Предисловие

Тяжелые условия труда

Служебное положение

В результате розыска

Стоимость чиновников

Полицейский скандал

Желание обрести выгоду

Криминальные сообщества

Динамика развития криминальной среды

Примечания

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Фото: Иркутский полицейский.
Источник: Иркипедия

Предисловие

Кризисное состояние российской государственности в начале XX столетия находило свое непосредственное отражение в деятельности правоохранительных структур. Наиболее остро это ощущалось на Восточных окраинах Империи. Полицейские чиновники Восточной Сибири, исполнявшие свои служебные обязанности в тяжелейших условиях, не получали ни требуемых социальных гарантий, ни должного денежного вознаграждения, ни общественной поддержки. Единственным, хотя и достаточно ощутимым, противовесом всем лишениям и невзгодам, связанным со службой, являлась практически неограниченная полицейская власть.

Закрепленная посредством особых узаконений и распоряжений правительства в XIX столетии [1], к началу XX она была лишь несколько ограничена введением на сибирских территориях новых судебных установлений. Поэтому, именно здесь, в Сибири российские правоохранители получали наиболее обширные и полновластные полномочия.

Вместе с тем, трудности полицейской службы в «крае каторги и ссылки» были так же чрезмерными. В значительной мере ситуация усугублялась малочисленностью полицейских штатов. Недостаточное количество полицейских чиновников исключало возможность эффективного обеспечения правопорядка в уездах региона, поскольку средняя площадь только одного стана в Иркутской губернии (29685 кв. версты) превышала размеры всей Московской губернии (29263 кв. версты) [2]. А такие факторы, как ссылка в Восточную Сибирь уголовных преступников и их массовое бегство с мест заключения делали полицейскую службу не только тяжелым, но и крайне опасным занятием. Ведь только к началу XX столетия из 71800 ссыльных, находившихся на территории Иркутской губернии, 40% числилось в «безвестной отлучке» [3].

Тяжелые условия труда

Тяжелые условия труда, его низкая оплата и постоянный риск превращали полицейскую службу в малопривлекательное занятие и обуславливали крайне низкий профессиональный уровень тех, кто на нее поступал. Среди полицейских встречались и бывшие крестьяне и вышедшие в отставку солдаты, имевшие лишь начальные навыки чтения и письма. Общий же уровень грамотности сибиряков был вдвое ниже, чем у жителей центральных районов страны [4].

По этой причине подавляющее большинство служащих полиции отличалось правовой безграмотностью и не владело даже обязательным минимумом специальных знаний. В результате, применяя огнестрельное оружие, полицейские зачастую нарушали закон [5].

Показательной в этом отношении являлась служебная деятельность чиновников Красноярского сыскного отделения полицейского надзирателя Неверовского и городового Егорова.

Вечером 1 июня 1913 г. полицейские увидели близ Николаевской слободы неизвестных им людей. Услышав требование оставаться на местах, один из них (ссыльнопоселенец Анциферовской волости Аркадий Степанов – авт.) попытался скрыться. Последствие этого необдуманного шага едва не стоили ему жизни. Пуля, выпущенная сыщиками, попала в фуражку Степанова [6].

Более драматичными оказались события 1916 г., когда городовым Читинской полиции Ковалевым был убит проезжавший мимо него на телеге и не остановившийся по первому требованию Иван Милосердов [7].

Очень смутными были представления служащих полиции и о пределах физического воздействия на правонарушителей. В результате их действия отличались не столько использованием физической силы, сколько применением физического насилия [8].

Систематические и вопиющие случаи превышения служебных полномочий послужили основанием для серьезной озабоченности Департамента полиции. В связи с этим министр внутренних дел Маклаков строго указывал всем подведомственным ему чиновникам: «Такие приемы, как при производстве розыска, так и при охранении общественного порядка представляются совершенно не терпимыми и должны быть преследуемы и искореняемы самыми решительными мерами» [9].

Вместе с тем, благодаря особым узаконениям и распоряжениям правительства и как следствие «всевластию» местной полиции, жестокое обращение с гражданами не прекращалось, а жертвами «полицейского произвола» становились не только представители криминального мира, но и вполне законопослушные обыватели [10].

В большинстве случаев правовой нигилизм, сопровождался попытками получения незаконной прибыли. Отсутствие должной социальной и финансовой поддержки предопределяло не только кадровый дефицит, обуславливавший низкий уровень профессионализма служащих полиции, но и их «деловую» активность. В немалой степени этому способствовала повышенная динамика профессионализации местных криминальных структур, стремившихся к взаимовыгодному сотрудничеству с полицией.

Использование служебного положения

К началу XX столетия использование служебного положения в интересах наживы получило в полицейской среде повсеместное и широкое распространение.

В зависимости от региональных особенностей и уровня своего служебного положения полицейские чиновники практиковали различные методы получения незаконной прибыли. Однако основной принцип незаконного обогащения оставался неизменным.

Многочисленные источники оперативной информации и высокие властные полномочия позволяли служащим полиции последовательно выявлять, а затем за определенное вознаграждение скрывать противоправные деяния.

Материалы, собранные следователем Иркутского окружного суда П. Вырским в течении 1907—1909 г. в следственном деле «О деятельности в г. Иркутске шайки аферистов, занимавшихся при содействии городской полиции обманным похищением денег», наглядно демонстрируют деятельное участие чинов Иркутской городской полиции как в выявлении крупной шайки аферистов, так и в последующем оперативном и силовом сопровождении их преступной деятельности с целью получения денежного вознаграждения.

О том, что мошенники «действовали с ведения некоторых как высших, так и низших чинов полиции, которые в большинстве случаев сами принимали участие в делах», впервые сообщили агенты Иркутского охранного отделения.

По мнению сыщиков политической полиции, «деятельность шайки никогда не могла бы принять таких широких размеров, какие она приняла в действительности, если бы мошенники не были так уверенны в своей безнаказанности» [11].

