуры. И эти векторы, взаимно влияя друг на друга и катализируя друг друга, с удвоенной скоростью влекут современную цивилизацию в бездну богоборчества.

Так называемая современная элитарная культура, включающая в себя и актуальное искусство, и рок-музыку, и экспериментальное кино, – представляла и представляет собой лабораторию массовой культуры, фабрику по разработке смыслов и образов, используемых затем индустрией моды, шоу-бизнеса и рекламы.

Именно здесь, в этой эзотерической лаборатории, происходит тестирование общественного сознания на готовность или не готовность к новым смыслам и образам.

И это тестирование происходит в форме снятия всех мыслимых и немыслимых ограничений, существующих в традиционном сознании путем нивелирования и уничтожения всех его форм, в первую очередь религиозной. Последовательное стирание из культурной памяти цивилизации памяти о Боге, уничтожение религиозных кодов сопровождается изящно культивируемым разложением и является источником гигантских денег, зарабатываемых производителями продукта массовой культуры.

Дело в том, что этот продукт, как и любой другой, имеет свои маркетинговые законы сбыта. То есть, человек, его потребляющий, должен затем испытывать эту потребность вновь и вновь, обеспечивая, таким образом, воспроизводство. Но такую потребность может испытывать лишь не цельный (уцеломудренный) человек, а человек с разрушенной и расчлененной волей, поскольку массовая культура адресована не к человеческой личности, а к отдельным инстинктам, которые в уцеломудренном сознании подчинены единой воле.

Таким образом, перед массовой культурой стоят две последовательные и взаимосвязанные задачи: расчленить человеческую личность и, имея в виде адресата отдельные, легко просчитываемые психофизические инстинкты (например, половой или инстинкт разрушения), воздействовать на них напрямую.

Алгоритмы выполнения этой задачи и разрабатывает лаборатория экспериментальной культуры и современного искусства. В этом содержится глубинный смысл, своеобразное антитаинство современного искусства. Если христианское таинство призвано собрать воедино рассыпавшийся в грехе человеческий дух, то такое антитаинство служит полному уничтожению духа, призванного быть цельным, рассеиванию его по ветру.

Для того, чтобы бегло проследить основную траекторию современной культуры, являющейся лабораторией, в которой, в том числе, разрабатывается стратегия антихристианского вектора массовой культуры, необходимо упомянуть о некоторых авторах, ее определяющих.

Это представители радикального крыла современного искусства, формирующие «тренд», по которому движется и будет двигаться в обозримом будущем современная цивилизация.

Из таких радикалов необходимо упомянуть, в первую очередь, представителя так называемого «венского акционизма» Георга Нитше, «работы» которого, кстати сказать, несколько лет назад были показаны в Москве. Акции и стационарные выставки его «Театра оргий и мистерий» представляют собой иллюстрации к евангельским событиям и используют христианскую символику, в том числе Распятие, погруженные в страшную кровавую вакханалию и голые тела статистов, изображающих безудержную оргию.

Причем кровь используется как искусственная, так и настоящая, для чего приносятся в жертву животные и птицы. Эта жуткая языческая мистерия находится далеко за гранью добра и зла; это демонстрация крайней степени сатанинской одержимости, при которой полностью теряется человеческий облик. Нельзя также не вспомнить деятельность другого известного «автора» Оливьеро Тоскани, работающего больше в жанре постмодернистской фотографии, часто используемой в рекламе. Его широко растиражированные фотографии, рекламирующие компанию, выпускающую одежду, изображают целующихся католических монахинь и священников.

Такую рекламу даже разместили в Риме у стен Ватикана, что повлекло за собой большой скандал, приведший, в свою очередь, к резкому увеличению продаж. Эта ситуация, кстати, во многом иллюстрирует связь современного искусства и массовой культуры, с тем лишь уточнением, что антихристианские сюжеты все более успешно работают на маховик индустрии массового производства.

«Контемпорари арта»

Чаще всего объектом атаки «контемпорари арта» становится самая святая и сакральная для христианства символика, в том числе Распятие. Кощунственные изображения Господа на кресте – любимое «развлечение» постмодернистов, чего стоит хотя бы образ распятой пьяной лягушки, с кружкой пива в одной лапе и яйцом в другой (Мартин Киппенберг), или серия фотографий Распятия, сделанных через призму стакана с мочой автора (Андрес Серрано).

