Аннотация

Проблемы со снабжением

Обеспечения полевой армии

Физиологическая норма

Недвусмысленные указания

Регламентация

Реквизиции

Божьим милосердием

Подводя итог

Источники и литература

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Аннотация

Традиционная подача военной истории и истории военного дела как «истории битв и сражений» скрывает от взгляда исследователя и тем более неподготовленного читателя оборотную их сторону, связанную с черновой, повседневной работой, делающей возможными и битвы, и сражения.

К сожалению, поднятая в статье проблема является практически неизученной в отечественной историографии, хотя вопросы организации снабжения войск и в мирное время, и в военное можно отнести к числу важнейших, характеризующих уровень развития и совершенства военной машины и военного потенциала того или иного государства.

В статье на основе привлечения широкого круга источников, как нарративных, так и документальных, рассматриваются вопросы, связанные с логистикой в войнах Русского государства 2-й полoвины XV–XVI вв.

Анализу подвергаются такие вопросы, как способы и приемы организации снабжения войск, их соотношение; проблемы, связанные с устройством обоза; влияние изменений в политическом и социальном устройстве Русского государства, а также в военном деле раннего Нового времени на проблемы, связанные с логистикой, и ряд других.

Своей целью автор поставил формирование более или менее целостной картины, характеризующей особенности логистики в войнах Русского государства в эпоху позднего Средневековья – раннего Нового времени.

Основной вывод, к которому приходит автор, заключается в том, что традиционная картина русского войска, не обремененного большим обозом и способного самообеспечиваться на местности по принципу «война кормит войну», требует пересмотра и существенной корректировки.

Проблемы со снабжением

Традиционно военная история подается как «история битв и сражений», и, открывая очередное издание, посвященное той или иной войне, кампании или сражению, читатель в первую очередь ожидает увидеть именно эту сторону войны.

Однако развевающиеся знамена, клубы порохового дыма и двигающиеся по мановению руки военачальников по полям славы полки не должны заслонять от нас оборотную, техническую, сторону войны.

Под ней мы подразумеваем в данном случае разрешение проблем, связанных со снабжением войск, – проблем, пренебрежение которыми могло очень дорого стоить тем, кто в силу каких-либо причин счел бы этот низменный вопрос недостойным внимания настоящего воина и стратега.

Именно на этом, кстати, и обжегся в 1316 г. великий князь владимирский и тверской Михаил Ярославич, потеряв на обратном пути из похода на новгородцев немалую часть своей рати от голода и болезней [см., например: Новгородская первая летопись старшего извода, 2000, с. 95].

К сожалению, в отечественной историографии вопросы логистики не в чести – чего не скажешь об историографии западноевропейской и американской (один лишь перечень работ, касающихся вопросов логистики на войне, займет не одну страницу) [см., например: Perjes, 1970; Parker, 1972; Feeding Mars: logistics in Western warfare from the Middle Ages to the present, 1993; Shean, 1996; Nusbacher, 2000; Logistics of warfare in the age of the crusades, 2006; Haldon et al., 2011–2012 и др.].

Не касаясь причин этого, в этой статье мы сосредоточили наше внимание на анализе проблем, связанных со снабжением русского войска в войнах 2-й половины XV–XVI вв.

Обеспечения полевой армии

Несколько предварительных замечаний. С легкой руки барона С. Герберштейна, имперского дипломата и мемуариста, в литературе утвердился образ неприхотливого и чрезвычайно воздержанного воина-московита и его коня, готовых довольствоваться самым малым на протяжении всего похода [Герберштейн, 2008, с. 247, 249, 401]. Безусловно, в этом описании присутствует некая доля истины.

Однако сохранившиеся актовые материалы позволяют поставить под сомнение эту характеристику – во всяком случае, ее «генеральный», приложимый ко всем обстоятельствам войны в Восточной Европе характер. Стоит также отметить и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, напрямую связанное с процессом т.н. «военной» (или, применительно к эпохе, рассматриваемой в этой статье, «пороховой») революции.

