В плену «красного Чингисхана»

Суть большевистской демагогии

Кочующий класс

На царских развалинах

О нерешённой проблеме

Неродная речь

Об ошибках

Государство устало

Мы оккупированы дегенератами

Русские - не прилагательное!

Помочь, проекту "Провидѣніе"

В плену «красного Чингисхана»

Октябрь 1917 года принёс подрыв единства русской нации и беспощадную её эксплуатацию со стороны окраин, но мы это преодолеем.

Первая неделя ноября в России традиционно превращается в неделю поиска оправданий большевистской революции. Обвиняют «проклятый царизм», рассказывают о том, что большевики царя не свергали, а лишь отобрали власть у февралистов, пугают комбинированными походами Антанты, стремившейся якобы расчленить Россию, и говорят о необходимости индустриализации, которую могла обеспечить только большевистская партия. Предпоследним аргументом оказывается полёт Гагарина, которого при царизме, конечно, не случилось бы. Последним – трогательная история о том, что в советском троллейбусе все сами клали монетки в кассовый аппарат – такие все были честные (я точно помню, что, если в троллейбусе было пусто, многие откручивали себе билет без всяких денег, а еще что ходили довольно злые контролеры).

Причины этого поиска оправданий вполне понятны. За революционное столетие русские пережили чудовищный исторический шок. Распад государственности. Гражданская война. Несколько волн голода. Жестокое разрушение традиционного уклада. Коллективизация. Уничтожение или изгнание целых сословий – интеллигенции, офицерства, духовенства. Взорванные и осквернённые храмы. Разрушенные памятники царям и национальным героям. Кровавые репрессии – от списываемых на гражданскую войну чекистских до обычной логикой необъяснимых энкавэдэшно-гулаговских. Жизнь в полунищете. Идеологические проработки и доносы. Денационализация русского самосознания и ленинско-сталинская национальная политика, включая украинизацию южнорусского крестьянства и создание, иной раз за счет русских земель, союзных республик, которые благополучно уйдут в свободное плавание в 1991-м.

Никакими позитивными достижениями этот груз негатива просто так перешибить нельзя. При этом советская власть длилась 73 с лишним года. За это время успело родиться и умереть в преклонном возрасте целое поколение, жизнь 3-4 поколений была определена советским опытом почти полностью. Людям элементарно больно думать о том, что жизнь их дедушек, родителей, а частично и их самих прошла среди этой кровавой бессмыслицы, за которой к тому же наступил либеральный ад 90-х, оправдывавший сам себя «преодолением коммунизма». Поэтому проще всего оказывается поиск оправданий всему произошедшему.

Парадоксально, но в этих оправданиях реже всего звучит мотив светлого коммунистического завтра, который обещала «руководящая и направляющая» сила КПСС. Согласно марксистской догматике, пролетарская революция обязана была произойти в любой промышленно развитой стране, а овладев машинами, пролетарии должны были начать строить общество всеобщего счастья, коммунизм. России несказанно повезло, что революция случилась в ней, а не где-то ещё.

Однако в эту сказку не верил даже сам советский агитпроп и, тем более, никто не верит сегодня. Уже сразу после захвата власти большевиками тема революции как «прорыва в будущее» стала уступать теме наказания за проклятое прошлое России. Революции в развитых капиталистических странах не случилось, а значит, то, что она произошла у нас, объяснялось ленинской теорией «слабого звена» капиталистической системы – мол, царская Россия была слишком отсталой, а потому капитализм в ней не выдержал народного напора.

По всей логике изложения агитпропа выходило, что революция была проклятьем, наложенным на Россию за отсталость. И в соответствующем ключе учебники трактовали всё прошлое нашей страны – едва ли не с Рюрика и князя Владимира накапливалась «вековая русская отсталость», сгущались «свинцовые мерзости жизни», и, чтобы избыть их, неотменимо требовалась революция, которая позволила бы сбросить путы старого строя и строить новую жизнь. За вопрос «как же отсталая страна сможет первой построить коммунизм?» расстреливали как за пораженчество.

Фактически наследником этой апологетики «от отсталости» является и современный неосоветский агитпроп, оперирующий такими понятиями, как «советский Большой проект». Иногда, впрочем, он даётся в щадящей форме – мол, Россия могла бы развиваться и без коммунизма, но тогда она превратилась бы в обычную скучную буржуазную страну без таких сверхдостижений, как прорыв в космос. Революция добавила энтузиазма и импульса необыденности – люди голодали, но спутник в космос забросили. Была ли обыденной буржуазной страной Россия начала ХХ века, осуществившая единственный в истории удавшийся глобальный железнодорожный проект – Великий Сибирский Путь и канонизировавшая преподобного Серафима Саровского, учившего, что цель жизни – стяжание человеком Духа Святого, – предоставляю судить читателю.

На самом деле, в апологии большевистская революция не нуждается, и заниматься ею абсолютно бессмысленно. Точно так же не нуждается в апологии типа фантазий о «русско-ордынском союзе» чудовищное татаро-монгольское иго. И то и другое страшные явления были вызовом русскому народу и русской истории, которые следовало пережить и преодолеть, чтобы победить. А вот прославлять большевиков, так же, как и прославлять ордынцев, восхвалять Ленина и Сталина, так же, как и восхвалять Чингисхана и Батыя, – не нужно. Это было зло, которое нас не миновало, так же, как не миновала чаша смерти Спасителя, но чудом стала не Его смерть, а Его воскресение, и прославлять Иуду, Каиафу, Пилата, как творцов нашего спасения, было бы богохульно.

В чём состояла сущность того зла, которое принёс в ХХ веке русским большевизм? Прежде всего в том, что у русского народа попытались отобрать то огромное и могучее государство, которое он строил предыдущее тысячелетие своей истории. 1917 год и последовавшие за ним события были колоссальным восстанием против русских всех тех социальных, этнических, культурных сил, которые стремились к центробежному сепаратизму, разрыву с русской империей, и ощутили, что их время подходит к концу. ... (В сокарщении)

Вся суть большевистской демагогии

Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить свободу Венгрии, Польши, Персии, Китая) и свое рабское настоящее, когда те же помещики, споспешествуемые капиталистами, ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украину».

На самом деле в этом пассаже Ленина скрывается вся суть большевистской демагогии.

Великорусские дворяне и помещики ведут войны для того, чтобы душить свободу венгерских, польских, персидских и китайских дворян и помещиков, шляхты и пашей, императоров и мандаринов.