Нельзя не упомянуть также и недавние события, произошедшие в Москве и некоторых других городах нашей страны. Речь идет о серии скандальных выставок на антихристианскую тему и акции в храме. Существуя на периферии этого общецивилизационного вектора, постсоветская современная культура, тем не менее, повторяет то, что было актуально на Западе в 60-е годы.

Таким образом, гламурная, но от этого не менее кощунственная коллекция Дольче и Габбаны, является продолжением и своеобразным рубежом в общем антихристианском апостасийном векторе развития современной цивилизации.

Массовая культура, к которой относится и мир моды, черпая методы, смыслы и образы из своей лаборатории – экспериментальной культуры, тиражирует их, превращая в хорошо упакованный потребительский продукт.

С потрясающей точностью воспроизведенные образы христианского искусства уже не просто не воспринимаются как священные, но даже не осознаются как знаки, указывающие на ушедшую из жизни Европы культуру. Теперь это не более чем рассыпавшиеся в пыль осколки утраченных смыслов, говорящих о призрачном существовании умершей европейской христианской цивилизации. Это посмертное существование культуры, явленное нам двумя удачливыми содомитами, должно наконец подтолкнуть нас к осмыслению нашего места в мире и нашей христианской культурной миссии.

Ведь в конечном счете гибель христианской культуры – это наша общая беда, о которой можно лишь с горечью сказать словами Царя Давида: «И сказал безумец в сердце своем: несть Бог» (Пс. 14.1).

Андрей Яхнин

Порабощение модой

Принадлежит к сфере бесовского влияния почти всесветное порабощение тиранией моды. Как бы пошло и бесстыдно не была мода, люди, как зачарованные, наперегонки спешат подчиняться даже самым нелепым и распутным требованиям той ничтожной группки людей, которая под покровом влиятельных модных домов диктует свою волю почти всему миру. Говорят короли моды, что озабочены они, как будто только одним - дать людям, и в первую очередь женщине, одежду здоровую, красивую и приятную для ношения. Но за этой внешней ширма прикрыто действуют бесовские духи, стремящиеся окончательно довершить развращение современного обезбоженного мира.

Говоря о Своем втором пришествии, Господь Иисус Христос, может быть не столько спрашивает, сколько просто констатирует: "Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?" (Лк.18.8). Священное Писание говорит о том что в последние дни будет отступление от веры, и люди "будут внимать духам обольстителям и учениям бесовским" (1 Тим.4:1-2). К этим людям относятся и "имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся".

Принадлежат к ним и те, кто "вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих в грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины" (2 Тим.3:5-7). Одним словом, следует иметь в виду, что распущенные нравы поощряются "распущенной" модой, являющейся опасным проводником закулисных планов "властей тьмы века сего".

Женская мода таит в себе опасность нескромности, бесстыдства и т.п. Потому Слово Божие и велит верующей женщине "в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием" украшать себя "не плетением волос, ни золотом, ни жемчугом, ни многоценною одеждою , но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию" (1 Тим.2:9-10). Теперь же, когда маятник моды сильно кочнулся в сторону "выпуская на улицу" полураздетой женщины, дверь для диавола открыта настежь. Верующая христианка и сама не может не видеть, что новейшие моды с явным, заранее обдуманным намерением превращают ее только в приманку для возбуждения похоти.

Нападение врага идет одновременно по многим направлениям. Подавляющее большинство иллюстрированных журналов регулярно помещают у себя снимки то полуголых, а то и вовсе нагих молодых женщин, притом же в самых вызывающих позах. А купальные сезоны на любом взморье открывают просто безмерный соблазн для питания "похоти очей", от чего решительно предостерегает Слово Божие (1 Ин.2:16). Объявления и статьи в значительной части печати, а также выставляемые в публичных местах плакаты открыто трактуют сексуальные вопросы, причем нередко все это почти не отличается от самой циничной порнографии. Многие театры пользуются для актеров бесстыдными нарядами - для вещего развращения зрителей.