Одним из ее характерных признаков, по мнению Дж. Паркера [Parker, 1988, p. 43], являлся серьезный рост численности вооруженных сил – как вообще, так и выставляемых в поле.

Этот рост (на порядок в течение жизни одного-двух поколений [см., например: Софийская вторая летопись, 2001, стб. 104–106; Московский летописный свод конца XV вв., 2004, с. 262–263; Алексеев, 2007, с. 161]) вкупе с кардинально изменившейся в связи с широким распространением огнестрельного оружия технической оснащенностью войск существенно усложнил проблемы военной логистики.

В первом приближении их можно разбить на две основные, тесно взаимосвязанные группы – примерные «нормы» обеспечения войск провиантом, фуражом и амуницией и размеры обоза, необходимого для нормального функционирования полевой рати в ходе кампании.

Третье важное условие, о котором не стоит забывать, говоря о проблемах логистики на восточноевропейском театре военных действий: армиям восточноевропейских государств предстояло действовать в ландшафтах, плотность населения которых в разы отличалась от западно- (в большей степени), центрально-европейской и балканской (в меньшей степени) [см., например: Perjes, 1970, с. 4].

И, к примеру, данные новгородских писцовых книг только подтверждают эти наблюдения [см., например: Аграрная история северо-запада России XVI века, 1974, с. 32, 81, 114, 115].

Понятно, что в таком положении полагаться на фуражировку и добычу провианта на местности было более чем рискованно – ведь вполне могла сложиться ситуация, когда «как поидет рать, ино хлебы все свозят в городы, а сена пожгут» [Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой, 2006, с. 130]. Значит, нужно было всерьез озаботиться поиском более надежных способов обеспечения полевой армии провиантом и фуражом, не говоря уже об огнеприпасах и прочей амуниции.

И, наконец, и воин, конный или пеший, и лошадь для того, чтобы поддерживать себя в пригодной для боя и марша форме, должны были получать определенный физиологический ежедневный минимум провианта и фуража.

Размеры этого минимума можно представить, исходя из данных хозяйственной документации XVI–XVIII вв. [см., например: Иванов, 1864, с. 29–30; Милов, 2001, с. 232, 236]. Примечательно, что эти нормы выдачи фуража существенно не изменялись со временем и оставались примерно на одном и том же уровне – в день «на десять лошадей острамок сена да четверть овса» (т.е. 4–5 кг овса и от 6 до 8 кг сена в осенне-зимний период) [см., например: Дополнения к актам историческим, 1846, с. 129–131; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Нагайской ордами и с Турцией, 1884, с. 441–442].

Правда, пастбищное содержание лошадей поздней весной – летом не слишком сильно улучшало ситуацию, поскольку при выполнении легкой работы (таковой считался дневной переход в 35 км) 300–350-килограмовая лошадь нуждалась примерно в 30–35 кг хорошей травы ежедневно, а при переходе в 60 км (средняя работа) – уже в 45–50 кг [Калинин, Яковлев, 1961, с. 162, 166].

Физиологическая норма

«Физиологическая» норма провианта в рассматриваемое время составляла около 24 пудов условного зерна в год на человека. При этом, как отмечал Л.В. Милов, 24 пуда – «это норма, ниже которой опускаться рискованно, поскольку в пересчете на калорийность (с учетом разной калорийности каждого “хлеба” в ассортименте обычаев и представлений XVIII столетия) это составляло примерно 3200 ккал…» [Милов, 2001, с. 388].

Для сравнения: согласно данным Литовской Метрики, кормовое жалование перебежавшим на службу к Сигизмунду II русским детям боярским в пересчете на калории составляло около 4500 ккал в сутки [Lietuvos Metrika, 2000, s. 60; Метрыка Вялiкага княства Лiтоўскага, 2001, с. 66]. Безусловно, что такой уровень потребления может показаться чрезмерным. Но как долго протянет сын боярский и его конь на голодном пайке?