Задержанные в результате розыска

Задержанные в результате розыскных мероприятий Иркутского охранного отделения преступники так же не отрицали своих связей с местной полицией. В одних случаях они утверждали, «что полиция у них куплена». В других, «что чины полиции берут слишком большие взятки, что всю жизнь приходится работать на полицию».

Общим же в показаниях аферистов являлось их «категорическое заявление, что если бы не покровительство и пособничество со стороны полиции, то шайка не могла бы так успешно вести свои дела» [12].

Между тем, оперативные источники иркутской охранки сообщали, что помимо систематических поборов с пойманных преступников, «в некоторых случаях [полицейские] сами являлись поставщиками фальшивых кредитных билетов, давая их подставным лицам, с целью приобрести покупателей на более, или менее крупную сумму» [13].

Изымая поддельные деньги у мошенников, правоохранители не сообщали об этом судебным властям. Задерживаемые на месте преступления аферисты выкупались из полицейских отделений своими соучастниками, а фальшивые банкноты оставались у блюстителей правопорядка и впоследствии сбывались.

В случаях же когда скрыть происшествие не удавалось, изъятые при обыске у преступников деньги «терялись». Именно таким образом в 1907 г. помощнику полицейского пристава Мотивилову удалось приобрести 5050 фальшивых рублей.

29 ноября в квартире ссыльнопоселенца Тутурской волости Шулема Элиашевича Розенрота Мотовиловым был произведен обыск, и как следовало из материалов официального делопроизводства, «в письменном столе оказалось найдено грифованных [отпечатанных – авт.] кредитных билетов двадцати пяти и рублевого достоинства на сумму 5353 рубля». Однако судебному следователю помощник полицейского пристава вручил лишь 303 руб. Оставшиеся фальшивые деньги, по словам Мотовилова, «оказались потеряны по дороге» [14].

Со временем преступная деятельность служащих полиции приобретала все больший размах. При этом изменялись не только ее масштабы. Значительно возрос уровень, на котором она осуществлялась и координировалась. В полицейской среде выработались более эффективные способы получения прибыли, позволявшие не только увеличивать доходы правоохранителей, но и полностью контролировать деятельность мошенников.

Обладая по долгу службы достоверной информацией о перемещениях и местах постоянного пребывания наиболее состоятельных жителей губернии и всецело контролируя преступников, правоохранители организовывали и направляли деятельность мошенников в наиболее выгодном для себя русле.

В новой реальности многочисленные аферы с подделкой денег совершались уже не столько с одобрения полицейских чиновников, сколько под их непосредственным руководством. Организованные группы иркутских мошенников превратились для местной полиции в один из инструментов обогащения.

Со всей очевидностью это подтверждали негласные источники Иркутского губернского жандармского управления. По сведениям жандармов, «участие чинов полиции в аферах носило технический термин «приезда на разгон» и заключалось в том, что в то время, когда аферисты сдавали покупателю пресс с якобы заложенными в него кредитными билетами, внезапно являлись чины полиции и, заявляя, что они давно уже следят за аферистами, известными как изготовители фальшивых денег, производили в квартире обыск, отбирали в качестве поличного [вещественных доказательств – авт.] пресс и инструменты и арестовывали аферистов». Покупатель, испуганный появлением полиции либо спешил скрыться, не возбуждая преследование за похищенные у него деньги, либо освобождался самими полицейскими, «якобы из сострадания, на условии, что он никому не будет рассказывать о случившемся» [15].

В тех же случаях, когда потерпевшие пытались обратиться к судебным властям, полицейские чиновники, пользуясь правом административного принуждения, высылали их в отдаленные местности.

Несколько иная ситуация сложилась в Читинском городском полицейском управлении, где под руководством полицмейстера титулярного советника Николая Ивановича Балкашина и его помощника губернского секретаря Грудинского практиковалась торговля «живым» товаром. Для этого чиновники городской полиции с особым рвением проверяли пассажиров железнодорожных составов и посетителей публичных мест.

Выявляемые при проверках молодые девушки, не имевшие письменных видов (паспортов – авт.), высаживались с поезда и препровождались в полицейскую часть. Туда же доставлялись все женщины, задержанные в пивных лавках, на рынках и в гостиницах.

«Затем, – вспоминал бывший полицейский надзиратель Скаржинский – появлялись содержатели домов терпимости и осматривали женщин и, убедившись в пригодности, покупали их у полицмейстера Балкашина и полицейского надзирателя Семова, причем последние, в случае нежелания женщин поступать в дома терпимости угрожали им высылкой по этапу и тюрьмой» [16].

В ходе проверки, проведенной чиновником особых поручений при Военном губернаторе Забайкальской области Саврасовым, было установлено, что в течение 1903 г. полицейские арестовали 201 женщину. 46 из них за год препровождались в арестантское помещение при городской полиции от 3 до 5 раз. Причем практически все женщины задерживались полицейским надзирателем Семовым. Последний по воспоминаниям очевидцев тех событий, «был с женщинами груб до невероятности и смотрел на всех как на бессловесных животных» [17].

Соответствующими являлись и «цены». Одна живая женщина продавалась содержателям домов терпимости за 50 рублей.

Стоимость чиновников полиции

Надлежащую стоимость имели и сами чиновники полиции. Достаточно высокая возможность реализации властных полномочий в целях собственного обогащения привела к появлению рынка полицейских должностей. Так в 1914 г. помощником полицейского пристава Иркутской городской полиции Абловым было установлено, что его подчиненный старший городовой Ретивый получал своеобразную ренту с 59 ночных караульных. В случае отказа платить городовой грозил караульным, «убрать их с места» [18].

Подобные условия выдвигал для своих подчиненных начальник Харбинского сыскного отделения Флор Коваленко, требуя за место околоточного надзирателя с Ивана Шумейко по 200 руб. ежемесячно [19].

