Предисловие

Проповеди Ленина

Комедийные советы

После переворота

Лукавые хитросплетения

Огромное сообщество бездельников

В истории моей деревни

Части особого назначения

Рассказывает Артонов Иван Николаевич

Советская власть — убийцы

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Предисловие

Подводя итоги своим взглядам того времени, я должен признать, что несмотря на наличие во мне больших сомнений относительно возможности продолжения военных действий после издания приказа No 1 и развившимся в связи с этим настроением в войсках, я все же не мог согласиться с заключением немедленного мира. Мир, заключенный при нахождении немцев на нашей территории, казалось мне, не мог соответствовать достоинству России.

В то же время во мне теплилась какая-то неопределенная надежда на то, что уже один факт сохранения армии на фронте заставит и немцев держать на востоке значительные силы, а это облегчит задачу союзников: они смогут добиться окончательной победы над общим врагом, а нам не придется заключать преждевременного, невыгодного мира. Без особой надежды на успех я все же взялся за «уговариванье» солдат продолжать опротивевшую им войну. Пропаганда войны была в тот момент делом нелегким.

Во-первых, трудно было преподнести солдатам такие доводы, которые могли бы разбудить в них желание добиться победы во что бы то ни стало. Трудность усугублялась наличием противоположной пропаганды, которую вели газеты «Правда», «Окопная правда» и другие.

Во-вторых, немалые трудности возникали при доставке газет и листовок на фронт, потому что и в этом случае встречались противодействия. Приезд Ленина внес нечто совершенно новое в развитие революции. Ленин с первого дня приезда в Петроград четко и ясно наметил дальнейшие этапы развития революции.

Тезисы Ленина казались представителям буржуазии настолько необычайными и неосуществимыми, что поначалу они были даже не столько напуганы, как удивлены.

Проповеди Ленина

Серьезнее отнеслись к делу иностранцы. Как следствие проповедей Ленина они предвидели прекращение войны на восточном фронте, усиление немцев на западном, возможность проигрыша войны, в лучше случае затяжку ее на долгий срок.

От имени сербского посланника Сполайковича ко мне явился знакомый мне офицер Качалов, бывавший запросто в доме Сполайковича, и просил в секретном порядке выяснить, как отнеслось бы Временное правительство к предложению Сербии прислать в Петроград в распоряжение правительства сербскую дивизию с тем, чтобы власть имела в своих руках надежную силу на случай возникновения «беспорядков» и для прекращения «зловредной пропаганды».

Я не сомневался в том, что Сполайкович ведет разведку не по личной инициативе, а с ведома и, быть может, по поручению англичан и французов. Вмешательство иностранцев в русские дела в то время казалось мне недопустимым.

В той илииной степени мы стали мириться с ним позднее. Все же я счел нужным довести до сведения министра иностранных дел Милюкова предложение сербского посланника. Милюков в те дни, как и я, еще надеялся разрешить все наши русские противоречия своими силами и отклонил это предложение. Пропаганда войны стала вскоре встречать энергичное противодействие со стороны солдатских комитетов, быстро возникавших почти во всех частях в тылу и на фронте.

Усиленно распространяя «Правду» и другие газеты того же направления, комитеты задерживали проникновение в части войск буржуазных газет, вроде кадетской «Речи» и полевевшего после революции «Нового времени». Надо было принимать меры против этого и в свою очередь по возможности тормозить распространение большевистских газет в войсках.

Я решил переговорить по этому поводу с командующим войсками в Петрограде генералом Корниловым и с начальником Главного управления Генерального штаба генералом Аверьяновым. Корнилова я нашел в полной растерянности.

Ему, военному до мозга костей было совершенно непонятно то, что делалось в русской армии, на которую он привык смотреть как на послушную начальству силу, без рассуждений, по приказу свыше шедшую на защиту родины. Теперь эта армия открыто заявляла о своем нежелании воевать. На каждом шагу он сталкивался с необходимостью считаться с решениями солдатских комитетов, с вмешательством Совета рабочих и солдатских депутатов в его распоряжения, с выражением "доверия" и "недоверия" начальству.