И будут ли он и его конь способны выполнять боевую задачу, паче того, биться «лучным боем» и «ручным сечением», если придется вступить в «прямое дело» с неприятелем? Ведь одно дело – осадное «сидение», и совсем другое – полевая кампания, которая длилась по нескольку месяцев кряду [см., например: Летописец начала царства… 2009, с. 15; Пенской, 2012, с. 77–78].

Недвусмысленные указания

Мы намеренно не берем в расчет «береговую» службу, ибо здесь во время летнего «стояния» в пооцких городах вопросы снабжения решать было не в пример проще, чем во время походов в неприятельские «дальноконные грады» – дети боярские могли полагаться не только на «кормы», взятые с собою в поход, но и на подвоз из дому.

Любопытные подробности на этот счет дают нам т.н. «обидные» списки начала 70-х гг. XVI в., позволяющие представить характер и объем таких перевозок [Памятники истории Восточной Европы, 1998, с. 31]. И, наконец, есть все основания полагать, что московские дети боярские (и уж тем более московская знать) в походах вовсе не собирались отказывать себе от привычных «стандартов» поведения и потребления.

И, сравнивая известия о кампании 1377 г., завершившейся поражением русской рати на р. Пьяна, и зимней кампании 1564 г., также неудачной для русских, нетрудно заметить почти дословное сходство этих описаний и причин неудачи [см.: Письмо гетмана литовского Радивила, 1847, с. 2; Типографская летопись, 2000, с. 134; Продолжение Александро-Невской летописи, 2009, с. 329; Пенской, 2010, с. 242]. И ряд таких примеров можно продолжить [см., например: Вологодско-Пермская летопись, 2006, с. 189].

Что особенно любопытно в этих описаниях – так это недвусмысленные указания на большой обоз, санный или колесный, сопровождавший русские рати. Впрочем, это и неудивительно – анализ актовых материалов XVI в. позволяет составит четкое представление, что брали с собой в поход дети боярские (причем чем богаче был сын боярский, тем большее количество имущества его сопровождало) [см., например: Акты Русского государства, 1975, с. 199; Памятники истории Восточной Европы, 1998, с. 35]. Чтобы доставить все эти «животы» (не говоря уже о провианте и фураже) к месту назначения, одних только вьючных лошадей было бы недостаточно.

Кстати, о вьючных лошадях. Знаменитый «Приговор царской о кормлениах и о службе» 1556 г. требовал от детей боярских выступать в дальний поход непременно «о дву конь» [Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью, 2000b, с. 269]. Однако это норма для дальнего похода носила, похоже, рекомендательный характер, а на самом деле служилый человек выступал в поход, имея с собой столько лошадей, сколько мог себе позволить. При этом доля вьючных лошадей была невелика [см., например: Акты Русского государства, 1975, с. 199; ср.: Антонов, 2004, с. 82, 83, 85; Герберштейн, 2008, с. 249].

И снова повторимся – это неудивительно, если исходить из примерной грузоподъемности подводы и вьючной лошади. В зависимости от характера груза и состояния дорог, исходя из данных актовых материалов XVI в., грузоподъемность подводы составляла от 250 до 400 кг груза, тогда как обычная ногайская лошадь могла поднять груз (вьюк или всадника в доспехах) от 75 до 120 кг [см., например: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею, 1836, с. 284; Акты юридические… 1838, с. 224; Калинин, Яковлев, 1961, с. 233].

Регламентация

Теперь, когда в нашем распоряжении есть некоторые исходные данные, когда мы знаем, какими выступали в поход московские дети боярские, сколько они брали с собой доспеху, коней, людей, всяких животов и «ествы» с питьем, какова примерная грузоподъемность подводы и сколько может поднять вьючная лошадь, можно с уверенностью сказать, что та легкость, с которой, согласно Герберштейну, решались проблемы снабжения войск в Московии, выглядит явно надуманной.