Наиболее же скандальным случаем оказалось замещение с ведома полицмейстера Читы Антонова должности полицейского служителя беглым ссыльнопоселенцем Городецким. Показательна и «тяга» беглого ссыльнопоселенца к полицейской службе. Получив предупреждение от полицмейстера Антонова о предстоящем аресте, Городецкий успел скрыться и еще около года служил урядником в Московской губернии [20].

Между тем значимость прибыли, получаемой профессиональными преступниками, вела к тому, что правоохранители пытались либо всецело координировать преступную деятельность, либо полностью вытесняли своих оппонентов из криминального промысла.

Именно в такой последовательности развивались отношения Иркутской полиции и местного преступного сообщества. Попытка установления полного контроля над организацией аферистов была впервые предпринята Иркутским полицмейстером капитаном А.Н Никольскими.

Свидетельствуя об этом, бывший урядник с. Листвиничного Иннокентий Артемьевич Петров вспоминал, что летом 1905 г. к нему обратился подрядчик Иван Василенко с просьбой о содействии в задержании лиц, причастных в торговле фальшивыми золотыми монетами.

Заявив уряднику, «что он станет покупать эти деньги, что бы изловить продавцов», Иван Василенко рассказал о месте и времени встречи с фальшивомонетчиками.

В назначенный день И. Василенко отправился к номерам «Новый Свет», где и должна была произойти сделка.

«Я, желая задержать сбытчиков, – рассказывал впоследствии И. А. Петров, ходил по противоположной стороне 3-й Солдатской и поджидал, когда продавцы фальшивых денег выйдут из гостиницы вместе с Василенко, который должен был указать мне продавца при посредстве носового платка».

Однако, к удивлению урядника, из гостиницы подрядчик вышел уже в сопровождении полицейского надзирателя Мартынова, ответившего на расспросы И. А. Петрова, что ни какой аферы в «Новом Свете» не было.

Не доверяя словам своего коллеги, урядник допросил служащих гостиницы. Из показаний прислуги Иннокентию Артемьевичу удалось узнать, «что в то время, когда Василенко с двумя неизвестными лицами был в одном номере, полицейский надзиратель Мартынов и помощник пристава Шлякевич находились в соседнем … что в то время когда происходила купля-продажа фальшивых денег Шлякевич явился в номер и арестовал продавцов фальшивых денег и взял бывший у них чемодан с деньгами» [21].

Между тем, в 3-й полицейской части, где служил помощник пристава Шлякевич, ни фальшивомонетчиков, ни чемодана с деньгами не оказалось. Не было их и в других полицейских частях Иркутска. Найти же самого Шлякевича, Петров и Василенко смогли лишь поздно ночью.

Поясняя обстоятельства задержания преступников, Шлякевич заявил, «что фальшивомонетчики отправлены им в 1-ю полицейскую часть, чемодан же с отобранными деньгами передан полицмейстеру Никольскому» [22].

Утром следующего дня все участники происшествия были неожиданно вызваны к полицмейстеру. На просьбу Василенко вернуть 5 тыс. руб. капитан Никольский ответил, «что ни какого чемоданчика от Шлякевича он не получал» [23]. Помощнику пристава Шлякевичу было объявлено устное замечание, и он еще долгое время оставался на службе. А полицейскому уряднику И.А. Петрову вскоре предложили … уйти из полицейского ведомства.

Через год оставил свое место и сам полицмейстер А.Н. Никольский. В агентурных сводках охранного отделения имелось достаточно указаний на его руководящую роль в организации наиболее крупных афер. Однако … следователям Иркутской судебной палаты так и не удалось доказать сопричастность капитана А.Н. Никольского ни к преступной деятельности подведомственных ему чинов, ни к аферам иркутских мошенников.

Примечательно и то, что с уходом полицмейстера А.Н. Никольского деятельность иркутской полиции не претерпела каких либо изменений. Скорее наоборот, стремясь получить максимальные прибыли, правоохранители еще более активизировали свое влияние на криминальный мир.

Устойчивая и, как показала практика, самоорганизующаяся система получения незаконных доходов функционировала в структуре иркутской полиции вне зависимости от личных качеств отдельных ее руководителей. С годами происходила естественная смена фигурантов криминальной деятельности, однако принципы на которых она осуществлялась оставались неизменными.

Новый иркутский полицмейстер Николай Андрианович Баранов уже не только руководил «разгонами», но и принимал в них самое непосредственное участие. Сообщая об этом, негласные источники Иркутского охранного отделения свидетельствовали, что во время аферы с купцом Колченоговым, когда сумма сделки достигла 20 тыс. руб., «на разгон явился сам полицмейстер Баранов с казаками» [24].

24 июня 1909 г. против полицмейстера Н.А. Баранова было возбуждено уголовное преследование. Начальника городской полиции обвиняли в том, «что, зная о существовании в Иркутске шайки аферистов, совершавших обманные похищения денег при содействии чинов полиции, [он] не принял лично ни каких мер к изобличению членов шайки и содействовавших им чинов полиции» [25].

Очередной «полицейский» скандал

Между тем, уже через несколько лет после ухода полицмейстера Н.А. Баранова в Иркутске разразился очередной «полицейский» скандал. Чиновники Иркутского сыскного отделения были изобличены не только в контроле за подпольной торговлей опиумом, но и в личном участии в таковой.

Преступная схема, разработанная полицейскими сыщиками и раскрытая агентами Иркутского губернского жандармского управления, включала в себя «сопровождение» транзитных поставок опиума из Средней Азии в Китай, «оказание помощи» распространителям наркотика на местах и ….подделкой такового на основе незаконно изъятого сырья серы. Очевидцы тех событий утверждали, что подобная схема приносила полицейским чиновникам «громадные барыши» [26].

Уверенные в своей безнаказанности, чиновники Иркутского сыскного отделения даже не потрудились, куда-либо спрятать поддельный опиум и устроили его склад в служебных помещениях, предназначенных для хранения вещественных доказательств.