Он приписывал все это нахождению войск в столице с трехмиллионным населением, революционно настроенным, и надеялся, что на фронте он избавится от всех этих вмешательств, с которыми примириться не мог. Корнилов принадлежал к числу тех старших начальников, которые не только примирились с революцией, но даже приветствовали ее, ожидая встретить в ней тот подъем народной энергии, которая ускорит победу над врагом.

На деле случилось нечто совершенно непохожее на то, чего он ждал, и у Корнилова стали зарождаться контрреволюционные настроения. Он мечтал развязаться с Петроградским тыловым округом и принять командование на фронте. Что же касается борьбы с «разлагающим» влиянием различных газет, то он видел возможности этого в Петрограде.

У генерала Аверьянова я встретил совсем другие планы. — Вы стараетесь вашими газетными статьями пробудить в солдатах угасшее чувство любви к родине, — сказал Аверьянов, — намерения хорошие, но я очень сомневаюсь в том, что вы чего-нибудь добьетесь... Разве вы не чувствуете, что Ленин одним свои выступлением сводит на нет всю вашу десятидневную работу? Вы хотите не допускать газету «Правда» в окопы.

Уже не говоря о том, что это почти невозможно осуществить на деле, надо понимать и учитывать, что проповеди Ленина, передаваясь из уст в уста, без печати докатываются до фронта. Вы хотите бороться со следствиями болезни, а нужно бороться с источником заразы...

Аверьянов наклонился ко мне и продолжал шепотом: — Ленин — источник заразы, его надо убрать прежде всего... Мы назначили за его голову 200 тысяч рублей золотом... Такая постановка вопроса была мне еще в новинку. Я был по-видимому, еще настолько наивен, что как призыв иностранца для разрешения наших домашних споров, так и средневековые способы для устранения политического противника мне казались недопустимыми.

- Что же, нашли вы охотника, который соблазнился крупным заработком в двести тысяч? - спросил я.

- Являлся ко мне один бравый артиллерийский штабс-капитан, Георгиевский кавалер, называет себя эсером и говорит, что он принципиальный противник Ленина. Берется избавить нас от опасного проповедника... Только нет у меня к нему доверия, я даже боюсь с ним связываться, уж очень от него всегда несет водкой...

Когда Аверьянов назвал мне фамилию артиллерийского штабс-капитана, я вспомнил, что и ко мне в Государственную думу в отделение пропаганды являлся этот офицер с Георгиевским крестом на груди, предлагал свои услуги в деле пропаганды за продолжение войны, очень горячо говорил о своем принципиальном расхождении с Лениным, но ни словом не обмолвился о своих отношениях с Аверьяновым.

Уже примерно через год я случайно узнал, что этот капитан погиб во время одного из контрреволюционных выступлений эсеров. В процессе ведения пропаганды мне приходилось знакомиться с настроениями в армии. Неразрешимый вопрос о войне или мире сразу расколол армию на два враждебных лагеря.

Офицерство в огромном своем большинстве высказывалось за продолжение войны. Если и были в душе предпочитавшие заключение мира, то они обычно не решались высказывать это открыто. Нельзя приписывать сторонникам войны в этом случае исключительно личные, корыстные побуждения. Война большинству из них никаких выгод не приносила. В данном случае наибольшую роль играло воспитание, полученное офицерами смолоду, создавшее в их умах определенные представления об обязанностях офицера по отношению к родине.

Кадровое офицерство, воспитанное в корпусах и военных училищах, мало задумывалось над социальными и экономическими вопросами. Военное образование того времени совершенно исключало всякое соприкосновение с подобными темами. Одним из основных требований военного воспитания было полное устранение военнослужащего от всякой политики, а потому представления в этих вопросах бывали самые ограниченные. Не позволяя военному задумываться над справедливостью и целесообразностью существующего государственного устройства, ему упорно внушали преклонение перед подвигами отдельных героев и всей армии в целом, трудами и кровью которой было упрочено международное значение Российской империи.

Хорошо помню, как мы, мальчики, в корпусе с уважением глядели на черные мраморные доски в корпусной церкви, на которых золотыми буквами написаны были имена и подвиги наших старших однокашников, доблестно сложивших головы в былых войнах. Мы с интересом принимались за изучение подвигов русских войск в былые времена и во многих из нас просыпалось движение им следовать. Нам внушали, что звание "офицер" "высоко и почетно", и мы действительно на практике видели, что пользуемся известными привилегиями и почетом в обществе. Но мы сознавали в то же время, что эти привилегии возлагают на нас определенные обязанности и в первую очередь обязанность с полной готовностью жертвовать жизнью за Родину в случае войны. И очень многие не только не пытались уклониться от этой обязанности, но добровольно стремились на фронт.