Анализ информации, содержащейся в летописях и в актовых материалах 2-й половины XV–XVI вв., позволяет утверждать, что в рассматриваемый период действовало три основных способа решения логистических проблем. Первые два можно полагать традиционными, и основывались они на том, что дети боярские сами будут обеспечивать себя всем необходимым.

И неважно, будут ли это припасы, взятые из дому или же реквизированные на месте (порядок «силного имания» на своей земле хорошо прослеживается через летописные свидетельства и актовые материалы [см., например: Кобрин, 1962, с. 319]), или и то, и другое одновременно, равно как и доставка припасов также обеспечивалась самими детьми боярскими.

Регламентация со стороны великокняжеской администрации в этом случае была минимальной – детям боярским и посошным людям лишь указывалось, где, когда и к какому сроку им надлежало собраться и на какое время они должны взять с собою все необходимое [см., например: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею, 1836, с. 184; Акты служилых землевладельцев, 1997, с. 207; Баранов, 2004, с. 123].

При анализе летописных известий обращает на себя внимание тот факт, что, к примеру, зимние походы длятся около 3-х месяцев – как, например, поход на шведов зимой 1555/1556 гг. (с декабря по февраль) или 1-й Ливонский поход зимой 1557/1558 гг. (снова с декабря по февраль) [Лебедевская летопись, 2009, с. 242, 259–261].

Напрашивается предположение, что три месяца, или 90 дней – это примерный максимум «автономности» детей боярских и посошных на их собственных припасах (с учетом «силного имания» и грабежей на неприятельской территории). И если наше предположение верно, то, с одной стороны, становятся ясными, к примеру, причины недовольства новгородских детей боярских летом 1552 г., во время 3-й казанской кампании Ивана Грозного [Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью, 2000b, c. 191].

Действительно, если царский наказ новгородцам выступить в поход и собираться в Коломне был отправлен в Новгород в апреле 1552 г., то к началу июля новгородцы как раз находились бы в кампании те самые 3 месяца и должны были основательно поиздержаться. С доставкой же припасов из дому у них явно должны были быть проблемы.

С другой же стороны, исходя из «физиологической» нормы провианта и фуража, можно прикинуть, сколько должны были взять с собой «корму» что дети боярские, отправлявшиеся под Полоцк поздней осенью 1562 г., что новгородские пищальники весной 1546 г., и каких размеров мог достичь их обоз, вьючный и колесный, и почему при первой же возможности русские воеводы предпочитали перемещать и войско, и грузы по рекам.

Реквизиции

«Силное имание» (реквизиции) не слишком сильно облегчали положение, вне зависимости от того, занимались ли ими ратники в деревнях вдоль трактов, по которым они маршировали к границе, или же на неприятельской территории.

Конечно, идущие на «фронт» ратники имели право «ставиться» в придорожных деревнях и селах и реквизировать у них «корм» (экономя тем самым свой «запас»). Тяглецы же, в свою очередь, были обязаны снабжать проезжих государевых людей и припасами, и подводами, и проводниками-вожами.

Такого рода произвольные реквизиции считались нормой и своего рода повинностью, которую обязано было нести тяглое население. Но, учитывая нравы той, отнюдь не вегетарианской, эпохи (ратные и на своей территории отнюдь не стеснялись в способах удовлетворения своих потребностей [см., например: Псковская 1-я летопись, 2003, с. 178; Псковская 3-я летопись, 2003, с. 195, 235; Никаноровская летопись, 2007, с. 106]), подобного рода «силное имание» имело негативный эффект, и моральный, и политический, и экономический.

Оно, с одной стороны, подрывало авторитет верховной власти (от которой ожидали, что она будет держать своих людей «в узде» и придерживаться «твердо добраго закона правило, иссушаа крепко безакониа потокы» [Иосиф Волоцкий, 2007, с. 184]).