Внимание, вопрос: какое дело великорусским пролетариям должно быть до свободы венгерских и польских дворян, персидских пашей и китайских мандаринов?

Почему, в то время как великорусское общество, с точки зрения Ленина, обязано быть непреодолимо расколотым на эксплуататоров и эксплуатируемых, угнетателей и угнетенных, другие общества, подвергающиеся или якобы подвергающиеся «великорусскому национальному» и «империалистическому гнету», должны мыслиться нами по требованию Ленина как якобы бесклассовые, как лишенные эксплуататоров и эксплуатируемых?

Почему русский пролетарий должен быть на стороне польского помещика против русского царизма?

Чем право польского помещика угнетать и обирать белорусского крестьянина ценнее для пролетария, чем право «великорусского государства-держиморды» (по Ленину) обирать того же крестьянина?

Вот этот двойной стандарт — классовый подход в отношении к своим, бесклассовый принцип национального единства в отношении чужих — и есть величайшая ложь ленинизма, свидетельство его циничного лицемерия и открытой русофобии.

Выскользнуть из этой ловушки возможно только при помощи приема «это другое». Однако тут тоже ноги разъезжаются.

Про польских и венгерских помещиков большевику приходится говорить, что они якобы прогрессивней, культурней, чем русские помещики, а потому имеют право на большую свободу, которой угрожает реакционный царизм. В общем — это «народы со старинными культурными традициями, которые не сумел разрушить варварский царизм» — как называл грузин вернейший ученик Ленина Бухарин.

Но, в то же время, персидские и китайские помещики отсталы, недостаточно прогрессивны по отношению к русским — и именно потому им надо сочувствовать как жертвам колониальной зависимости. Они, по словам того же Бухарина, «были отброшены царским колониализмом на сотни лет назад». То есть до Черняева, Кауфмана и Скобелева среднеазиаты жили в XIX веке, а Российская Империя отбросила их в XV-й (видимо, тем, что запретила рабство).

В общем, как ни поверни – русские помещики оказываются недостаточно прогрессивны, чтобы иметь право угнетать поляков, и слишком прогрессивны, чтобы им было простительно угнетать китайцев.

Кажется, это называется «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Запомните: Ленин, как всякий новиоп, как всякий патриот заграницы, весь построен на классическом двоемыслии: у нас национального единства нет и быть не может, только классовая борьба, а вот у них национальное единство есть, и ты этого национального единства не тронь.

Козалось бы — при чем тут хохлы?

Кочующий класс — о новом двухпартийном консенсусе «имени Иуды»

Махинатора средней руки с Земли, показавшего некоторую лидерскую хватку, принимают в трансгалактическую элиту, направляя в качестве начальника планеты медуз с метановой атмосферой. Герой охотно соглашается переквалифицироваться в медузы, поскольку всем его существованием движет жажда власти. Неважно, где и над кем, — среди медуз, пауков, или бактерий на помойке, — главное, быть первым.

Этот фантастический образ из повести Михаила Харитонова «Успех» довольно точно передает ситуацию, сложившуюся вокруг всё новых и новых «интернациональных» назначений на Украине, так резко контрастирующих с недавней ультранационалистической фразеологией украинского режима (впрочем, изрядно поблекшей после разрыва с «Правым сектором»).

По первости грузинские политические гастролеры во главе с Михаилом Саакашвили вызывали лишь издевательскую ухмылку: майдан, оказывается, стоял за кабинеты для выгнанных из Грузии чиновников. Но когда вслед за отставным грузинским диктатором в поход за креслами под трезубом отправились российские оппозиционные политики и активисты, то стало понятно, что перед нами определенная политическая технология.

Вашингтонские опекуны формируют кочующий политический класс, который будет универсально применим для контроля за любой страной на постсоветском пространстве, а там, глядишь, и за его пределами. Ничего, что пока этот класс больше напоминает цыганский табор. Для отдаленной заморской провинции Американской Империи — в самый раз.

Украина, чтобы не воображали там украинские националисты, есть построссийское образование, необходимое для воздействия на Россию — причинения ей всяческих реальных и символических неудобств. И, конечно, таким образованием на низовом уровне может управлять только колониальная элита, заточенная под причинение тех самых неприятностей. Тут неприемлема никакая идея «почвы», даже в самом примитивном варианте «хохляцкой хитрости», стремящейся урвать кусок под помидоры. Неприемлема даже попытка превратиться в «стационарного бандита» как пытался поступить отставной олигарх Коломойский.

Только кочевники, только гунны и печенеги. «Диким Полем взяла — Диким Полем и оставлю», — точно говорит Украине мать-история.

Поэтому невероятно глупо выглядят упреки российской общественности в «измене родине», адресуемые к назначенной замом Саакашвили Марии Гайдар. Какая уж Родина у человека, являющегося воплощением политического кочевничества? Юность в Боливии, наезд в Кировскую область, отъезд в Америку, внезапное появление в Москве, попытка получить гражданство Израиля. Среди этого планетарного коловращения залет в Одессу вполне может оказаться краткосрочным жизненным эпизодом.

Российские оппозиционеры всегда считали себя «гражданами мира», вписанными в «международную элиту». Чаще всего — без особых на то оснований и на ролях шестерок, но тем важнее для них — получить хотя бы небольшой пример возможности использования в качестве имперских чиновников, пусть в самой завалящей стране.

Поэтому, если вакансии откроются, мы можем одним махом лишиться большей части нашей псевдонесистемной оппозиции. Впрочем, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Впрочем, сама по себе оппозиционность не важна. Важен сам принцип кочующего класса, который воспринимает себя как транснациональную элиту с общими моделями поведения и общими ценностями, которые один вполне системный российский политолог на днях выразил в формуле «монетизация власти».

Мол, все элиты во всем мире, от могущественных «эль президенте» до самого скромного политконсультанта, хотят лишь двух вещей: власти и возможности эту власть монетизировать.

Мол, главное — это править людишками и уметь их вовремя и задорого продать. Любые разговоры об общественном благе и национальных интересах — это способ купить у народа поддержку своей власти. Если ее можно купить проще, через централизованную волю всемирной империи, то с народом морочиться и не надо.

Эта своеобразная политическая философия привела мне на ум Ивана Мазепу (куда ж от нее деться, от Украины), который был политиком, практиковавшим именно эту модель. Сперва он был безгранично лоялен Петру, готов ради него на любые преступления. Но эта лояльность щедро оплачивалась российским самодержцем — Мазепе дарились многочисленные имения, тысячи душ крепостных (причем не только в Малороссии, но и в Великороссии).