Молодые офицеры, мобилизованные на время военных действий и не прошедшие в мирное время военной муштровки кадровых офицеров, во время войны невольно сроднились со взглядами кадрового состава и, даже искренне приняв революцию, тоже не хотели допускать немедленного мира - он рисовался им в тот момент возможным лишь в крайне унизительной для России форме. Солдаты почти сплошь все требовали мира.

Доводы о невыгодности немедленного его заключения, которые могли быть восприняты офицерами, до солдатской массы не доходили. Солдаты руководствовались народным чутьем, которое подсказывало им, что правда не в этих доводах, а в проповеди Ленина, зовущего к немедленному прекращению мировой бойни и к переходу к созидательному труду.

Таким образом контрреволюционность офицеров выражалась порой в расхождении с требованиями немедленного мира солдатской массы, требованиями, выдвинутыми революцией. При этом расхождение диктовалось не соображениями защиты своих имущественных интересов, а определенными убеждениями, привитыми соответствующим воспитанием.

Подобное отношение офицеров к войне и революции я встречал на протяжении всех трех лет «всероссийской смуты» .

Б. А. Энгельгардт - русский военный и политический деятель, первый революционный комендант Петрограда во время Февральской революции. С 18 марта 1919 помощник управляющего отделом пропаганды (ОСВАГа) Особого Совещания при Главнокомандующем ВСЮР. Летом 1919 в штабе войск Юго-Западного края (Одесса), с 12.1919 начальник того же отдела пропаганды.

Комедийные советы

Иван Савельевич, учёный-историк много времени уделял работе с архивными материалами, дабы познать истинную отечественную историю до и после октябрьского государственного переворота 1917 года, главными организаторами и руководителями которого были Ленин, Троцкий, Свердлов и многие другие «пламенные революционеры».

С большевицкого переворота начинается длительный, трагический период российской истории, неразрывно связанный с властью советов, или советской властью. Советы, как коллективные органы публичной власти, избирались населением и до октябрьского переворота, что вполне соответствовало демократичному принципу организации государственного управления.

Однако такая организация относилась к самым нижним и далеко не ко всем звеньям власти и не охватывала в полной мере более высокие ее ступени, а сам механизм управления не был совершенным и нуждался в изменении путем продуманных, взвешенных и всесторонне проанализированных реформ, которые предлагались дальновидными, образованными, здравомыслящими людьми и которые могли бы привести к улучшению жизни всех слоев населения.

Этот мирный, вполне разумный путь совершенствования сложного государственного механизма был отвергнут «воинственными революционерами», взявшими курс на разделение общества и на разрушение всего и вся до основания вплоть до полной и окончательной своей победы сначала в отдельной стране, а потом и во всем мире.

Произошел государственный переворот, в результате которого большевики во главе с Лениным захватили власть. Провозглашённый ими лозунг «Вся власть советам!», красиво сформулированный, благозвучный и в то же время льстивый и заманчивый при воплощении в жизнь превращался вовсе не во власть избранников народных, а в безраздельную, неограниченную власть полуобразованных партийцев с красным билетом в кармане.

В своей работе «Что такое советская власть» Ленин писал: «Первый раз в мире власть государства построена у нас в России таким образом, что только рабочие, только трудящиеся крестьяне, исключая эксплуататоров, составляют массовые организации – Советы, и эти Советам передаётся вся государственная власть».

Такое «единственно верное», ленинское определение советской власти по сути своей лукавое, лицемерное, но со строгой ориентацией в «светлое будущее», было рассчитано на заманивание и привлечение на свою сторону «непросвещенного» народа – широких слоёв населения, включая рабочих и крестьян. Оно никогда не соответствовало действительности от начала октябрьского переворота вплоть до падения коммунистического, тоталитарного режима.

В течение нескольких десятилетий до октябрьского переворота в великой крестьянской России с преобладающим сельским населением в деревнях и сёлах избирались старосты, представлявшие низшую ступень демократичной власти Российской империи. Такая, никем не навязываемая власть в деревне охватывала подавляющее большинство населения огромной страны, в которой более 80 процентов составляли крестьяне.