С другой же стороны, «силное имание» со стороны детей боярских и их людей препятствовало выполнению тяглецами своих обязанностей перед государем – под угрозой оказывались исправная выплата податей и несение повинностей (не секрет, что, к примеру, «силное имание» в немалой степени способствовало запустению северо-западных уездов в ходе войны за Ливонское наследство 1558–1583 гг. [см., например: Аграрная история северо-запада России XVI века, 1974, с. 297]).

Естественно, что власть стремилась минимизировать урон, наносимый произвольными реквизициями проезжих ратников. Отнюдь не случайно в формулу освобождения от «силного имания» был внесен пункт о наказании мародеров и грабителей [см., например: Кобрин, 1962, с. 319].

Любопытно, но польский шляхтич С. Немоевский в своих записках отмечал, что у московитов в обычае правило, что «если бы кто в походе насильственно взял что-либо из припасов, хотя бы только сена – суровое наказание» [Немоевский, 2006, с. 183]. В том, что это были не пустые слова, могли убедиться на собственном примере воевода князь М.В. Глинский и его люди, мародерствовавшие на Псковщине зимой 1557 г. [Псковская 3-я летопись, 2003, с. 235].

Кроме того, в разного рода льготных, жалованных и иных подобного рода грамотах освобождение от «силного имания» входило в обязательный список привилегий, получаемых адресатом грамоты от государя. Формуляр такого освобождения практически не менялся от времени ко времени [см., например: Маштафаров, 1997, с. 28; ср.: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею, 1836, с. 180; Каштанов, Робинсон, 1961, с. 256].

Понятно, что все эти запреты снимались, как только войско вступало на неприятельскую территорию. Здесь ратники получали полную возможность воплотить в жизнь принцип «Bellum se ipsum alet». Характерным примером такого решения проблемы может быть зимний 1534/1535 гг. поход русских войск в Литовское великое княжество [Летописец начала царства… 2009, с. 15].

Из летописной повести о походе (написанной явно на основе воеводской отписки) картина нашествия представляется более чем емкая и однозначная. Держа главные силы и обоз-кош в кулаке, воеводы рассылали вокруг отряды детей боярских и их послужильцев «в зажитье», и те решали проблему снабжения, попутно и набирая полон и животы, опустошая и разоряя все на своем пути.

Периодически воеводы делали остановку – в нашем случае под Молодечно, а затем на подступах к Вильно, – отабориваясь и приводя в порядок свои полки, рассылая одновременно от табора-коша отряды всадников за провиантом, фуражом, полоном и животами (как это сделал, к примеру, Иван III под Новгородом зимой 1477/1478 гг. [Московский летописный свод…2004, с. 315]).

Божьим милосердием

Обратим внимание читателей на один момент из этого и подобных ему описаний – концовка их выдержана всегда примерно в одном и том же духе: «Божьим милосердием сохранено бысть великого государя и его матери воинство, цело и здраво приидоша в Опочку с великою корыстию и со многим пленом (выделено нами –В.П.)…» [Летописец начала царства… 2009, с. 15].

Согласимся с тем, что доставить пресловутую «великую корысть» и «многий плен» в тороках и вьюках нереально просто физически, следовательно, наличие большого обоза при войске просто обязательно, поскольку далеко не всегда можно было полагаться на «помощь» со стороны обираемых, как это было, к примеру, в 1456 г. в Старой Руссе [См., например: Летописный сборник, именуемый летописью Авраамки, 2000, стб. 194].

Справедливости ради отметим, что «силное имание» в отдельных случаях воспрещалось и на территории, на которую не распространялась юрисдикция великих князей.

Любопытным в этом плане представляется известие Никоновской летописи, которая, повествуя о событиях кампании 1380 г., указывала, что, перейдя Оку и вступив в пределы Рязанского княжества, Дмитрий Иванович запретил заниматься реквизициями на его территории [Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью, 2000а, с. 54].