Щедро раскормленный этими подарками гетман уделял часть подвластной стране — большинство дошедших до нас малороссийских памятников того периода сопровождены табличкой «Построено (или перестроено) на средства гетмана Мазепы». Софийский собор в Киеве своим нынешним, прямо скажем, не древнерусским, видом обязан именно мазепинской перестройке.

Но когда пробил час, Мазепа предал и Россию, и своего благодетеля Петра, как бы тот ни был щедр. Сейчас это предательство изображается как подвиг во имя украинского национализма и Мазепу печатают на обесценившихся десятигривенных.

На самом деле договор Мазепы с Карлом XII и польским королем Станиславом Лещинским предполагал сдачу Украины как непрофильного актива назад под власть Польши в обмен на непыльное поместье в Полоцке.

«Вся Украина, включая княжества Северское, Киевское, Черниговское и Смоленское, должна вернуться под владычество Польши и оставаться под ее Короной, за что Мазепа награждается титулом князя и получает Витебское и Полоцкое воеводства с теми же правами, которые имеет Герцог Курляндский в своей земле».

Монетизация власти всегда заканчивается «Орденом Иуды».

На самом деле, никакая монетизация власти, конечно же, невозможна. Точнее, она мыслима только среди кочующих транснациональных колониальных элит, которые, конечно, никакой властью не обладают, а являются клерками, свободно конвертируемыми в ту юрисдикцию, которая больше платит.

Истинная власть есть род странного безумия. Желания увидеть мир устроенным в соответствии с той или иной идеей, образом, мечтой. Властитель всегда стремится к общественному благу. Это благо в его представлении может очень сильно отличаться от желаний общества, но ему самому оно представляется наилучшим из того, что он может дать другим. Все остальные прилагающиеся к власти приятности — возможность командовать людишками или даже их уничтожать, или возможность получить какие-то потребительские блага — вещь сугубо производная. Как только эти низшие моменты власти начинают доминировать над стремлением к преобразованию мира, власть быстро вырождается и утрачивается. Ну а никакая «монетизация» здесь невозможна в принципе — она только для клерков.

Проблема в том, что значительная часть нашего российского политического класса — такие же клерки, которые стали бы и кочевниками, если бы кто-то сделал им по настоящему интересное предложение. В любом случае, они сами готовы будут уронить ту власть, которой пока служат, как только это будет в их меркантильных интересах.

Вопрос лишь в том, удастся ли нашей империи отстоять свой суверенитет от империи всемирной или же той удастся функционализировать и наш политический класс, превратив его в одну из орд политических кочевников.

На царских развалинах — об отречении, которого не было

Трудно сказать, рассчитывала ли Наталья Поклонская на то, что своими словами о нелегитимности «отречения от престола» Николая II вызовет настоящую общественную бурю. Всенародно любимая прокурор Крыма известна как большая почитательница памяти государя. Да и где почитать Николая Александровича, если не в Крыму, где им была исхожена каждая тропинка.

Вопрос «чей Крым?» при последнем императоре всероссийском просто не мог возникнуть, мало того, в годы перед Первой мировой войной Крым на весну и осень превращался в фактическую столицу России.

Поклонская не сказала ничего нового, что не было бы заявлено уже многократно защитниками монархии. Законы Российской империи не предусматривали отречения императора. Царь не мог отречься за своего наследника и передать престол брату помимо сына. Подписанное карандашиком отречение было составлено не по форме и не было надлежащим образом обнародовано. То есть юридически — ничтожно.

Падение монархии было военным переворотом, и лишь для декора этот переворот был слегка припорошен кровавым снежком «революции».

Понятно, что у переворотов и революций своя особая легитимность насилия, но тем не менее и февралисты, и большевики весьма чувствительно относились к любым сомнениям в факте отречения императора.

В 1970-е годы в СССР был снят фильм с Василием Шульгиным «Перед судом истории», одним из участников февральской драмы. Главный смысл: «Царь действительно отрекся, я сам это видел своими глазами». Революция, которая 60 лет спустя заботится о формальной легитимности отречения монарха, выглядит странно.

Однако в операции «Отречение» был свой смысл. Сознание русского общества оставалось и в 1917-м, и много позже глубоко монархическим, и, конечно же, февралисты встретили бы интенсивное сопротивление, если бы не распространение информации о том, что царь сам, добровольно, сложил свой венец.

Пока юноши с красными бантами праздновали революцию, священники объясняли крестьянам, что государь сам отказался от власти и тем самым совершил жертву ради России. Не будь этого, уже весной 1917-го в России полыхала бы гражданская война — с учетом немецкого наступления недолгая и неуспешная для разложивших армию революционеров.

При таком «удобстве» для узурпаторов власти идеи о добровольном отречении царя слишком уж много подозрений вызывает вопрос: а было ли это отречение в самом деле? Оригинального текста найти не удалось. То, что лежит в качестве оригиналов в российских архивах, — очевидная подделка подписей царя и обязанного заверить документ барона Фредерикса.

Много источников говорит о том, что царь желал отречься в пользу наследника, а вот подписание карандашиком манифеста об отречении в пользу брата Михаила видел лишь узкий круг лиц, вовлеченных в заговор. Есть, правда, еще запись в многократно подделывавшемся дневнике царя, описывающая отречение в строгом соответствии с «официальной версией».

Графологически — действительно ли писал царь — эта дневниковая запись, как и текст отречения, никогда не анализировалась. А было ли отречение? Если нам вправду интересен этот вопрос, то начинать расследование надо с чистого листа и без предвзятости.

Но вот что характерно — невероятный поток брани, невежественных и клеветнических суждений, который обрушился и на последнего императора, и на крымского прокурора, стоило только Поклонской затронуть эту тему.

Иногда встречаются абсурдные утверждения, что царь, как абсолютный самодержец, мог отрекаться как хочешь, хоть мелком на промокашке. Разумеется, это не так — царь в России был подчинен закону и долгу, царство воспринималось как фактическое священнослужение. А Николай II был очень благочестив и щепетилен к исполнению долга. Если бы он отрекся, то сделал бы это по всей форме.

Уничтожение русской монархии и Российской империи — один из краеугольных камней современного миропорядка. На этих развалинах покоятся и первенство британского королевского дома среди прочих монархий, и безусловное доминирование Британии и США как наиболее «традиционных», избегавших в последние столетия революций стран.