Сельская власть принадлежала одному официальному лицу – старосте, избранному в деревне либо селе представителями народа – крестьянами, поэтому вполне логично, обоснованно и правомерно называть её народной властью. Права и полномочия сельского старосты определялись «Общим положением о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», изложенным в Манифесте Александра II от 19 февраля 1861 года, отменившем крепостное право.

Староста в любой деревне либо селе избирался сельским сходом на три года, и по административной линии подчинялся земскому начальству, а по разным делам, связанным с правонарушениями, – полицейскому уряднику, становому приставу и уездному исправнику. Общественная деятельность старосты во многом зависела от общины, которая не только его выбирала, но и назначала ему плату за труд и постоянно контролировала его работу.

В прямые обязанности сельского старосты входило улаживать межевые споры при нарушении границ между земельными участками, следить за состоянием дорог и мостов, способствовать своевременному сбору налогов и исполнению повинностей, обеспечивать порядок в общественных местах.

Если случалась какая-либо беда в деревне или селе – пожар, наводнение или эпидемия, – он обязан был организовать работу крестьян по борьбе с ними и ликвидации их последствий. Он имел право задерживать беглых солдат и незнакомых людей, приехавших в деревню или село без документов. За незначительные проступки он мог подвергнуть провинившегося домашнему аресту до двух дней, оштрафовать его до одного рубля или назначить ему общественные работы до двух дней.

Во многих деревнях и сёлах сельский староста, выполняя свои обязанности в рамках предписанных ему прав и полномочий, был уважаемым человеком и пользовался большим авторитетом и заслуженным почётом. Его законные права старосты не освобождали от работы в своём хозяйстве и в своём поле, где он трудился от зори до зори, чтобы прокормить свою многодетную семью и своим трудом на земле показать пример своим односельчанам.

Он старался, как мог, добросовестно выполнять общественную работу старосты, дабы оправдать доверие своих односельчан, избравших его на сельском сходе. По своей сути сельский староста представлял истинную выборную власть народа на начальной ступени её иерархии.

После октябрьского переворота

После октябрьского переворота реальная власть в деревнях и сёлах, в городах и поселках принадлежала вовсе не труженикам, а большевицким чиновникам, если даже в советы разных уровней, включая сельсоветы и волостные советы, избирались крестьяне или рабочие.

Во многочисленных партячейках, парткомах, райкомах, обкомах и партийных комитетах руководящие посты занимали вовсе не рабочие, которые стояли у станка, и не крестьяне, трудившиеся в поте лица на полях, а большевики и их приемники-партийцы. Именно они, как правило, занимая освобождённые от основной работы должности, насильственно подчиняли себе советы, хотя, согласно первой конституции РСФСР, принятой в 1918 году, съезды советов считались высшим органом власти, но такая красивая законодательная формулировка долгие десятилетия служила фиговым листком для прикрытия реальной власти большевиков и партийцев.

«Всенародные» выборы в высший орган власти даже в самом начале их организации были совсем непрямыми и к тому же неравными: делегаты для городских советов выдвигались из расчёта один делегат на 25 тысяч избирателей, а для губернских советов в пять раз меньше, хотя сельское население значительно превосходило городское. Многократное превосходство городских депутатов над сельскими отражало вовсе не волю трудового народа, а шкурные побуждения захвативших власть большевиков, стремившихся разделять общество, дабы безраздельно властвовать.

По их «единственно верному» мнению, ничем не обоснованному и ничем не подкреплённому, с одной стороны, крестьяне меньше доверяли новой власти, чем городское население (и в этом была какая-то доля правды), а с другой – открыто и во всеуслышание провозглашалась льстивая и лукавая диктатура пролетариата, хотя на самом деле она служила лишь наглым прикрытием диктатуры полуобразованных большевиков.

Всероссийский съезд советов избирал свой постоянно действующий Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) – высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган власти, который образовывал подотчётное правительство – Совет народных комиссаров.

Такой комитет с вполне благозвучным названием был высшим органом власти на бумаге, в партийных документах, красиво оформленных, но не в советской действительности.