Та же цель достигается и жадными до легкой наживи издателями растлевающих воображение ходких книг и брошюр самого нечистого содержания. Даже и часть более серьезных писателей все чаще носят в свои произведения непристойные мотивы, раньше принадлежавшие лишь бульварным изданиям. Очень многое из всей этой развратной писанины представляет собой своего рода печь огненную, воспаляемую от геенны.

Конечно, и верующие мужчины должны отдать себя Господу, и притом совершенно независимо от того, как одеваются или ведут себя женщины. Чадо Божие и может, и должно оставаться чистым и побеждающим во Христе. "Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа" (Рим.13:14)! Неразумное отношение к своей одежде со стороны верующей женщиной катастрофически снижает духовно уровень всей церковной жизни.

Поэтому, "да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом" (1 Пет.3:1-4). Если вы чадо Божие, то прежде серьезно помолитесь, и лишь затем себе новое платье. Отсутствие молитвы в этом вопросе приводит к неправильному отношению к Господу и делает неубедительным и фальшивым свидетельство женщины о своем спасении во Христе. Помните, что Бог призывает Своих чад к чистоте и святости жизни.

Все мы, разумеется, считаемся по возможности с тем покроем одежды, какую носят в стране нашего жительства. Делаем мы это, чтобы не быть соблазном для ищущих соблазна, но не нужно подражать ничему нравственно- нездоровому и нечистому. Можно легко себе представить, какою была бы жизнь, ставящая себя в зависимость от всех крайностей моды. Ведь как скоро стареет одна мода, диавол помогает вводить другую, и чаще всего много худшую прежде. Дети же Божии призваны заботиться о благе не только своем, но и своих ближних (Рим.15:1-2).

Коротко остриженные волосы у истинной христианки тоже имеют значение пред Богом. Самое лучшее, - всегда делать лишь то, что велит Слово Божие. Из 1 Кор.11:14-15 видим, что для верующей женщины нормально растить волосы, в то время как мужчина может стричь их и совсем коротко.

eresitora

«Красота греха» и современная культура

Между миром поэзии и миром святости много общего. И в то же время, их разделяет огромное расстояние. Существуют крайности в оценках искусства: одни говорят, что оно божественно, другие — что демонично, третьи — что это просто ремесло. То и другое, и третье — верно. Про третье часто можно сказать, что это вовсе не искусство. Хотя и здесь своим самым скромным даром оно служит пользе или развлечению людей, описывая пение птиц, воспевая военные сражения, украшая цветами городские площади, увеселяя изнывающее от скучной обыденности жизни общество.

В Символе веры слова «Творца небу и земли» звучат по-гречески как «Поэта (ποιητης) неба и земли». Христос — Поэт как Бог, сотворивший небо и землю, и Поэт — как человек, воспринимающий в полноте красоту Божия творения. «Посмотрите, — говорит Он, — на лилии полевые, которые не трудятся ни прядут, но которых Бог одевает лучше, чем Соломона в славе его». Посмотрите на птицы небесныя, на рыбы морския, на семена, падающие на землю из руки сеятеля — за земной красотой открывается высшая красота и мудрость. Природа говорит о Царстве Божием и своей красотой она дает нам желание жизни, превосходящей земную. Все поэты непрестанно утверждают это.

Настоящее искусство, как сказал Л. Толстой, мистично. А мистика, как известно, бывает разная. Искусство — выход навстречу ангелам и бесам одновременно. Больше — бесам, которые выдают себя за ангелов света. Больше — бесам, потому что человеку, горделиво устремляющемуся к небу с неочищенным подвигами покаяния сердцем, более естественно вступать в соприкосновение именно с такого рода духами. Мистика часто входит в моду, аскетика — никогда, и отделение одного от другого становится все более трагичным.

* * *

В народе и у детей еще недавно был высок авторитет тех, кого они называют «людьми искусства». Страшно, когда сегодня эти люди выходят с бесстыдством, с матом, криминализируя общество, делая его маргинальным. Еще недавно массовая культура так или иначе стремилась приобщаться высокой культуре, а теперь она приобщается распаду и сама, как наркотик, разрушает. Нравственность даже в советские годы еще держалась на тех идеалах классики, которые преподавались в школе, показывались в театрах, в кино. Советское искусство и литература не проповедовали аморальности. Они могли быть нередко тупыми, лживыми, фальшивыми, но они не проповедовали аморальность.