Проведенные в ночь на 23 апреля 1915 г., обыски и аресты полностью подтвердили агентурную информацию жандармов. Чиновники сыскного отделения попытались получить более высокие доходы, и перешли от возмездного контроля противоправной деятельности к ее непосредственному исполнению.

Неограниченный доступ к криминальному рынку позволил полицейским потеснить профессиональных преступников в сделках по сбыту наркотических веществ. Высокие властные полномочия и широкие оперативные возможности гарантировали им относительную безопасность. Все вместе взятое привело к образованию в структуре Иркутской полиции хорошо отлаженной и исправно функционировавшей преступной организации.

Таким образом, к указанному времени преступность в полицейской среде на территории Восточной Сибири получила достаточно широкое распространение и затрагивала практически весь спектр правоохранительной деятельности ее чиновников. Повсеместность распространения полицейской преступности свидетельствует о системности и постоянстве факторов, влиявших на ее развитие.

Недостаточное социальное обеспечение служащих полиции в отдаленных местностях Империи вело к кадровому кризису. Последний обуславливал правовой нигилизм полицейских, вследствие которого возникали многочисленные случаи превышениями служебных полномочий в отношении подозреваемых. В некоторых эпизодах наблюдались и необоснованные акты физического насилия над местным населением.

В новой реальности существенная часть полицейских чиновников уже не столько предотвращала противоправную деятельность, сколько организовывала и направляла ее, принимая в исполнении преступлений самое непосредственное участи. Решающее влияние на это оказывала значительная концентрация на территории региона профессиональных преступников и их стремление к легализации своей деятельности путем сближения с полицейскими структурами.

Желание обрести выгоду

Осознание высоких полномочий и желание обрести выгоду вело к изменению приоритетов правоохранительной деятельности, осуществляемой не столько в интересах общества и государства, сколько в целях собственного обогащения.

Наличие служебной иерархии и практика единоначалия сделали возможным организацию преступных групп, состоящих из служащих полиции. Единичные случаи «деловой активности» отдельных чиновников перерастали в систематические «деловые отношения» полицейских структур и криминальных сообществ. Преступные деяния, совершаемые полицейскими чиновниками, стали носить организованный характер. Призванная к охранению спокойствия и благочиния, полиция Восточной Сибири к началу XX столетия превращалась в руках ее руководителей в действенный инструмент получения незаконной прибыли.

А.А.Сысоев

Криминальные сообщества Восточной Сибири в начале XX столетия: особенности профессионализации и становления оргструктур

Чрезвычайно актуальной для российского общества в конце XIX — начале XX столетий являлась проблема уголовной преступности.

В условиях капиталистической трансформации ее рост значительно опережал темпы прироста населения страны.

Фото: Каторжане Александровского
централа, начало XX века

Если с 1885 по 1898 гг. число осужденных окружными судами увеличилось на 12%, то с 1899 по 1908 гг., — на 66%, т.е. более чем в 5 раз [1].

По количеству совершенных преступлений императорская Россия занимала к 1913 г. одно из первых мест в мире: на 159 млн. чел. населения приходилось 3,5 млн. зарегистрированных преступлений [2].

Критическое положение складывалось на Восточных окраинах Империи. Здесь на бескрайних просторах Восточной Сибири при минимальной плотности населения и фактическом отсутствии крупных промышленных центров уровень уголовной преступности значительно превышал средние показатели по стране [3].

Уже в XVIII в. преступные действия отличались не только крайней жестокостью, но и организованностью. Так, по сообщениям иркутских летописей, «в феврале 1799 г. с Тельминской фабрики убежало 12 человек ссыльных, которые за тем ворвались в дом крестьянина Емельяна Быкова, убили его и перерезали все его семейство». Особенно прославился тогда бывший офицер Баратоев, занявший со своей шайкой город Жиганск [4].

К началу XIX в. положение дел ухудшилось настолько, что, по свидетельству современников, даже в столице Восточной Сибири — Иркутске не было «ни малейшей безопасности» от воров, грабителей и убийц, которые имели в городе «первое и надежное гнездилище» [5].

Дальнейшее осложнение обстановки характеризовалось не только увеличением числа уголовных преступлений, но и изменением их характера и направленности. Во второй половине XIX столетия широкое распространение получили такие тяжкие виды преступлений против собственности сибиряков, как грабежи и разбои, а в общей доле преступлений против личности стали преобладать убийства [6].

Ранее обычными являлись, как тогда писали, «одинарные» убийства, теперь таковыми становились групповые. Жертвами преступников оказывались целые семьи. Не щадили в том числе и детей [7].

Активные и жестокие действия преступников их беспринципная жажда к наживе сеяли среди обывателей ужас и панику, а страшные картины преступлений вызывали общественный протест.

Попирая общепринятые нормы морали, бандиты совершали нападения на православные храмы, убивая ради наживы священников. От дерзких налетов не спасали ни церковный сан, ни высокие властные полномочия. Объектами преступных посягательств становились и полицейские части и здания судебных учреждений. В некоторых случаях преступники покушались на собственность высших должностных лиц губернии [8].

Даже после ареста наиболее опасные представители уголовного мира вели себя крайне вызывающе. Отмечая эту особенность в поведении подследственных, Иркутский полицмейстер А. Н. Никольский докладывал губернатору:

«Сознаваясь, эти закоренелые преступники рецидивисты, чрезвычайно цинично относились к ожидаемому наказанию по суду, заявляя, что от наказания избавятся побегом и вновь прибудут в Иркутск, продолжать свою преступную и в высшей степени вредную для общества деятельность» [9].

О том, «что преступность в Сибири превосходит все другие местности; что здесь крупные и самые тяжелые преступления … что усиление преступности в Сибири год-от-году возникает в неимоверно быстрой прогрессии», — сообщал своим читателям видный представитель сибирского областничества Н. М. Ядринцев [10].