Исчезла роль русских царей как защитников православия и старых традиций, не имеет легитимной сборки геополитическое пространство исторической России. Мало того, свергнутая династия и ее страна были попросту ограблены — золото, драгоценности, недвижимость…

Разумеется, этот построенный на царских развалинах миропорядок будет себя защищать, подавляя хотя бы теоретическую идею о возможности возвращения Российской империи на ее законное место в мире. Защищается настолько горячо, что даже позорную станцию в честь цареубийцы Войкова никак в метро не удается переименовать.

Базовым инструментом здесь служит клевета в адрес последнего государя, не прекращающаяся уже больше сотни лет, со времен атак на монархию эсеровских террористов, кадетской оппозиции и перебежчиков-октябристов. Очень часто наши «прогрессивно мыслящие» авторы не утруждают себя хотя бы минимальной сдержанностью относительно жестоко убитой семьи.

Все эти «Распутин», «Николашка кровавый», «царь-дурак» звучат, конечно, глупо применительно к императору, в течение четверти века возглавлявшему Россию в эпоху коренных перемен, успешно проведшему большую их часть — переход к парламентаризму и гражданским свободам, реформу армии, реформу крестьянской общины, индустриальное развитие. Царь был одновременно и динамической, и консервативной силой, охотно осуществляя перемены, но противодействуя либеральным и революционным контрэлитам угробить страну, чем они и занялись, как только от него избавились.

Сегодня у интеллигенции, которую упоминание о царе по-прежнему заводит до белой пены, новая мода. Николая II обвиняют в слабости и едва ли не в «предательстве страны» за то самое отречение, о котором идет речь. Мол, если бы царь был силен и подавил революцию, то был бы другой разговор.

Особенно эффектно такие разговоры звучат из уст коммунистов и кадетствующих либералов.

Наши современники мстят Николаю II за неудачу российской революции. Царя свергли, но никакой демократии не установили. Перерезали десятки миллионов друг друга. «Жили, как при тарзане». Высшим достижением ХХ века стала наша победа над врагом, которого не было бы, если бы государю дали добить его в 1917-м. К 1991 году скатились совсем в какой-то стыд.

Как оправдаться за очевидную историческую неудачу? Только тем, что царь был так плох, что надо было его свергнуть в любом случае, потому что, если бы он не заслуживал свержения, он бы не был свергнут. Вот такой парадокс — революционеры и их потомки обвиняют царя в революции, которую он пытался предотвратить, за то, что он ее предотвратить не смог.

Мне кажется, что это богатый материал для доктора Фрейда с его «Тотемом и табу». Фрейдовские «сыновья», убившие и съевшие «отца», обвиняют убитого в том, что он оказался недостаточно силен, чтобы их выпороть и поставить в угол, не дать им совершить преступление против него. Урок, который следует иметь в виду правителям и сегодня: сперва громко требуя вашего отречения, та же публика потом, разгромив страну, будет вас обвинять в слабости.

Свержение монархии вовлекло Россию в столетие узурпаций, всё новых и новых отказов от легитимности и принципов права, всё более деструктивных переворотов. Три в 1917-м — мартовский переворот, провозглашение России «республикой» в сентябре и захват власти большевиками. Два в 1918-м — разгон Учредительного собрания и цареубийство. Два в 1991-м. Узурпация 1993 года. Нам пора выскочить из этого порочного круга — и удобнее всего это сделать на том же месте, где мы в него попали, — 2 марта 1917-го.

Нам следует, конечно, признать, что никакого отречения императора Николая II как публично-правового акта не было, а может быть, и вообще не было как факта, и что ликвидация русской монархии и Российской империи были насильственной узурпацией, от которой никогда не поздно отречься. Потом мы можем разобраться, от какого наследия следующего столетия мы отказываемся, какое принимаем.

Восстановление легитимности Российской империи не обязывает нас ни спорить с соседями о границах, ни торопиться замещать вакантный престол. Просто вертящаяся, как волчок, российская государственность приобрела бы наконец-то устойчивую точку опоры в исторической традиции.

О нерешённой проблеме социализма

Внезапно мы обнаруживаем, что в двух ведущих странах капиталистической мир-системы социализм не только воскрес, но и выставил себя в качестве мощной политической альтернативы господствующему либеральному мейнстриму. Если вспомнить, что с другой стороны тот же мейнстрим атакуют сторонники правых популистских идей, подобные Дональду Трампу или Марин Ле Пен, причём в программе последней много антикапиталистических элементов, поданных в антиглобалистском ключе, то становится понятно, что либеральный "конец истории" закончился слишком быстро.

И если эта волна не дошла ещё до нас, то лишь потому, что и наш либерализм, и наш капитализм весьма специфичны, а наш политический процесс далёк от игры по правилам западного мира. Но закрыться от революции идей невозможно, и несомненно, что скоро поступь нового социализма мы услышим и в России. (В сокарщении)

Неродная речь — об особом статусе русского языка в российском государстве

Напряженное положение, сложившееся с обучением русскому языку в некоторых национальных республиках, давно уже стало предметом тревоги. Несколько лет напряжение между властями Татарстана, Башкортостана, Коми и русскими родителями да отважившимися за них вступиться общественниками шло по нарастающей, и лишь грозные события прошлого года на какое-то время отодвинули шумное разбирательство.

Но вот оно с неизбежностью разразилось. Во взволнованном письме, обращенном к президенту и другим руководителям государства, большая группа общественников просит вмешаться в ситуацию фактически сложившейся языковой дискриминации русских в ряде республик. Составленные республиканскими министерствами образования программы вынуждают детей из русских семей в обязательном порядке посвящать значительную часть учебного времени изучению языков титульных наций (зачастую не составляющих даже большинство населения республик).

Делается это в ущерб изучению русского языка — единственного государственного языка Российской Федерации и родного языка для этих учащихся.

Впрочем, оказалось, что родного языка у русских нет. Великий могучий и свободный оказался полностью огосударствлен. Русский — это язык государственной бюрократии, это язык межнационального общения, а вот «родным» для русских граждан России он по букве закона не является. Мало того, в том же Татарстане, как указывается в обращении, всем гражданам принудительно назначен в родные татарский язык.

Проблема не в том, что русских граждан в нацреспубликах принуждают к изучению неродного для них языка. Проблема в том, что их при этом отчуждают от языка русского. Программы коренизации расширяются именно за счет сокращения изучения русского языка и русской литературы.