Но теперь наступил некий новый поворот: пропаганда аморализма, осмеивание идеалов чистой любви, благородства, бескорыстия. В книге «Факультет ненужных вещей» писатель Ю. Домбровский говорит, что становятся постепенно ненужными благородство, великодушие, доброта, милосердие, жалость. А теперь уже становится ненужным главное, что есть в человеке: стыд и совесть. Современное искусство и литература все чаще делают героями нравственных и духовных уродов, дефективных. То темное, что есть на периферии сознания в каждом человеке, ставится в центр личности, все сосредоточено на уродстве. Нам хотят внушить, что это и есть человек.

Мы ничего не идеализируем: и раньше в массовой культуре были шансонетки, всякие сомнительные любовные романсики или какая-нибудь низкопробная фривольная литература. Но это было ограничено и к этому относились как к дурному тону. Это скрывали, этого стыдились. На этом детей не воспитывали. А теперь тексты песен, которые орут везде, просто страшны. Поток непристойностей — вот на чем теперь воспитывают детей. Мы знаем, что был период, когда, даже если не было религии и религиозных идеалов, были идеалы гуманизма, достоинства человека, благородства, как, скажем, у Чехова. А идеалом Толстого и Достоевского при всех их с точки зрения православной духовности изъянах был одухотворенный человек.

Мы можем видеть, как постепенно происходит в истории деградация культуры: религия, потом гуманизм, так называемые «общечеловеческие ценности», а потом, оказывается, и от этого легко можно отказаться. Последним этапом будет, и это сейчас уже происходит, попытка соединения религии с самым растленным злом, освящение зла, романтизация диавола. Сегодняшняя массовая культура не только глубоко атеистична — она глубоко демонизирована. Идет как бы служение бесам.

Романтизация зла в той или иной степени и раньше присутствовала в искусстве, но сейчас это происходит открыто и вульгарно. Сейчас воспевается только право сильного и богатого. Обогащение любой ценой и удовольствие, которое можно на это получить. Это проповедуется молодому поколению начиная с младенческого возраста. Даже мультфильмы этим наполнены. Грех уже даже не норма, а идеал. Тот, кто этому сопротивляется, услышит окрик: не мешайте нам быть свободными, не мешайте нам наслаждаться жизнью.

Такое положение культуры формирует общественное мнение по вопросам нравственности так, чтобы оно даже не имело права запретить ни сквернословие, ни самый гнусный разврат в общественных местах: «Ты, бабка, отстала от жизни: по телевизору это теперь каждый день рекламируют и показывают». Чтобы не было ни у кого не только государственной поддержки в попытках это пресечь (готовятся государственные законы в защиту публичного растления), но и со стороны общества. На наших глазах исполняется знаменитое пророчество подвижника IV века преподобного Антония Великого: «Будет время, когда скажут: ты безумствуешь, потому что не хочешь принимать участие в нашем общем безумии. Но мы заставим тебя быть как все».

Мы сломили, говорят они, сопротивление разума, совести и стыда у миллионов людей, разбудив их самые низменные инстинкты, и мы сломим сопротивление тех, кто выступает против новой культуры, которая служит разрушению личности и семьи, то есть жизни, разрушению родовых связей — отцовства, материнства, ответственности родителей за детей. Мы вобьем клин между поколениями: «это вам не позволяют “они”, а вы — свободны».

Мы отберем у родителей детей, мы будем воспитывать их по-новому в наших школах, не спрашивая на то согласия родителей. Пусть кто-то еще говорит: «культура не союзник воспитания детей, а враг». Растлить детей значит исключить, подрезать на корню всякую возможность сопротивления злу, всякую возможность восстановления разрушенной жизни.

* * *

Как же образовалось явление, именуемое массовой культурой, и какую связь это имеет с настоящим утонченным искусством?