Другой исследователь сибирской действительности Д.И. Голенищев-Кутузов продифференцировал кражи по группам в зависимости от числа участников и установил: «В Иркутске преобладают шайки воров». По мнению автора, «наличность воровских шаек подтвержда[лась]. еще и тем обстоятельством, что сплошь да рядом полиция находи[ла]. краденные вещи уже в третьих руках, у скупщиков краденного» [11].

Доминирование организованных групп над одиночками существенно повышало уровень противоправной деятельности. Разветвленные сети пособников позволяли осуществлять преступления не только с большей выгодой, но и основательно уменьшали риск их раскрытия. Криминальные таланты таких организаторов преступной деятельности как Алифанов, Лябах, Верниковский, Донской, Чубатов, Каминский делали возможным создание крупных банд, способных к совершению дерзких и особо тяжких преступлений.

Обязательное разделение функций внутри преступных групп значительно поднимало профессиональный уровень преступников [12]. Совершенствуя свои навыки в определенной области криминального ремесла, они тем самым неуклонно понижали уровень личной и имущественной безопасности сибиряков в целом. Неудивительно поэтому, что по свидетельству современников тех событий, «домовые кражи со взломом и без, совершаемые по преимуществу профессиональными ворами, случа[лись]. в Иркутске в пять раз чаще чем в Томске» [13].

Стремясь скрыть противоправную деятельность от властей, преступники формировали свои специфические правила конспирации, заключавшиеся в искусной подделке документов, использовании системы «смены имен», употреблении «воровского языка» и жесточайшем пресечении попыток внедрения извне [14].

Динамика развития криминальной среды

Высокая динамика развития криминальной среды обуславливала стремительные темпы ее интеграции в сибирское общество, что в свою очередь вело к деформации правового сознания сибиряков. В связи, с чем чиновники иркутской полиции информировали руководство:

«На желаемое содействие со стороны жителей города рассчитывать нельзя, а зачастую наоборот неоднократно приходиться изобличать жителей в сокрытии мест пребывания преступников» [15].

Опасения полицейских аналитиков поддержали представители общественности.

«Местное общество, — утверждал Н. М. Ядринцев, заражалось влиянием преступников» [16].

Изменения, происходящие в общественных устоях, стирали грань между противозаконными деяниями и бытом сибирского населения, существенно повышая уровень его криминализации.

«Бывали случаи, — сообщала сибирская пресса, что грабежами на трактовых дорогах занимались лица из интеллигенции, имевшие свои дома и магазины или находившиеся на видных должностях, по довериям обществ» [17].

По сообщениям другого корреспондента А. Ордынского, «в Сибири было много состоятельных семейств, главы которых нажили состояние подделкой и сбытом фальшивых ассигнаций». По мнению автора, «нигде подделка монеты и особенно ассигнаций не была в таком ходу, как в Сибири» [18].

Решающим образом распространению преступлений, связанных с подделкой денег и документов, способствовала ситуация, сложившаяся на сибирских территориях к началу XX столетия.

Большое число беглых каторжан и низкая грамотность населения гарантировали широкий рынок сбыта фальшивых денег и документов [19]. Наличие достаточного количества мастеров преступного промысла обеспечивала уголовная ссылка [20]. Несовершенство правоохранительной системы обуславливало безнаказанность противоправной деятельности. Все вместе взятое вело к организации целых производств или, как тогда говорили, «фабрик» фальшивой монеты и поддельных паспортов.

Активное использование специального оборудования, непрерывное наращивание сети сбыта и постоянное совершенствование познаний в области граверного мастерства и химии выгодно отличали сибирских фальшивомонетчиков от их коллег из центральных областей России.

Высокая рентабельность «фабрик фальшивой монеты» и их повсеместное распространение не только привлекали к преступному ремеслу значительное число сибирских обывателей, но и формировали новые виды профессиональной преступности.

Используя устоявшееся в сибирском обществе мнение о феноменальной выгоде, обретаемой при изготовлении фальшивых денег, преступники получали доходы только лишь от слухов о прибыльности своей криминальной профессии.

По сведениям очевидцев тех событий в начале XX столетия в Иркутске появилась и успешно действовала группа лиц, «носивших в своей среде название „наводчиков“, предлагавших доверчивым людям указать мастера, который за определенное вознаграждение снимает вполне годные для сбыта копии с кредитных билетов». С течением времени единичные, случаи мошенничества с привлечением населения к изготовлению фальшивых денег складывались в систему. Агентурные источники полиции сообщали по этому поводу, что «операции эти производятся не единичными личностями, а правильно организованной шайкой» [21].

Через некоторое время в крае действовало уже несколько преступных групп, активно сотрудничавших друг с другом, но при этом разделивших сферы своей деятельности на мелкие и более крупные аферы. Логическим продолжением деятельности мошенников стало появление в Иркутске «организации по сбыту денег народной фабрикации», которая включала в себя как профессиональных преступников, так и … полицейских чиновников [22].

Деятельное участие представителей иркутской полиции в мошеннических аферах означало существенное повышение уровня преступной деятельности. Стремительной интеграции преступников в правоохранительные структуры способствовали не столько корыстные устремления отдельных полицейских чиновников, сколько своеобразие тех условий, в которых к указанному времени оказалась сибирская полиция.

Тяжелые и опасные обязанности, при минимальной оплате труда с одной стороны и значительные властные полномочия с другой послужили основой для беспрепятственного проникновения профессиональной преступности в полицейскую среду, предопределяя, прежде всего и главным образом «деловую» активность правоохранителей.

С течением времени преступная деятельность служащих иркутской полиции приобретала все больший размах. При этом изменялись не только ее масштабы. Значительно возрастал уровень, на котором она осуществлялась и координировалась. В полицейской среде вырабатывались более эффективные способы получения прибыли, позволявшие не только увеличивать доходы правоохранителей, но и полностью контролировать деятельность мошенников.