На начальном этапе советской власти выборы в советы, особенно в сельской местности, производились на многопартийной основе. Однако вскоре большевики стали добиваться любыми средствами, мыслимыми и немыслимыми, монопольного управления советами, чтобы таким образом раз и навсегда прибрать власть в свои, запачканные кровью руки на всех уровнях властной пирамиды.

При монопольном обретении власти большевики сознательно нарушали демократический принцип, который они якобы отстаивали и за который якобы боролись.

Так, в 1918 году ВЦИК исключил социал-демократов, меньшевиков и эсеров из состава советов, мотивируя тем, что они вели борьбу против «советской» власти. На самом же дели они боролись против большевиков, незаконно захвативших и удерживающих власть.

Повсеместно распускались и бесцеремонно разгонялись те советы, в которых в результате выборов побеждала не большевицкая партия, и так, по-наглому, большевики продолжали захватывать власть везде и всюду от начала октябрьского переворота.

Лукавые хитросплетения власти советов

Обо всех этих лукавых хитросплетениях власти советов Иван Савельевич поведал своему коллеге Сергею Корнеевичу, который, слушая внимательно, лишь иногда задавал вопросы для уточнения сказанного.

– Как же относились избиратели в то время к «народным» выборам и самим советам? – спросил Сергей Корнеевич.

– Ответ на этот вопрос содержится в архивных документах, из которых я кое-что выписал, – сразу же ответил Иван Савельевич, доставая из папки лист бумаги. Сергей Корнеевич начал читать вслух:

– «В обзоре ОГПУ от 22 ноября 1924 года отмечалась очень слабая активность в выборной компании граждан, не лишённых избирательных прав. В частности, в нём утверждалось: «Перевыборы советов по всему Союзу характеризуются, с одной стороны, пассивностью и безучастным отношениям к ним широких крестьянских масс и, с другой стороны, напором кулачества, пытающегося пробраться в советы... В Нижегородской губернии на вторичном собрании по перевыборам в одном из сёл из полторы тысячи избирателей участвовало 170 человек.

В той же деревне раздавались голоса, что незачем избирать членов совета, так как они будут назначены волостным исполнительным комитетом. В Иваново-Вознесенской губернии на собрании по перевыборам один из делегатов заявил о том, что власть принадлежит рабочим и крестьянам только на словах, а на самом же деле крестьянской бедноте принадлежат тюрьма за невзнос налога».

После прочтения текста, выписанного из архивных источников, Сергей Корнеевич сказал:

– Этот архивный документ, составленный партийными служаками-чекистами, красноречиво свидетельствует о том, что большинство избирателей понимало комедиантство выборной компании и самих советов. Поэтому они, как могли, уклонялись от участия в выборах, зная, что партийные кукловоды через выборную компанию фактически назначают своих людей, которые готовы с пеной у рта защищать свою власть всегда и в любую погоду.

Знали они и о том, что реальная власть принадлежит вовсе не рабочим и крестьянам, а самозваным большевикам, оказавшимся не только на самой вершине и на всех ступенях властной пирамиды. Понимали они прекрасно и то, что «Вся власть советам!» – лишь красивый, но лукавый лозунг, очень удобный для удержания власти вовсе не советами, а небольшой кучкой полуобразованный людишек, способностей и хитрости которых хватало всего лишь на то, чтобы усвоить простое незамысловатое правило – разделяя и уничтожая властвовать.

– С этим я вполне согласен, – продолжил Иван Савельевич. – Однако несмотря на комедиантство выборов и советов на всех уровнях большевицкие приспешники под мудрым руководством «гениальных вождей» всегда стремились получить большинство в советах. Проходили годы, но сделать этого везде и сразу им не удавалось. Для воинственных большевиков без стыда и страха расстрелять царя и его семью, захватить мосты, телеграфы и вокзалы оказалось более лёгкой задачей, чем сделать избираемые советы полностью большевицкими.

В первые годы большевицкой власти было немало сельсоветов, полностью беспартийных. Посадить своих людей в сельсоветах не всегда удавалось, хотя и голосование на выборах производилось преимущественно открытым способом, когда были все возможности для безупречной манипуляции мнениями избирателей: высказать своё мнение осмеливался не всякий, зная о том, что за правдивое высказывание можно лишиться не только права голоса, но и свободы и даже жизни.