Необходимо сказать о «красоте греха», о «цветах зла» в небе поэзии. Как говорит апостол Иаков, «язык— огонь, прикраса неправды». Искусство может быть огненно вдохновенным, и при этом быть украшением неправды, делать ложь и зло привлекательными в глазах миллионов людей. Если мы говорим, что Христос — Поэт, то антихрист будет великим лжепоэтом, который силой и яркостью слова постарается привлечь к себе, если возможно и избранных. Оправдание греха присутствует в той или иной форме у большинства поэтов. Устремленность искусства, связанного грехом, к незнающей границ свободе приводит к утверждению свободы греха: «Разве Бог недостаточно милосерден, чтобы простить?»

Именно так: Бог всегда все прощает там, где есть покаяние сердца. Если бы диавол покаялся, он был бы тотчас прощен. Но это невозможно, ибо чистый дух, избравший безумную свободу, не изменяется. «Его безумная свобода / как вихрь носилась в темноте» А грех без покаяния не может быть прощен, и Бог не может его уничтожить.

Греху оставляется мир, лишенный Бога, где горит огонь такой же неугасимый, как любовь. Любовь не может быть побеждена. Если я отказываюсь принять ее в Божием милосердии, я принимаю ее в Божией правде. Этот отказ от любви страшен. «Где Дух Господень, там свобода» (2Кор. 3,17). Бог позволяет быть злу, но с ним не смешивается, не прикасается к злу даже кончиками пальцев. Если человек позволил себе совершить зло «ради бóльшего блага», он загрязнил злом все свои руки и все тело, всего себя.

Могу ли я осудить пьяницу за то, что он с помощью вина пытается избавиться от лжи этой жизни? Или того, кто сладостью греха хочет избегнуть отчаяния? Миллионы, почти все сегодня так делают. Нет, не за то я могу их осудить, а за то, что они употребляют плохое средство для этого — употребляют зло, чтобы избегнуть зла, прибегают к лжи, чтобы избегнуть лжи.

Это присутствует во всякой ложной мистике, и материализуется в «опиуме» ложной красоты для любителей подобного искусства. Мир сей и искусство его живут, так сказать, утешением вина (in vino veritas) вместо Утешителя. Потому проповедь истинной красоты он насмешливо снижает до грубого, понятного ему уровня: «они напились сладкого вина» (Деян. 2,13). Но слово Божие непреложно: «не упивайтесь вином, в немже есть блуд, но паче исполняйтесь духом» (Еф. 5,18).

Мир сей

Мир сей, как известно, стоит на трех страшных чудовищах, на трех грехах: себялюбии, которое иногда гордо называет себя гордостью; сластолюбии, которое называется любовью, и сребролюбии, которое, будучи корнем всех зол, скрыто от других и часто выдает себя за бескорыстие. Посмотрим, как эти три страсти, таящие смерть, действуют в искусстве.

Гордость искусства. Снова и снова мы должны говорить об этом грехе неотличения падения от полета, о непрестанном падении с той же самой высоты. Это как бы самоубийство падших ангелов с гордым отвержением материи. И одновременно грех материализма, когда духовный инстинкт устремленности к небу раскрывается с такой силой, что заставляет забыть о реальных условиях человеческого существования, но при этом зависимость от них становится всецелой.

Гордость, мания величия, безумие ослепления, где крайний грех и крайняя добродетель смешаны вместе, но где нет главного — смирения, которым определяется достоинство высшей красоты. Кажется, всё хочет использовать художник для самоутверждения: и свой дар сердца, и свою немощь, и Самого Бога. Всё выше и выше восходит он в надмении чистоты. «Не верь, не верь поэту, дева, / его своим ты не зови / и пуще пламенного гнева / страшись поэтовой любви. / Твоей святыни не нарушит / поэта чистая рука, / но ненароком иль задушит, / иль унесет за облака» (Ф. Тютчев).

Искусство — воспевание «любви»? Ибо «только влюбленный имеет право на звание человека», говорит А. Блок. И действительно, это чувство возвышает, в нем всегда есть какая-то духовная сила. Не случайно слово Божие («Песнь песней») говорит о самом главном в человеческой жизни через образ любви жениха и невесты. Но нигде столь ярко не проявляется двойственность искусства с его готовностью измены Богу и единственному другу ради отделенной от правды красоты. И нигде так не стараются нам показать, как прекрасен грех. Во все века были такие свободолюбцы — даже в Церкви — которые тщатся убедить себя и других, что это почти не грех, что это небольшой грех.