При этом преподавание в вузах на территориях Российской Федерации осуществляется на русском языке. Работа в большинстве фирм и во всех госучреждениях ведется на русском языке. То есть человек, который знает русский язык хуже, чем его сверстники, заведомо неравноправен, если он хочет получить более престижную работу, чем дворник. Русские школьники в Татарстане, Башкортостане, Коми ставятся именно в это положение. Они знают грамматику русского языка хуже, чем их сверстники из обычных областей.

Могут возразить, что русский язык учат не только в школе, но и дома, с младенчества. Простите, но разве многие из нас выучили дома правила «н/нн», «тся/ться», причуды русской пунктуации. Проблема грамотности сейчас больная для всей страны, и ее надо не усугублять, а решать, расширяя изучение русского языка для всех, потому что иначе мы просто деградируем всей страной. И в этих условиях создание настоящих резерваций из «русских с ухудшенным знанием русского языка» является чисто дискриминационной мерой.

Еще одним дискриминационным элементом является принудительность изучения нацязыков, поскольку тут русские учащиеся ставятся в неравное положение с их носителями, учащими их с детства. Для татарина изучение татарского в школе — поддержка семейной традиции, для русского — изучение с азов. Разумеется тот, кто учит татарский или башкирский, равно как английский или немецкий, как иностранный, никогда не сравнится в успеваемости с носителем.

При этом с русским языком аналогичного неравноправия не происходит, поскольку носители нацязыков точно так же слышат с детства русскую речь на радио, в телевизоре, на улице. Я не знаю ни одного татарина, который не овладевал бы естественно русским языком без всяких различий. Уроженка Уфы Земфира Рамазанова владеет русским языком прямо-таки эквилибристически. Для всех жителей России открыты все возможности к литературному творчеству на русском как на родном.

Таким образом, дискриминация, обрекающая русских учащихся на заниженные оценки и сниженные баллы, — односторонняя.

Никаких оснований принуждать к нацязыкам, чтобы наладить межнациональное общение, — нет. Так можно вызвать только межнациональное напряжение, и оно действительно возникает. Родители в нашей стране издревле озабочены образованием и жизненными перспективами отпрысков и идут на любые жертвы ради хорошей школы, ради золотой медали и красного диплома. А значит, при возникновении угрозы образовательным перспективам наследника они без колебаний сменят место проживания при первой же возможности.

Политика коренизации, естественно, провоцирует не только снижение грамотности, но и отток русского населения из республик, какового, подозреваю, и могут добиваться ее подлинные инициаторы, по методичкам которых работают местные министерства образования.

Тех, кто говорит о проблемах русских, лоббисты «мультикультурализма» очень любят обвинять в «провоцировании развала страны». На примере языкового вопроса очень хорошо видно, что происходит, если не говорить о проблемах русских. Скрепы единой российской государственности начинают рассыхаться и трещать.

В стране есть один государственный язык — русский. И только этот язык может быть обязателен к изучению. Введение других обязательных языков и начало фактически дискриминационной языковой политики в некоторых регионах — это клин под самые основы федерации.

Россия — не договорной «союз республик», а единое государство, передавшее часть своих полномочий местному управлению в интересах защиты культуры и самобытности населяющих Россию народов. Но защиты, а не нападения. Создание впечатления, что на территории нашей страны существуют некие «суверенные государства», в которых русские являются «чужаками», — это вступление на тот самый путь, который стоил жизни большой нашей стране 24 года назад, — и эта рана кровоточит до сих пор.

Невозможно себе представить, чтобы русский народ подавлял другие, заставлял их отказываться от своего языка, чтобы наше государство принуждало кого-то к русификации. А вот обратное, увы, сегодня происходит во многих постсоветских странах, и очень не хотелось бы, чтобы эта практика перешла на территорию Российской Федерации.

Иногда слышится такое возражение: «Что плохого, если ребенок выучит еще один язык? Чем больше языков, тем лучше. Ребенок узнает обычаи и культуру других народов и будет их лучше понимать и уважать». Это довольно лукавый аргумент — выучить чужой язык не так уж и просто, особенно когда над тобой нависает угроза испортить аттестат. Но никогда и нигде чужой язык не учится за счет родного.

Да и насильно навязывать русским школьникам западную модель мультикультурности — глупо. У русского народа есть собственная модель толерантности, и она состоит в том, что мы не стремимся отличать чужое от своего. Папаха, бурка — это кавказская одежда или казачья? Плов — это русское блюдо или узбекское?

Русский народ принимает охотно элементы культуры других народов, а потом сам, опираясь на это родство элементов, начинает смотреть на другие народы как на своих. «Смотри-ка, и тут плов едят, прям как русские», — скажет он.

Современные практики мультикультурализма, разработанные для чрезвычайно расистски устроенного западного человека, навязывают ему приятие другого именно в качестве «другого». У нас этот мультикультурализм вызывает только чувство отчуждения. Я помню, каким потрясением было для многих в России, когда несколько лет назад они обнаружили, что лезгинка — это не наш добрый казачий танец, а «чужой» кавказский, причем могущий использоваться как средство психологической агрессии.

Сейчас вопрос о нацязыках формирует такую же зону отчуждения между русскими в Татарии и Башкирии и их сверстниками, принадлежащими к «титульным народам». Русскую молодежь вынуждают осознавать принадлежащее этим нациям как чужое, мало того — причиняющее неудобства. Этнический конфликт провоцируется на пустом месте без всякой выгоды для сохранения национальных культур.

События на Украине наглядно показали, как русские реагируют на языковое принуждение, даже если до того момента не имели ничего против других языков и их носителей. Нам нужно формирование такого же отношения к языкам Поволжья? Конечно, нет.

Подобные лингвистические эксперименты были бы понятны, если бы чиновники из нацреспублик не планировали дальнейшего государственного и политического сосуществования с русскими. Но я бы не торопился. Пока что Россия на наших глазах только расширяется.

Об ошибках

1. Массовые и агрессивные фальсификации «дабы понравиться начальству», особенно опасные в информационно чувствительных регионах — Москва, Подмосковье, Питер, крупные города с низким процентом за ЕР в декабре.

2. Радикализация оппозиции после осознания того, что, в общем и целом, Путин выиграл честно (в рамках своих собственных правил), и этот факт массового высокоэмоционального протеста, сравнимого с декабрьским, не вызывает. Переход в режим «последний и решительный бой, сейчас — или никогда».

3. Вытекающие из пункта 2 попытки силового воздействия, «разбег» на Манежную и на Кремль, попытки драться с полицией, продемонстрировать кровавые жертвы, работа на «подведение» РФ под международные санкции и т. д.