Известие это уникально, но отнюдь не выглядит нелогичным и невозможным – самовольные реквизиции и «силное имание» неизбежно создавали напряженность в отношениях с местным населением, которого в иных ситуациях стоило избежать.

Подобного рода запреты могли быть продиктованы и чисто военными соображениями, как, например, во время Полоцкого похода 1562/1563 гг. [Лебедевская летопись, 2009, с. 305]. вменялось в обязанности по прибытию на место службы проверить, помимо всего прочего, еще и состояние запасов провианта, фуража и амуниции во вверенной им крепости [Акты служилых землевладельцев, 2002, с. 328–329].

И Москва все время контролировала воевод, требуя от них, чтобы те информировали ее насчет того, соответствует ли состояние запасов во вверенной воеводскому попечению крепости назначенному «окладу», и если не соответствует, то «сколько ещё того хлеба и всякого запасу и зачем не довезено, чтоб нам было то в ведоме…» [Памятники истории Восточной Европы, 1998, с. 107].

Все эти меры предпринимались и для того, чтобы на случай «осадного сидения» ратные люди не страдали от голода, и для того, чтобы «голодовавшие» в городах служилые люди (прежде всего пушкари, стрельцы и казаки) получали хлебное жалование («на месяц человеку по осьмине ржи») и «з государевы службы с голоду не разбрелись…» [Памятники истории Восточной Европы, 1998, с. 108–109].

Подводя итог

Подводя итог всему вышесказанному, можно с уверенностью сказать, что по мере усложнения проблем, связанных со снабжением войск, в Русском государстве 2-й половины XV–XVI вв. постепенно, шаг за шагом начинает формироваться прообраз позднейшей интендантской службы.

Конечно, до практики регулярной выдачи более или менее стандартизированных пайков ратникам и их коням в это время дело еще не дошло.

Однако, как показывает анализ сохранившихся документов и летописных свидетельств, такая практика постепенно оформляется и накапливается соответствующий опыт.

При этом соотношение трех основных способов разрешения логистических проблем существенно изменилось. Для служилых людей по отечеству самообеспечение провиантом и фуражом по-прежнему оставалось основным путем разрешения вопроса со снабжением, но при этом дети боярские могли рассчитывать в случае необходимости и на поддержку со стороны государства.

Служилые же люди по прибору полагались на хлебное и иное жалованье со стороны государства. При этом и для детей боярских, и для стрельцов, и для казаков, и для татар «силное имание» на своей территории становилось все более и более затруднительным и даже опасным – власть все реже смотрела сквозь пальцы на «художества» ратных людей. Конечно, на вражеской территории во время военной кампании самовольные реквизиции и мародерство оставались в широком ходу, но, учитывая растущую численность войск, решать проблему снабжения таким образом становилось по объективным причинам все сложнее и сложнее.

Все это вело к тому, что власть должна была и в итоге постепенно во все больших масштабах брала в свои руки дело организации снабжения войск.

Как результат – рост сопровождавшего войско в походе обоза вел к усложнению и проблем, связанных с его охраной и передвижением (как это было, к примеру, во время полоцкого похода Ивана Грозного [см.: Лебедевская летопись, 2009, с. 305]).

Формирование прообраза интендантской службы было связано не только с тем, что, замыкая на себя все нити управления непрерывно усложнявшейся военной машиной, центральная московская администрация взваливала на себя и немалую часть вопросов логистики.

На наш взгляд, в наметившемся постепенном переходе на новые основания в деле организации снабжения не могли не сыграть свою роль и определенные настроения в обществе, которое ожидало от верховной власти защиты своих прав в обмен на лояльность, как и тенденция дальнейшего структурирования общества посредством создания «чинов» с более или менее четко прописанными (если не в правовых актах, то в правовой традиции) обязанностями в рамках описанной Ю.Г. Алексеевым концепции «земско-служилого» государства [Алексеев, 2001, с. 435].