Почему же это так тщательно прячут от других, краснеют от этого, почему так трудно в этом признаться даже на исповеди? (Мы не говорим о нынешнем времени, когда повсеместно открыто похваляются тем, чего раньше стыдились. В конце концов, это произошло, очевидно, не без влияния искусства.)

Откуда эти угрызения совести («и с отвращением читая жизнь мою, / я трепещу и проклинаю»). Откуда такие суровые кары: всемирный потоп, истребление Содома, бедствия, которые претерпевает тысячи тысяч людей? Откуда такие несчастья: ослепление ума, ожесточение сердца, утрата веры, воинствующее безбожие, ненависть к благодати? Эта страсть лишает человека достоинства, чести и разума. Доказательство, что она лишает разума, не зная в этом границ, — невероятные крайности, которым были подвержены даже любящие Бога люди — Давид, Самсон, Соломон.

От этой страсти освобождаются с трудом. Блаженный Августин говорит, что она есть одно из самых величайших зол и бед, которые непослушание Адама принесло нам. Это страсть всех, к которой все склонны и против которой все имеют нужду искать большей безопасности. «Бегайте блуда», то есть бегством спасайтесь, говорит апостол.

Во все времена этот грех приходит к человеку тысячами путей: все театры, все поэмы, все картины, все песни, все искусство так или иначе проникнуто этим. И тем не менее, то, что относится к нашему времени, не может быть поставлено в общем ряду. Сказать, что древние были более целомудренны в своих книгах, в своих стихах, значит ничего не сказать. Но маркиз де Сад, живший двести лет назад, за свое растленное творчество почти всю жизнь провел в тюрьме, а сейчас в Москве есть театр, где по его произведениям ставятся спектакли.

Господь раскаивается, что сотворил человека (Быт. 6,6). Он раскаивается в этом не после греха Адама или после греха Каина, а когда увидел, как «велико развращение человеков». Авраам не осмелился просить у Господа прощения содомитов, хотя он сильно желал, чтобы Господь всех помиловал, как читаем мы об этом в книге Бытия (Быт. 19,17–33). «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» Надо ли удивляться, что так мало веры среди растления? Мы удивляемся другому — Бог не изливает Свои дары в нечистоте.

«Не вечно Духу Моему быть пренебрегаему человеками, поскольку они плоть» (Быт. 6,3). Эти слова уже относятся не к древним временам, а к нашим дням. Мир, от которого бежали святые в пустыни, может ли быть сравнен с нашим? Чтобы описать наше время, откройте первую главу Послания к Римлянам (Рим. 1,21–32). Мы возвратились к темной ночи агонии язычества, хотя на самом деле это хуже, чем безбожный, ибо богоотступнический мир, где человек не просто только несчастная плоть, но плоть, терзаемая ангелами сатаны. Или как говорит апостол Иуда: «сии злословят то, чего не знают, что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем растлевают себя» (Иуд. 1,10).

Однако игнорирование разума и совести дорого обходится. То, что порой изображает современное искусство, невозможно описать, не оскорбляя чувств читателя. Есть вещи, говорит апостол Павел, которые даже не должны именоваться у вас. И это означает, что от христиан требуются нравы столь чистые, что нельзя даже ставить вопрос о возможности отступления от них, не должно быть у нас даже тени или именования некоторых вещей. И для апостола это в первую очередь то, что относится к блуду, нечистоте, прелюбодеянию. Если есть вещи, которые художник, не будучи ни достаточно сильным, ни достаточно чистым, чтобы именовать их, должен не называть совсем, опасаясь войти в соприкосновение со злом. Так лучше для него и для других. Тем более не рисовать картины греха, активно участвуя в его оправдании. Кто может похвалиться, что он достаточно чист и силен, чтобы пренебречь предостережением апостола?