4. Нервная и неадекватная реакция властей на возможный п. 3. Попытки провоцирования. Перегиб в силовом ответе (перегиб значит вместо точечной изоляции провокаторов и лиц, применяющих насилие, — «мочение по площадям», дубинки, водометы и такое прочее — до стрельбы, надеюсь, по-любому не дойдет). Демонстрация мощи «чеченского омона» и прочих безобразий.

5. Использование возможных столкновений и оппозиционной радикализации для реакции, оправдания, сворачивания политреформ, перехода к прежней системе манипуляций партиями, выборами, силовым давлением на оппозицию и т. д.

Надеюсь, что ни одна из ошибок сделана не будет.

Особенно критично не допустить первой ошибки, поскольку если у оппозиции произойдет не радикализация отчаяния, а радикализация гнева, ты мы придем к жесткому лобовому столкновению больших масс.

Понятно, что в каждом из лагерей будут свои «пассионарии», которые будут подталкивать власть или оппозицию к соответствующему сценарию.

Надеюсь на то, что эти «пассионарии» не будут услышаны, и верх возьмут прагматики и сторонники национального согласия.

Государство устало быть нерусским

Этнокриминальная волна этого июня показала новый подход силовиков к преступлениям мигрантов.

Россия переживает новую волну этнокриминала, приводящую к взрывам социальных волнений и во многом похожую на ту, что накрыла нас в 2006-2013 годах. Тогда, напомню, у всех на слуху были такие названия, как Кондопога, Сагра, Харагун, Пугачёв и, наконец, Манежная площадь и Бирюлёво. Горячие южные мужчины, в большинстве случаев с российского Северного Кавказа или из Азербайджана, бандитствовали, беспределили, убивали, а ответом становились массовые протестные выступления русского населения, порой переходившие в прямое действие против этнобандитов.

Что тогда более всего возмущало общество? Власть, создавалась впечатление, была озабочена не столько наказанием этнокриминала, сколько подавлением протестной активности русских и борьбой за «неразжигание национальной розни». Почти каждый конфликт заканчивался осуждением наиболее шумно выступавших протестующих, и возникало стойкое ощущение, что власть хочет любой ценой поддержать чувство безнаказанности у «неместных» и внушить «местным», что сопротивление бесполезно.

В «послекрымские» годы конфликты этого типа несколько поутихли. Выдержки хватило на пять лет.

Но вот начало июня 2019 года ознаменовалось настоящей волной этнокриминала. 1 июня – убийство в Путилково спецназовца Никиты Белянкина, вступившегося за русских, избиваемых группой пьяных граждан Армении. 8 июня – убийство в Бутово группой мигрантов из Таджикистана борца Сергея Чуева, вступившегося за беременную женщину, которую они пытались изнасиловать. Наконец, 13 июня – настоящий «русский погром», устроенный цыганами в пензенском пригороде Чемодановка, где был убит мужчина, вступившийся за девушку, которую пытались изнасиловать приезжие «онижедети». Чемодановские события привели уже не просто к общественному возмущению, а к массовым протестам, включая перекрытие федеральной трассы, – люди требуют не только наказания прямых виновников, но и выселения незаконно проживающих мигрантов, создавших в пригороде настоящий рассадник криминала.

Характерно, что во всех случаях источником проблем является коллективная агрессия выходцев из ближнего зарубежья – армян в Путилково, таджиков в Бутово, среднеазиатских цыган в Чемодановке. То есть, по сути, мы имеем дело с «импортной» преступностью, угнездившейся в наших кварталах, производной от чрезмерной миграционной открытости страны.

Во всех трёх случаях речь идёт о коллективном нападении на русских, которые решили заступиться за своих и предложили «разобраться по-мужски» (неверная тактика против этих толп, никаких «честных разборок» тут быть не может: если ты в меньшинстве, то хватай своего, беги, а потом требуй, чтобы разбиралась полиция). Подобные коллективные нападения – серьёзный сигнал не только полиции, но и спецслужбам – сегодня это криминальная агрессия, завтра она станет, к примеру, мотивированной религиозным экстремизмом. Но тактика «толп» останется – и, как видим, у мирных граждан против неё шансов нет, только у ОМОНа и полиции, причём стрелять придётся на поражение.

Но главное отличие нынешней этнокриминальной волны от предыдущей – и отличие, внушающее оптимизм, – это схема реагирования государственной власти. Наконец-то сменились приоритеты. Теперь вместо «как бы чего не вышло» и «как бы русские не взбунтовались» полиция и следствие заняты прежде всего всё-таки поиском и задержанием преступников, раскрытием дела.

Убийцы Сергея Чуева были задержаны молниеносно. Не прошло и суток, как фотографии их задержания с разных ракурсов (в том числе и довольно унизительных для них) обошли соцсети.

Было много опасений, что Армения не выдаст убийц Никиты Белянкина, многие из которых стремительно купили билеты и выехали на родину. Опасались и особенностей армянского законодательства, и воспоминаний о казусе гюмринского убийцы Пермякова. Однако спустя две недели задержаны уже 9 из 10 участников драки, они оказались в российском следственном изоляторе без всякого афиширования и шума, как будто всегда там и были.

Власти в Чемодановке попытались было напомнить возмущённым русским про 282-ю статью, но быстро заткнулись. Мало того, в посёлок приехал пензенский губернатор, пообещал выселить всех, кто находится там незаконно, и сказал, что останется в Чемодановке на сколько нужно.

Силы ОМОНа, которых не оказалось на месте в момент устроенного цыганами побоища, конечно, довольно оперативно разогнали с трассы перекрывших её возмущённых граждан, но после этого власти и силовики занялись не приведением русских к покорности, а своим прямым делом. К утру 15 июня было задержано трое подозреваемых в убийстве. Ещё 170 обитателей цыганского посёлка загребли для опознания и выяснения их роли в преступных действиях. Следственный комитет показывает ролики с изъятием у преступников разнообразного оружия: топоров, бейсбольных бит, ножей, дубин.

Председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин передал дело в Главное следственное управление СКР. Это решение было принято «в целях наиболее полного, объективного и оперативного расследования». Глава СКР поручил «предельно оперативно провести комплекс необходимых следственных действий» и потребовал привлечь к ответственности всех виновных, в том числе должностных лиц, «игнорировавших тревожные сигналы от местных жителей и не предпринявших должных и своевременных мер по стабилизации обстановки». «Зайти» в центральный аппарат СКР, чтобы откупить своих, для любой диаспоры составит некоторую проблему, особенно когда дело на личном контроле у его главы.