Формирование последнего, как нам представляется, в основном было завершено при Иване IV (и тогда же наметилась другая тенденция – к бюрократизации управления посредством совершенствования приказной системы в центре и ее взаимодействия с земскими управленческими структурами с одновременной отработкой механизмов бюрократического взаимодействия двух этих подсистем властного аппарата «земско-служилого» государства). В рамках этой новой реальности традиционные способы решения логистических проблем, в особенности связанные

с реквизициями и «силным иманием», не находили места, а значит, требовали замены на другие, менее тяжелые для населения, но более эффективные и поддающиеся учету и контролю, что мы в итоге и видим.

В.В. Пенской

Пенской Виталий Викторович, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры теории и истории государства и права Юридического института НИУ БелГУ, 308015, г. Белгород, ул. Победы, 85

Источники и литература

Аграрная история северо-запада России XVI века. Новгородские пятины. Л.: Наука, 1974. 322 с.

Акты Русского государства 1505–1526 гг. М.: Наука, 1975. 437 с.
Акты служилых землевладельцев. Т. I. М.: Древлехранилище, 1997. 432 с.
Акты служилых землевладельцев. Т. III. М.: Древлехранилище, 2002. 680 с.
Акты служилых землевладельцев. Т. IV. М.: Древлехранилище, 2008. 634 с.
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею Императорской Академии наук. Т. I. СПб., 1836. 549 с.
Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. Изданы Археографическою Коммиссиею. СПб., 1838. 509 с.
Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. 464 с.
Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. 448 с.
Антонов А.В. «Боярская книга» 1556/1557 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М.: Древлехранилище, 2004. С. 119–154.
Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/1563 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М.: Древлехранилище, 2004. С. 119–154.
Вологодско-Пермская летопись // ПСРЛ. Т. XXVI. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2006. 432 с.
Герберштейн С. Записки о Московии. Т. I. М.: Памятники исторической мысли, 2008. 776 с.
Калинин В.И., Яковлев А.А. Коневодство. М.: Государственное издательство сельскохозяйственной литературы, 1961. 136 с.
Каштанов С.М., Робинсон А.М. Две жалованные грамоты 1510 года псковским монастырям // Записки отдела рукописей. Вып. 23. М.: Государственная библиотека СССР им В.И. Ленина, 1961. С. 255–256.
Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою Коммиссиею. Т. I. СПб., 1846. 438 с.
Иванов П.А. Обозрение состава и устройства регулярной русской кавалерии от Петра Великого и до наших дней. СПб., 1864. 353 с.
Иосиф Волоцкий. Послания. СПб.: Аксион-Эстин, 2007. 390 с.
Кобрин В.Б. Две жалованные грамоты Чудову-монастырю: (XVI в.) // Записки отдела рукописей. Вып. 25. М.: Государственная библиотека СССР им В.И. Ленина, 1962. С. 321–322.
Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М.: Знак, 2009. С. 224–314. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича // ПСРЛ. Т. XXIX. М.: Знак, 2009. С. 9–116.
Летописный сборник, именуемый летописью Авраамки // ПСРЛ. Т. XVI. М.: Языки русской культуры, 2000. 240 с.
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. Т. XI. М.: Языки русской культуры, 2000 (а). 264 с.
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. Т. XIII. М.: Языки русской культуры, 2000 (b). 544 с.
Маштафаров А.В. Жалованные грамоты Кремлевского Архангельского собора 1463–1605 года // Русский дипломатарий. Вып. 2. М.: Археографический центр, 1997. С. 28–51.
Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН, 2001. 576 с.
Московский летописный свод конца XV вв. // ПСРЛ. Т. XXV. М.: Языки славянской культуры, 2004. 488 с.
Немоевский С. Записки Станислава Немоевского (1606–1608) // Записки Станислава Немоевского (1606–1608). Рукопись Жолкевского. Рязань: Александрия, 2006. С. 11–332.