Если же кто-то из присутствующих на сходке, совсем уж осмелев, проголосовал против навязываемого «единственно верного» решения, то его сразу причисляли к «непримиримым контрреволюционерам» и «злостным врагам народа» с применением к нему самый суровых мер наказания с помощью вооружённых служак ОГПУ без суда и следствия, хотя такие наказания, как выяснилось на закате советской власти, были незаконными и, по сути своей, преступными.

– На первый взгляд может показаться, что большевики, обладая никем и ничем неограниченной властью, могли обходиться без советов и партийных сборищ, чтобы полностью подчинить себе бесправный и беззащитный народ. Зачем же им нужны были советы, которые никогда не были свободными от большевицкой власти?

– Полуобразованные большевики были не настолько наивными, не настолько безумными, чтобы не понимать прописную истину – коллективные решения избавляют каждого из них от персональной ответственности и заслуженного наказания за неправильные, ошибочные решения и даже преступные деяния.

От таких пагубных решений и действий могла бы спасти совесть, которая отличает всякого человека от любого животного существа. Свободные от стыда большевики, поставившие под началом «вождя мирового пролетариата» крест на совести – высшем нравственном законе, прекрасно понимали и другое – говорить о совести коллектива бессмысленно, как и бессмысленно заявлять о совести народа, хотя они открыто, нагло и лицемерно провозглашали: «Партия – совесть и честь народа!».

Если во главе любого коллектива, малого или большого, включая государство, стоит человек, не лишенный природного дара – разума и совести, которые больше всего отличают его от животного мира, то и его единоличные решения, и коллективные решения будут направлены не на то, чтобы, истребляя народ, приблизить «светлое будущее» и построить безбожный рай на земле, а на то, чтобы спасти людей от падения в пропасть и спасти человечество от земного рукотворного ада.

– Порочная практика, – сказал Сергей Корнеевич, – протаскивания якобы коллективных решений через различные сходки и сборища широко использовалась во всех городах и сёлах с самого начала захвата власти большевиками вплоть до падения коммунистического, диктаторского режима. Об одной печальной истории, случившейся на сельской сходке рассказывал мой отец.

– Мне бы хотелось знать об этой невымышленной печальной истории из сель-ской жизни.

– Сразу же после октябрьского переворота в соседнюю деревню Лесную приехал к родителям священника их сын Пётр. Учась ещё в гимназии он увлёкся чтением запретной литературы. Запретный плод оказался для него весьма сладким и притягательным. Наставления и убеждения отца и матери не помогли ему опомниться и облагоразумиться. Чтобы как-то отвадить от пагубного чтения упрямого Петра, отец вынужден был запирать его в нетопленой, холодной бане.

Однако и такое постыдное наказание не остудило горячую голову сына. Духовно-нравственные ценности оказались для него чуждыми, и он вскоре вступил в партию и затем был делегатом съездов большевиков. Ему, как большевику, поручили поехать на родину, чтобы претворять в жизнь «гениальные» идеи Ленина на местах.

И он приехал в деревню Лесную и выступил перед крестьянами, собравшимися из ближайших деревень. Он с упоением рассказывал о том, что будет при советской власти. Говорил о том, что землю будут пахать не сохой и не плугом, и не на лошадях, а трактором, что в каждой хате будет гореть не лучина и не коптилка, а лампочка Ильича, и что каждый крестьянин будет работать не на помещика, а на самого себя.

Все слушали внимательно и молча. И вдруг один из присутствующих мужиков, набравшись смелости, встал и сказал, что он и так работает на себя, а что будет при советской власти, никому пока неизвестно. Собрание закончилось, и все мужики и бабы разошлись по домам. Пришёл домой и тот смелый мужик-трудяга, который выступил на собрании.

Было поздно, темнело, и его многодетная семья легла спать. И вдруг ближе к утру, когда еще не рассвело, раздался необычно громкий стук в калитку. Это были незваные гости из волости – большевицкие служаки с винтовкой. Арестовав мужика и связав веревкой ему руки, они увезли его с собой.

Дома его с нетерпением ждали каждый час и каждый день долгие годы. Убиенная горем жена выходила каждый день на дорогу с надеждой встретить своего любимого супруга, но к своим родным и близким он так и не вернулся. Что с ним случилось, никто не знал. В волости на этот вопрос не отвечали. В деревне полушепотом говорили, что его расстреляли чекисты.