Внезапно мы обнаружили государство и, в частности, силовые структуры не в противофазе с обществом. А в согласии с ним. Все согласны, что криминал и особенно этнокриминал – это серьёзная угроза и источник значительной социальной напряжённости, это постоянный излучатель сомнений – «а наше ли это государство и может ли оно нас защитить?» – а такие сомнения могут обойтись всем очень дорого. И наконец-то власть стала решать вопросы с этнокриминалом, не затыкая и не запугивая протестующих, а решая те проблемы, о которых они говорят, и быстро, эффективно и с широким охватом карая тех, кто эти проблемы создал. За преступления толпой садиться на большие сроки этнобандиты должны тоже толпой.

Почему это всё очень обнадеживает? В последнее время часто и много говорят об отсутствии у русских навыков самоорганизации. Мол, диаспоры и мигранты заступаются друг за друга, ходят и действуют толпой, у них круговая порука и взаимовыручка. Российские либералы, как показало дело Голунова, тоже способны выступить за «своего» так, как будто сами вчера приехали с юга. Северные же русские люди ходят одиночками, никакой взаимовыручки, никакого коллективного действия по защите своих прав.

Оказалось, что это не так. Во-первых, все трое убитых русских ребят погибли потому, что отважно защищали своих, причём Никита Белянкин фактически спас от смерти уже порезанного ножом человека. Конечно, самозащита должна быть более массовой и организованной, чтобы защитники не гибли. Но с сердцем и отвагой у наших людей всё в порядке.

Во-вторых, массовое действие толпой – признак довольно архаичной аграрной социальной организации, которая существует там, где люди живут вместе поколениями, хорошо знают своих. Там, где такая сельская общинность сохранилась – как в Кондопоге или Харагуне в 2006 году или в Чемодановке сейчас, шеститысячная толпа образовалась за несколько часов.

Но подавляющая часть русских согнана советской и постсоветской урбанизацией в огромные анонимные мегаполисы, где ты чаще всего не знаешь даже соседа, с которым десятилетиями живёшь на одной лестничной клетке. Тут никакая самоорганизация деревенского типа не сработает, собрать толпу – трудно. И что же теперь – русское большинство должно быть беззащитным перед агрессивными толпами пришельцев? Конечно нет.

В современных высокоцивилизованных и «анонимных» обществах место прямой соседской общины занимают государство и гражданское общество. Мы не для того с огромными жертвами тысячелетие строили своё государство, чтобы, будучи построенным, оно повернулось против нас самих и использовалось не для защиты наших прав и безопасности, не для подавления криминала и других угроз, а для затыкания нам рта и связывания рук, когда на нас нападают. Ситуация, которая имелась в 2006 году, когда государственные структуры казались, по сути, союзниками этнокриминала, была ненормальной. Ситуация, которую мы худо-бедно наблюдаем сейчас, – нормальная и естественная, именно так и должно действовать наше государство во всех случаях.

Только бы темпа побольше. От адекватного реагирования на уже совершённые преступления давно пора переходить к их предотвращению. И в Путилково, и в Чемодановке роковую роль сыграло отсутствие отделений полиции, слишком медленная реакция и незначительность сил правоохранителей, а также игнорирование многочисленных сигналов о неблагополучии. То есть если бы полиция в этих поселениях была, а реакция на выходки чужаков была бы своевременной – до кровавых событий дело бы не дошло.

Но, конечно, государство не может дотянуться всюду. А значит, нам нужны и новые типы гражданской организации, которые будут собирать наших людей, рассеянных по анонимным тысячеквартирным домам, – церковные приходы, всевозможные клубы по интересам – от спорта до кино, различные братства, организации самозащиты, родительские комитеты. Нам нужно массовое «черносотенство» в хорошем смысле слова (напомню, чёрными сотнями назывались структуры городского самоуправления старой Руси, на которые опиралось ополчение Козьмы Минина) – то есть городская самоорганизация граждан, которая могла бы стать опорой порядка, безопасности, совместных действий в чрезвычайных ситуациях.

Совместными действиями полиции – адекватно ориентированной на подавление криминала, а не жертв – и такого рода «чёрных сотен» наши города и пригороды скоро станут безопасными, а толпа беснующихся этнобандитов внезапно обнаружит, что она – в абсолютном меньшинстве, и присмиреет. До такой прекрасной новой жизни – далеко. Но первые признаки уже есть. Судя по тому, как реагирует государство на этнокриминальную волну июня 2019 года, оно устало быть нерусским и терпеть за это поношения.

Мы оккупированы дегенератами

Сравнительные результаты патриотического блокбастера и убогих комедий стали симптомом вырождения массового зрителя

Итоги первой недели проката «Балканского рубежа» показали две вещи.

Первая. Фильм действительно получился. Мне не показалось. Соотношение тех, кому он понравился и кому не понравился, составляет (по крайней мере по моему опросу) – 88% к 12%. Это небывалый успех. Причём лента нравится зрителям разных поколений, жизненных траекторий и даже политических вкусов.

Вторая. Мы оккупированы дегенератами. Не НАТО, не «англичанкой», не масонами, не кремлевскими коррупционерами и шпионскими оппозиционерами, а дегенератами.

Тут придётся пояснить. Серьёзная, умная, увлекательная военно-патриотическая лента с любовью, кровью и риторикой собрала в первую неделю своего проката меньше, чем собрали такие шедевры дегенеративного жанра как «Бабушка легкого поведения-2» или «Громкая связь» с их низкопробным, да ещё и с гомо-транссексуальным оттенком юморком.

Не буду считать в рублях, буду считать в зрителях, чтобы было наглядней и страшнее. За четыре дня на «Балканский рубеж» пришли 471 840 человек. За такие же первые четыре дня проката (24-27 января) на «Бабушку легкого поведения» пришли 788 660 человек, а на «Громкую связь» (14-17 февраля) 747 861.

Я заведомо не сравниваю с голливудскими комиксами вроде «Алиты» или «Капитана Марвел», понятно, что от оккупации героинями из американских ВВС мы избавимся ещё нескоро. Но вот тот факт, что при сравнимом уровне раскрутки и при одинаковом количестве сеансов на мощный военно-патриотический фильм приходит «самотёком» почти вдвое меньше народа, чем на третичный комедийный субпродукт поржать над мужиком, переодетым в женское платье, – повод серьёзно напрячься не только по поводу нравственного, но и по поводу умственного здоровья значительной части наших зрителей. Перед нами не проблема зрительского восприятия кино (уверен, что в итоге у «Рубежа» всё будет отлично), перед нами симптом состояния нашего массового сознания, симптом массового оглупления и дегенерации, которые становятся уже доминантой массового же поведения.