В новой реальности многочисленные аферы с подделкой денег совершались уже не столько с одобрения полицейских чиновников, сколько под их непосредственным руководством. Организованные группы иркутских мошенников превратились для местной полиции в один из инструментов обогащения. В свою очередь представители полицейского ведомства помимо выполнения своих прямых обязанностей все чаще лоббировали интересы преступников и, по сути, становились таковыми сами.

Наличие прочных взаимозависимых связей с властными структурами вело к качественной трансформации преступного сообщества. Отдельные преступные группы объединялись в мощные хорошо организованные синдикаты.

Всецело контролируя территории Восточной Сибири, преступные сообщества активно распространяли свое влияние на другие регионы страны. По информации правоохранительных органов преступления на территории края, «совершались организованными шайками, имеющими прочные связи с Верхнеудинском, Сретенском, Хабаровском, Манжурией, Благовещенском и другими пунктами».

«Усилившаяся в последнее время деятельность грабительских организаций в Иркутской губернии и Забайкальской области, — предупреждали полицейские аналитики, должна в ближайшее время распространиться на Приморскую область» [23].

Таким образом, криминальные объединения не только поддерживали устойчивые связи между собой, но и нередко выходили за рамки сибирских территорий, распространяя свое влияние, как на центральные области России, так и на территории Дальнего Востока. В ряде случаев были зафиксированы и международные операции [24].

С каждым годом преступные деяния приобретали все большую общественную опасность. Разбойные нападения и грабежи фактически парализовали экономическую жизнь региона. Только в редких случаях под усиленной охраной частным лицам и государственным учреждениям удавалось переправлять денежные средства и драгоценные металлы.

Именно на территории Восточной Сибири уголовная преступность заявила о себе на качественно новом уровне — она стала угрожать основам государственного управления.

Показательными в этом отношении являлись события, связанные с деятельностью шайки «Туруханских грабителей». Когда, по сообщениям местных властей, «жителями Туруханского края овладел панический страх …. от станка Осиновского до города Туруханска все[было]. разграблено». Нападению подвергся и сам г. Туруханск. Преступники, убив нескольких казаков и помощника отдельного Туруханского пристава Водянникова, ограбили кассу специального сборщика, действовавшего от имени Министерства внутренних дел и почтовое отделение [25].

Не менее драматичные события происходили на территории Верхоленского уезда, жители которого в буквальном смысле оказались во власти преступников. На протяжении нескольких месяцев, каждую ночь, крестьяне окрестных селений подвергались нападениям. С наступлением темного времени приходил страх. Население близлежащих селений укрывалось в своих домах, запирало двери и окна, надеясь только лишь собственные силы. В конечном итоге одной из банд был организован налет на столицу уезда — Верхоленск. Группа из одиннадцати вооруженных преступников, ворвавшись в город, совершила нападение на уездное полицейское управление и уездное казначейство. Оставив после себя многочисленные жертвы, бандиты завладели 140000 рублей, 1114 паспортами, 4 револьверами «Наган», 6 винтовками и беспрепятственно покинули город [26].

Совершенно уникальная ситуация сложилась в Иркутске к 1905 г. Здесь в отличие от других районов страны решающее воздействие на жизнь города оказало противоборство не про- и антиправительственных сил, а криминального мира и местного общества.

Специальным расследованием Иркутской судебной палаты от 12 ноября 1908 г., «не внушающим сомнения (было) установлено, что в ноябре и декабре месяцах 1905 г. жители г. Иркутска, вследствие усилившихся до крайних пределов грабежей, разбоев, убийств и погромов, оказались в весьма опасном положении».

«Дерзость злоумышленников не имела пределов, и от посягательств их не были свободны ни частные лица, ни лица, занимающие высокие служебное положение, ни даже целые классы населения», — констатировали в своих документах представители официальной власти [27].

Между тем, претерпевая количественные и качественные трансформации, многочисленный и уже профессиональный криминальный мир стал активно дифференцироваться по национальной принадлежности. На общем фоне преступности уголовной все чаще проявлялись ее этнические составляющие. Властно заявили о себе группировки выходцев с Кавказа.

Первое предупреждение о появлении организованных преступных групп, сплоченных по этническому признаку, прозвучало от начальника Иркутского сыскного отделения Н. А. Романов в 1913 г [28].

Обеспокоенность сыскной полиции подержала полиция политическая. В распоряжении жандармов оказалась обширная переписка, позволившая установить, что выходцы из Кутаисской губернии «находились между собою во взаимной связи по разным преступным выступлениям, имеющим в конечной своей цели добычу денег всеми незаконными способами, начиная от вымогательства и шантажа и кончая подлогами, подделкой фальшивых монет и кредитных билетов и наконец грабежами».

Выгодно отличаясь от своих коллег по преступному ремеслу тесными этническими связями, непонятными для большинства сибиряков письменностью и языком, кавказцы долгое время оставались наименее изученными звеном криминального сообщества Восточной Сибири. Выделяясь замкнутостью по отношению к другим представителям уголовного мира, они превосходили их жестокостью и организованностью своих действий. Не допуская в свою мир чужаков, кавказцы безжалостно и цинично расправлялись со всеми, кто пытался проникнуть в их среду [29].

Неудивительно поэтому, что большая часть полицейских чиновников, сталкиваясь с выходцами с Кавказа, предпочитала либо не замечать их преступной деятельности, либо сотрудничать … на взаимовыгодной основе. Об этом наглядно свидетельствовало поведение жандармов, принимавших при задержании кавказцев беспрецедентные меры безопасности … в отношении своих же коллег из общей полиции.

Последующие события 1913 г., связанные с одновременным арестом на всей территории Восточной Сибири более чем 330 кавказцев доказали обоснованность подозрений политической полиции.

Путем сопоставления и анализа всего фактического материала жандармы пришли к неутешительному заключению о том, что под контролем «преступной организации» находилась вся территория Сибири и Дальнего Востока. При этом местом сосредоточения и главной резиденцией преступников являлся Иркутск. По разным оценкам в городе и его пригородах постоянно находилось около 100 членов преступной организации.