Этот трагический эпизод из жизни крестьян показывает, как сурово и жестоко внедрялась власть большевиками на земле, в деревне даже в самом начале насаждения тоталитарного, диктаторского режима, захлестнувшего потом всю русскую землю.

Выслушав рассказ своего собеседника, Иван Савельевич продолжил:

– Большевицкая власть, действительно, правдой и неправдой, силой и страхом насаждалась и в каждой деревне, и в каждом городе. Но от этой самозваной власти не становилось легче ни крестьянам, ни рабочим. А наоборот, для всех добросовестных тружеников власть большевиков тяжёлым бременем, невиданным прежде, ложилась на их плечи.

Если до октябрьского переворота сетовали на то, что на одного с сошкой приходилось семеро с ложкой, то с захватом власти большевиками и в дальнейшем при советской власти партийных нахлебников-дармоедов стало в семью семеро раз больше. Не по дням, а по часам расплодилось множество чиновников тройственной – партийной, исполнительной и правоохранительной – власти с огромным многоступенчатым бюрократическим аппаратом – целой армией так называемых служащих и служак: председателей, комиссаров, секретарей, инструкторов, чекистов, работников милиции, прокуратуры и суда, – которые «обслуживали» и защищали, в основном, не трудовой народ, а самих себя.

По «единственно верной», заумной организации государственной власти партийные «мудрецы» оказались впереди планеты всей – ни в одной цивилизованной стране мира не было и нет такой тройственной системы управления с гигантским чиновничьим аппаратам.

Все большевицкие и партийные чиновники, вне зависимости от занимаемой должности, ничего не производили: никто из них не пахал, не сеял и не стоял у станка, но все они претендовали на безбедную жизнь, как при коммунизме, который они бесстыдно провозглашали и начинали якобы строить, правда, не своими, а чужими руками.

Огромное сообщество бездельников

Всю эту огромное сообщество бездельников надо было накормить, одеть и представить им жильё в лучших домах. Кормить надо было, кроме того, и действующую армию, и заключённых в тюрьмах, которые разбухали не по дням, а по часам.

Чтобы содержать всех партийных чиновников-бездельников и служак с оружием в руках, открыто, под дулом нагана или с винтовкой в руках грабили крестьян, обзывая их кулаками, облагали их чрезмерно непосильными, грабительскими налогами, а рабочих на заводах и фабриках тоже грабили, выплачивая им нищенскую зарплату, которой едва хватало на пропитание и жильё в полуподвалах и бараках.

Объявленная «вождём мирового пролетариата» власть рабочих и крестьян и соблазнительный лозунг «Вся власть советам!» оставались в громких, льстивых и в то же время лукавых призывах и тщательно прописывались на бумаге: в «выдающихся» трудах партийных «мудрецов», в центральных и местных газетах, в советских учебниках.

В реальной же жизни вся нераздельная власть сосредотачивалась в цепких руках партийцев путём протаскивания «единственно верных» решений через сходки всех уровней, начиная с самого высокого – партийных съездов с бурными, продолжительными аплодисментами, переходящими в бросание лаптей.

От единогласных, якобы коллективных решений партийные властители, восседавшие в президиуме, на престоле власти, испытывали чувство глубокого удовлетворения. И так продолжалось от начала сотворения советской власти во главе с «гениальными вождями» и их последователями, дряхлеющими генеральными секретарями, вплоть до падения диктаторского, партийного режима. После непродолжительной паузы Иван Савельевич, задумавшись, сказал:

– Изучая архивные материалы, я обратил внимание на то, что в те далёкие годы подозреваемыми в неблагонадёжности становились не только выступающие на сходках и не только уклоняющиеся от участия в выборах, но и многие уже избранные большевицкие чиновники разных уровней советов, не угодившие по каким-то причинам партийным вожакам либо их верным служакам-чекистам.

Сергей Корневище сразу же спросил:

– Какие же это материалы?

– Я кое-что выписал, – ответил Иван Савельевич, отдавая коллеге лист стандартной бумаги, где было написано:

«Очень часто низовой совработник, если он уже не кулак, то кулак в ближайшем будущем.