Я не очень люблю фильмы про переодевание мужчин в женщин и всевозможное трансвеститство, но бывают среди них и глубокие (вроде недавнего «Человек, который удивил всех»), и просто смешные и яркие, как «В джазе только девушки», бывает вторичная, но яркая продукция, как «Тутси» или «Здравствуйте, я ваша тётя». Пресловутые «бабушки», да ещё и с приставкой «2», это уже дегенерация жанра четвёртого порядка.

Представить себе, что человек в здравом уме может потратить на это деньги и время, – это значит представить себе такую высасывающую пустоту и плоскость в душе, что становится жутко. Причём это ещё и хохочущая, весёлая, напористая плоскость, она ржёт и жуёт попкорн.

И вот от осознания того факта, что эта армия дегенератов, собирающаяся за свои деньги по первому щелчку едва ли не вдвое больше, чем армия условных патриотов, которую приходится с калачом заманивать даже на очень хорошее кино, становится очень страшно.

Дело, повторюсь не в кино самом по себе. Кино это просто наглядный поведенческий эксперимент – на какие стимулы реагируют большие группы людей, а на какие нет. Приходится экстраполировать поведение в сфере массовой культуры на другие сферы – политику, экономику, выборы.

Они ещё президента нам изберут. Владислав Сурков тут не так давно заявил, что путинизм – эпоха нашей истории, которая продлится и после Путина. Очень может быть, но не хотелось бы, чтобы закончилась эта эпоха своим Горбачёвым, который был классическим дегенератом советской системы.

А случись какая-нибудь гражданская смута? Можете представить себе условную армию «Бабушек», «Яиц судьбы» и прочего – против условной армии «Рубежа». Они задавят числом. Вся надежда только на то, что фанаты боевиков лучше умеют стрелять, но и то неизвестно, не прилетят ли к дегенератам на помощь фанаты «Капитана Марвел».

Можно, конечно, как у нас принято, обвинять во всем власть. Да. Воплощённые дегенераты у нас были у руля с 1985 по 1999 годы. Да, и по сей день власть целенаправленно оглупляет людей с помощью телевизора, ЕГЭ, космической пошлости всего и вся вокруг себя. Долгое время нашим политическим элитам казалось, что дегенерат прост в управлении и надёжен, а потому его надо предпочитать патриоту, по формуле одного австрийского императора: «Сегодня они патриоты за меня, а завтра – против меня, это не годится».

Проблема в том, что управляемость дегенерат может потерять в любой момент, а вот ума и культуры, политической и общечеловеческой, у него от этого не прибавится. И что тогда произойдёт – можно полюбоваться на Украину, где «кандидат от хохочущих дегенератов», кажется, лидирует не то что над здравым смыслом, а даже над «патриотами Украины». Мы можем ему симпатизировать, но исключительно потому, что это идёт во вред врагу, а быть «патриотом Украины» – зло.

Между тем и политика нашей власти, и стратегии и намерения патриотических или, напротив, оппозиционных сил ориентированы на более серьёзный, более интеллектуальный тип человека, который худо-бедно производила наша литература, образовательная система, позднесоветская массовая культура (при всём неоднозначном к ней отношении). Что «массовый человек» изменился, ни власть, ни общество, кажется, не заметили (а ещё не осознали, что в практическом плане часть этого массового человека составляет миграционный человек). И от этого массового человека становится и жутко, и противно.

Вся мысль наших патриотов последние два десятилетия строилась на том, что нам запрещают быть русскими. А, мол, если запрет снять, то всё получится само собой, поскольку идеология патриотического большинства всё сделает сама. Глядя в 2019 год и дальше, нельзя не задаться вопросом – есть ли ещё это большинство или большинство уже составляют те, кому смешно, как пукает и кряхтит трансвестит?

Что, если массовый человек это уже «Последний человек» Ницше? «Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. Смотрите! Я показываю вам последнего человека. «Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?» – так вопрошает последний человек и моргает». А у нас против этого последнего человека нет ни сдержек, ни противовесов.

Кто-то скажет – «вот опять у него народ не тот». И солжёт. Народ, нация, по крайней мере для русского националиста вроде меня, это совокупность людей, которые усвоили русскую национальную идентичность, кто на инстинктивном или сознательном уровне имеет хотя бы базовую систему различения «свой – чужой», «хорошо – плохо», «умно – глупо» и выбирает свою сторону. Да, значительная часть народа пассивна и ведома, но когда ей указывают сторону – идёт куда надо.

За последние годы мы получили панургово стадо дегенератов, которые вряд ли вообще имеют какую-то идентичность и какие-то ценности выше уровня «ржаки», и они носятся по культурному полю в поисках этой самой ржаки. А если они так же начнут носиться по политическому полю, то пощады не жди. А они будут носиться, потому что «никому ничего не должные» чиновные андроиды уже всех достали, и избиратели голосуют за кого угодно, лишь бы против них. В этом протесте, если он так и останется окрашен в дегенеративные тона, если не облечь его в нормальную четкую и умную политическую силу, которая будет вести, а не тащиться, может утонуть вообще всё, что мы делали последние годы.

Мы сейчас будем совершенствовать государство, армию, культуру, издадим массу умных книжек, изобретем карманные ядерные реакторы, построим распрекрасные храмы, а потом придет дегенерат и моргнет.

Русские - не прилагательное!

Без русских никакой России не будет. Чтобы была Россия нужны русские, нужно, чтобы русских было больше и мы становились всё более русскими – народом с глубоким и гордым историческим самосознанием и уверенностью в собственных силах. Необходимо, как выражался некогда министр просвещения граф Уваров: «Развить русскую национальность на истинных её началах и тем поставить её центром государственного быта и нравственной образованности».

И напротив, путь к гибели страны – делать так, чтобы русские ощущали себя гонимым и угнетаемым меньшинством, испытывали желание сесть на трактор и «сбежать из России». Виноваты в том, что у части русских граждан появились соответствующие настроения были и власть, десятилетиями не замечавшая русскую проблему и сводившая единство России к тому, чтобы «не обижать гордые народы».

(В сокарщении)

Публицист Егор Холмогоров

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — tsargrad.tv