За короткий срок выходцами с Кавказа, по преимуществу высланными за уголовные преступления, был создан настоящий преступный синдикат, исправно функционировавший и приносивший немалую прибыль его истинным владельцам.

Офицеры Иркутского губернского жандармского управления констатировали: «При такой серьезной и обдуманной организации и предварительном разделении преступного умысла на отдельные составные части … крайней конспиративности, которою члены организации обставляли свою преступную деятельность … трудно рассчитывать на возможность изобличить грабителей» [30].

Именно эти обстоятельства оказались решающими в противостоянии «грабительской организации Сибирских кавказцев» и мощного хорошо отлаженного оперативно-розыскного аппарата политической полиции. В ходе допросов и других следственных действий большая часть из 330 задержанных кавказцев категорически отказывалась от содействия следствию и дачи каких-либо показаний и вскоре была отпущена. Те же, кто соглашался сотрудничать, погибали прямо в тюремных стенах при загадочных обстоятельствах.

И хотя «ликвидация» грабительской организации в декабре 1913 г. позволила на некоторое время парализовать преступную деятельность, через несколько лет она возобновилась в еще больших масштабах.

Спустя два года Иркутский полицмейстер Петровский сообщал генерал-губернатору, что на территории края «существует партия больших преступников — грузин, представляющая из себя шайку вымогателей, шулеров, распространителей фальшивых денег и различных подложных документов» [31].

Таким образом, проблема уголовной преступности, чрезвычайно актуальная для российского общества в начале XX столетия, приобретала в Восточной Сибири наиболее крайние формы своего выражения.

Высокая степень профессионализации преступного сообщества сделала возможным появление его организованных структур в малонаселенных и экономически слаборазвитых местностях. Повышенная динамика интеграции криминальной среды в сибирское общество максимально ускорила взаимовыгодное сближение преступников с правоохранительными структурами. Все вместе взятое вылилось в действенную угрозу основам государственного управления.

Характерными признаками противоправной деятельности преступных сообществ Восточной Сибири являлись четкая организационная структура, криминальная специализация, отлаженная система связи и строжайшие правила конспирации.

Дерзость и жестокость преступников предопределяли активное развитие таких тяжких видов преступности как разбойные нападения и заказные убийства.

Благодаря большим финансовым возможностям и политическим связям преступники зачастую «выпадали» из правового поля, избегая уголовной ответственности. Столкнувшись в конечном итоге с мощнейшим аппаратом политической полиции, криминальный мир Восточной Сибири в бескомпромиссной и жестокой схватке сумел сохранить свои организованные структуры.

Показательно и то, что в этот непростой для российского самодержавия период значительная часть офицеров «Отдельного Корпуса», призванных охранять основы государственного строя, была привлечена к розыску уголовных преступников, хотя в других регионах страны подобная деятельность жандармам была строжайше запрещена. Исключение, сделанное для Восточной Сибири, показывало специфику этого региона, где проблема борьбы с уголовной преступностью приобретала статус первоочередной и наиболее важной для сохранения политической власти Российского самодержавия.

А.А. Сысоев

Примечания

1. См.: Учреждения управления Сибирских губерний и областей // Свод Законов Российской Империи. СПб., 1857. Т. 2. № 74, 78, С. 109-112, C. 136-139; О преобразовании полиции в Сибири // Полное собрание законов Российской Империи: Собр. 2-е. СПб., 1863. Т. 42. №44681; Устав о ссыльных // СЗРИ. СПб., 1890. Т. 14. №.471; Учреждение Сибирское // СЗРИ. СПб.,1892. Т. 2. №.45, 47, 52, 53, 65, 66, 68, 287, 339.
2. Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Иркутская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т.25. С. 320; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Московская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 38. С. 950.
3. Марголис А.Д. О численности и размещении ссыльных в Сибири в конце XIX в. // Ссылка и каторга в Сибири XVIII начала XX вв. Сборник статей под ред. А.М. Горюшкина. Новосибирск: Наука, 1975. С. 225; Учреждения управления Сибирских губерний и областей // Свод Законов Российской Империи. СПб., 1857. Т. 2. № 74, 78, 109-112, 136-139; О преобразовании полиции в Сибири // Полное собрание законов Российской Империи: Собр. 2-е. СПб., 1863. Т. 42. №44681; Устав о ссыльных // СЗРИ. СПб.,1890. Т. 14. №.471; Учреждение Сибирское // СЗРИ. СПб.,1892. Т. 2. №.45, 47, 52, 53, 65, 66, 68, 287, 339.; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Иркутская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 25. С. 320; Брокгауз Ф. А., Ефрон И.Е. Московская губерния // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 38. С. 950.
4. См.: Грамотность в Сибири по переписи 28 января 1897 г. // Сибирские вопросы. 1907. №17. С. 15.
5. См.: Инструкция об употреблении оружия полицейскими и жандармскими командами // Собрании узаконений и распоряжений Правительства Российской Империи. 1908. №86. Cт. 607.
6. Государственный архив Красноярского края (далее – ГАКК). ф. 827. Оп. 1. Д. 1467. Л. 511.
7. Государственный архив Забайкальского края (далее – ГАЗК). ф. 26. Оп. 2. Д. 34. Л. 76.
8. Рубцов С.Н., Сысоев А.А. Уголовный сыск российской полиции на территории Восточной Сибири: монография. – 2-е изд., испр., доп. / С.Н. Рубцов, А.А. Сысоев. Красноярск: Институт естественных и гуманитарных наук Сибирского федерального университета, 2007. С. 117, 118.
9. ГАЗК. Ф. 26. Оп. 2. Д. 34. Л. 2.
10. Рубцов С.Н., Сысоев А.А. Указ. соч. С. 119, 120.
11. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 106.
12. Там же. Л. 107, 187.
13. Там же. Л. 109.
14. Там же. Л. 111.
15. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176 . Л. 2. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 189.
16. ГАИО. Ф. 242. Оп. 1. Д. 20. Л. 2.
17. Там же, л.4.
18. Караульные // Иркутская жизнь. 1914. №1. С. 2.
19. ГАИО. Ф. 245. Оп. 1. Д. 542. Л. 95.
20. Хроника // Сибирские вопросы. 1909. №5. С. 45.
21. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176. Л. 255, 256.
22. Там же.
23. Там же.
24. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 176. Л. 19.
25. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 474. Л. 158.
26. ГАИО, Ф. 600. Оп. 1. Д. 884. Л. 6.