Никаноровская летопись // ПСРЛ. Т. XXVII. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 17–164.
Новгородская первая летопись старшего извода // ПСРЛ. Т. III. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 13–100.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Нагайской ордами и с Турцией. Т. I // Сборник Императорского Русского
Исторического общества. Т. 41. СПб., 1884. 637 с.
Памятники истории Восточной Европы. Т. III. Документы Ливонской войны. М.; Варшава: Археографический центр, 1998. 287 с.
Пенской В.В. «Грязевой» поход князя Дмитрия Ивановича на Смоленск в 1502 г. //Военно-исторический журнал. 2012. № 10. С. 73–79.
Пенской В.В. Русское войско в зимнем походе 1536/1564 гг. и в сражении на р. Ула // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда. Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в средние века и раннее новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции 22–24 октября 2010 г. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. С. 237–243.
Письмо гетмана литовского Радивила, о победе, одержанной при Уле, 1564 года, генваря 26-го // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1847. № 3. III. Материялы иностранные. С. 1–3.
Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой (1551–1561 гг.). Казань: Татарское книжное издательство, 2006. 391 с.
Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. XXIX. М.: Знак, 2009. С. 315–355.
Псковская 1-я летопись // ПСРЛ. Т. V. Вып. 1. М.: Языки славянской культуры, 2003. С. 3–112.
Псковская 3-я летопись // ПСРЛ. Т. V. Вып. 2. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 70–290.
Софийская вторая летопись // ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. М.: Языки русской культуры, 2001. 240 с.
Типографская летопись // ПСРЛ. Т. XXIV. М.: Языки русской культуры, 2000. 288 с.
Устюжская летопись // ПСРЛ. Т. 37. Л.: Наука, 1982. С. 17–54.
Метрыка Вялiкага княства Лiтоўскага. Кнiга 44. Кнiга запiсаў 44 (1559–1566). Мiнск: Арты-Фэкс, 2001. 229 c.
Lietuvos Metrika. Kn. № 51 (1566–1574). Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 2000. 486 р.
Liv-, est- und kurländisches Urkundenbuch. Zweite Abt. Bd. 1. 1494 Ende Mai – 1500. Riga; Moskau, 1900. 933 s.
Feeding Mars: logistics in Western warfare from the Middle Ages to the present. Ed. by John A. Lynn. Boulder: Westview Press, 1993. 344 p.
Haldon J. et al. Marching across Anatolia: Medieval Logistics and Modeling the
Mantzikert Campaign // Dumbarton Oaks Papers. Vol. 65/66 (2011–2012). P. 209–235.
Logistics of warfare in the age of the crusades: proceedings of a workshop held at the Centre for Medieval Studies, University of Sidney, 30 September to 4 October 2002. Aldershot; Burlington: Ashgate Publ. Ltd., 2006. 395 p.
Nusbacher A. Civil Supply in the Civil War: Supply of Victuals to the New Model Army on the Naseby Campaign, 1–14 June 1645 // The English Historical Review. Vol. 115. No 460 (Feb., 2000). P. 145–160.
Parker G. The Army of Flanders and the Spanish Road 1567–1659. Cambridge: Cambridge University Press, 1972. 418 p.
Parker G. The Military Revolution. Military innovation and the Rise of the West, 1500–1800.
Cambridge: Cambridge University Press, 1988. 266 p.
Perjes G. Army Provisioning, Logistics and Strategy in the Second Half of the 17th
Century // Acta Historica Academiae Scientiarum Hungaricae. Vol. 16. No 1/2 (1970). P. 1–52.
Shean J. Hannibal’s Mules: The Logistical Limitations of Hannibal’s Army and the Battle of Cannae, 216 B.C. // Historia: Zeitschrift fur Alte Geschichte. Bd. 45. H. 2 (2nd Qtr., 1996). P. 159–187.

В связи с трудностями сканирования, приносим извинения за большое число опечаток, не поддавшихся сканированию.

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — cyberleninka.ru