О сребролюбии поэтов. Дар художника — дар от Бога. Но весь вопрос в том, как он этот дар употребляет. Мы понимаем, что бесы могут надмить его гордость, что он обладает тем, чего у других нет, и бесы могут постараться склонить этот дар к служению себе. Естественно видеть поклонников красоты певцами «любви и страсти нежной», но труднее нам понять, как тот, кто тщится преодолеть земное притяжение, недугует сребролюбием. Однако «корень всех зол» невидим, видны только вырастающие из него побеги. И незримо совершается подмена сокровища, которое на небесах, земным сокровищем, подобно тому, как возвышенная влюбленность — ложью о человеке, что в нем только животное, низменное, что он подчинен только слепым, безличным законам природы.

Время итогов, которое мы сейчас переживаем, открывает глубины. Мы стали свидетелями того, как многие деятели культуры и искусства, необязательно бездарные, кинулись состязаться друг с другом в оправдании преступлений. Новой власти и новой идеологии маммоны и Содома ревностно служат те, кто недавно служил прежней совершенно по иным принципам. Как раньше, чтобы «хорошо жить», интеллигенция кинулась прислуживать комиссарам Зиновьевым, Бухариным, так эти тоже — тешить паханов. Это эксплуатация своего таланта, данного Богом, ради выгоды, ради денег.

На первом месте оказывается простое: кто больше заплатит. И это показывает продажность творческой интеллигенции, глубокую безнравственность современной нашей культуры. Особенно горько, когда человек обладает действительно большим талантом. Как сказала одна простая женщина, читая газету с письмом сорока двух деятелей литературы и искусства после октябрьского расстрела 1993 года: «Они позорят звание творческой интеллигенции перед лицом народа, который верит им». Таким же было недавнее обращение «деятелей культуры» в защиту развратных кощунниц, глумившихся над святынями в храме Христа Спасителя.

* * *

Мы ни в коей мере не хотим уничижить искусство как таковое. Искусство духовно, то есть стремится к совершенству. Но если искусство зажигает человека искать совершенство, как может это совершенство ограничиваться только тварным! Не есть ли это чистый обман, ибо человек после грехопадения потерял власть достигать своего естественного совершенства, но ему предлагается Богом большее, чем естественное совершенство. Нетварная, с Богом соединенная красота. А на пути к совершенству человек встречает грех. Таков человек — поэт он или святой, он несет на себе либо греховные язвы ветхого Адама, либо язвы Нового Адама — Христа.

Лучшее искусство — это всегда устремленность к чистоте и свободе. И подлинный художник — своего рода мученик, приносящий свою жизнь в жертву, как говорится, на алтарь искусства: «О, знал бы я, что так бывает, / когда пускался на дебют, / что строчки с кровью убивают, / нахлынут горлом и убьют». Но чистота художника, к которой он устремляется, как бы дорого она ему ни стоила, не дает спасения его душе.

Тем не менее, это может быть чистота, за которую заплачено скорбями души и которая прообразует иную чистоту и уготовляет ей путь. Бог знает труды человеков, оборотную сторону их усилий, и повсюду расставляет свои сети. Он видит малейший уголок чистоты человеческого сердца и, исполненный жалости, готов придти на помощь тому, кто терпит поражение. Искусство необходимо человечеству и, наверное, не менее, чем хлеб, потому что располагает его жизнь к принятию жизни духа.

Главное, на что мы хотим обратить внимание, это то, что самое утонченное искусство (с его «цветами зла»), столь презрительно всегда относившееся к массовой культуре, сегодня с нею полностью сливается.

Есть еще один аспект искусства, о котором святитель Игнатий (Брянчанинов) вынес свой знаменитый приговор: «Вдохновенным библейским пророкам придан вид беснующихся языческих жрецов, утонченное сладострастие дышит там, где должно изображаться целомудрие», поскольку авторы этих произведений при всем старании не в состоянии передать то, что они сами не имеют. Но это уже другая тема, хотя связанная с нашей и на самом деле до последней глубины раскрывающая ее. Антикультура нашего времени — предтеча антихриста. Которого Христос, явившись, «убьет духом уст Своих».

Протоиерей Александр Шаргунов

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — www.pravoslavie.ru