* * *

1. Мулукаев Р.С. Полиция России (IX — начало XX вв.). Н. Новгород, 1993. С. 75.
2. Наша служба — уголовный розыск. М., 1998. С. 27–28.
3. Основные направления деятельности полиции Сибири: отчет о НИР (заключит.): 02–03 / Сибирский юридический институт МВД РФ; рук. Т. В. Шитова; исполн.: Л. С. Иванова. Красноярск, 2003. № ГР 01032094. С. 7.
4. Пежемский П. И., Кротов В.А. Иркутская летопись / С предисловием, добавлениями и примечаниями И. И. Серебряникова. Иркутск, 1911. С. 151.
5. Дамешек И.Л. Окраинная политика России в первой половине XIX в. (на примере Восточной Сибири): Дис. канд. ист. наук. Иркутск, 1998. С. 118.
6. См.: Рубцов С. Н., Сысоев А.А. Уголовный сыск российской полиции Восточной Сибири: монография. 2-е изд., испр., доп. / С. Н. Рубцов, А. А. Сысоев. Красноярск: Институт естественных и гуманитарных наук Сибирского федерального университета, 2007.
7. См.: Романов Н.С. Иркутская летопись 1857–1880 гг. Иркутск, 1914. С. 141.
8. Романов Н.С. Летопись города Иркутска за 1881–1901 гг. / Издание подготовлено Н. В. Куликаускене. Иркутск, 1993. С. 132.
9. Сысоев А.А. Реформирование городской полиции и обеспечение имущественной безопасности населения Иркутска в начале XX века. / Силовые структуры и общество: исторический опыт взаимодействия в условиях Сибири: материалы научно-теоретического семинара. Иркутск: ВСИ МВД России, 2003. С. 106–122.
10. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. К юбилею трехсотлетия. Современное положение Сибири, ее нужды и потребности. Ее прошлое и будущее. СПб., 1882. С. 201.
11. Илимский Д. Уголовщина сибирских городов // Голос Сибири. 1912. №324. С. 1.
12. См.: Сысоев А.А. Иркутское губернское жандармское полицейское управление и «ликвидация» грабительских организаций в Восточной Сибири // Земля Иркутская. 2005. №2. С. 78–83.
13. Илимский Д. Уголовщина сибирских городов… С. 1.
14. См.: Сысоев А.А. Убит за то, что сыщик // Земля Иркутская. 2004. №1. С. 36–38.; Рубцов С. Н., Сысоев А.А. Уголовный сыск российской полиции Восточной Сибири… С. 178.
15. Сысоев А.А. Сибирское общество в контексте пенитенциарной политики Российского самодержавия // Сибирская ссылка: сборник научных трудов. Иркутск: ИГУ, 2009. С. 183.
16. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония… С. 209.
17. См.: Рубцов С. Н., Сысоев А.А. Из истории уголовного сыска Иркутска. // Иркутск: события, люди, памятники: Сборник статей по материалам журнала «Земля Иркутская» / Сост. А. Н. Гаращенко. Иркутск: Оттиск, 2006. С. 107–114.
18. Ордынский А. Забайкалье и монголо-буряты буддисты // Сибирский наблюдатель. 1902. № 7. С. 65.
19. См.: Грамотность в Сибири по переписи 28 января 1897 г. // Сибирские вопросы. 1907. №17. С. 15; Дулов А.В. Петрашевцы в Сибири. Иркутск, 1996. С. 18.
20. См.: Сысоев А.А. Фальшивомонетчики и их преследование на территории Восточной Сибири в XIX-начале XX вв. / Силовые структуры России и военные конфликты: материалы Всероссийской конференции. Иркутск: ВСИ МВД РФ, 2005. С. 142–154.
21. См.: Сысоев А.А. Иркутские «разгоны» // Земля Иркутская. 2007. №32. С. 16–20.
22. См.: Сысоев А.А. На службе сыска … достаток поправляя // Земля Иркутская. 2003. №1.
23. Сысоев А.А. Иркутское губернское жандармское полицейское управление и «ликвидация» грабительских организаций в Восточной Сибири // Земля Иркутская. 2005. №2. С. 81.
24. Государственный архив Иркутской области (далее — ГАИО). Ф. 600, оп. 1, д. 757, л. 82 ; Ф. 600, оп. 1, д. 884, л. 6–9.
25. Государственный архив Красноярского края (далее — ГАКК). Ф. 595, оп. 63, д. 5770, л. 102, 287.
26. См.: Рубцов С. Н., Сысоев А.А. Верхоленская полиция в начале XX века. // Иркутская губерния. — 2002. №1. С. 53–56.
27. Рубцов С. Н., Сысоев А.А. Иркутское общество и милиция. // Иркутск: события, люди, памятники: Сборник статей по материалам журнала «Земля Иркутская» / Сост. А. Н. Гаращенко. Иркутск: Оттиск, 2006. — С. 88–95.
28. ГАИО. Ф. 91, оп. 1, д. 2846, л. 40.
29. См.: Сысоев А.А. Убит за то, что сыщик… С.36–38.
30. Сысоев А. А., Рубцов С.Н. Ликвидация грабительских организаций // Твоя безопасность. 2003. №1. С. 52.
31. ГАИО. Ф. 32, оп. 6, д. 164, л. 141.

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — http://zaimka.ru/