В Курской губернии бедняки во главе сельсоветов встречаются в редких случаях и большей частью таковыми являются кулаки. Даже по Московской губернии в большом числе волостей наблюдается пьянство, якшание с кулаками и покровительство самогонщикам ответственных работников волостных исполкомов и сельских милиционеров... (из обзора политического состояния СССР, составленного ОГПУ 10 октября 1924 года)».

Прочитав эту фразу из обзора высоких служак ОГПУ, Сергей Корнеевич с возмущением сказал:

– Безобразия, которые творились на всех уровнях большевицкой власти, разве слепой не замечал. Однако верные большевикам чекисты по своему скудоумию не могли понять, что в Курской губернии с чернозёмными, плодородными землями в разряд бедняков попадали лишь ленивые и пьяницы, которых в целом было не так уж много, и все они, как правило, были безграмотными, но по воле партийцев могли попасть в советы как представители бедноты, избранные народом.

Поэтому в деревнях и сёлах нередко встречались такие сельсоветы, председатели которых совсем не владели грамотой, а вместо подписи с большим трудом выводили витиеватую, непонятную загогулину.

Зато они свободно владели нецензурной, матерной лексикой. Освободившись от совести и познав истинную цену самой ничтожной власти, они с гордостью носили под замусоленной, грязной кожанкой наган и могли приложить его к груди «провинившегося» крестьянина, не сумевшего вовремя уплатить грабительские налоги.

Они владели, кроме того, гербовой печатью, которую по собственному усмотрению могли поставить куда угодно, хоть на мягкое место или на любую справку всего лишь за небольшую мзду – бутылку самогона. Вне всякого сомнения были и совсем другие председатели сельсоветов, честные и в то же время обманутые властью и надеждой и искренно верившие в то, что большевицкие вожаки ведут по «единственно правильному» пути к победе социализма. Избирались они, как правило из средних слоёв сельского населения.

Это были порядочные, грамотные, добросовестные люди, настоящие хозяева, своими руками добывавшие хлеб насущный и познавшие все тяготы сельской жизни и по достоинству ценившие нелегкий труд крестьянина. И очень часто они не только сочувствовали тем, у кого отбирали хлеб служаки ГПУ с винтовкой в руках, но и, как могли, заступались за них. Однако такие честные представители власти советов не нужны были большевицким приспешникам, и во многих случаях их причисляли к «контрреволюционерам» и «врагам народа», хотя они боролись за справедливость против наглых служак-большевиков, чтобы спасти своих тружеников-односельчан от грабежа и арестов.

И судьба их была во многих случаях трагической как и тех, кого они пытались защитить. Они попадали под общее репрессивное колесо, беспощадное и кровавое, с арестами без суда и следствия, конфискацией имущества, нажитого честным трудом, с расстрелами либо лишением свободы на многие годы.

В завершение беседы Иван Савельевич, глубоко вздохнув, сказал:

– Во все времена после октябрьского переворота в советы разных уровней, начиная от сельского и кончая верховным, выбирались не только партийные полуобразованные большевики и партийцы, но и вполне достойные, заслуженные люди, признанные общественностью.

Однако какими бы не были советы по составу, они не никогда не обладали истинной властью, предписанной конституцией. Ими только прикрывались сначала большевики, а потом и партийцы всех уровней ради славы и удержания власти в своих цепких руках вплоть до падения тоталитарного режима и распада «нерушимой» диктаторской партийной империи с названием «Советский Союз».

Профессор Карпенков Степан Харланович.

1922 год в истории моей деревни или история одного холма

Это событие произошло в 1922 году в Сибири в Хакасии в разгар Гражданской войны. Сибирь - как и другие регионы России с 1918 года становится ареной ожесточенного противостояния и сопротивления белых и красных. Любая война - это горе, слезы, смерть, разрушения.

Гражданская война, которая развернулась в России в 1918 -1920/22 годы, решала в первую очередь вопросы смены политического строя России. Но, тем не менее, под его кровавое жерло положены тысячи ни в чем не повинных жизней стариков, отцов и детей. Она коснулась своей холодной стороной всех, и даже еще не рожденных детей.

То, что будет рассказано в очерке, коснется судьбы жителей маленького улуса, юга Хакасии. История, которая будет рассказана в данной работе, действительно меня ошеломила. Это один из маленьких эпизодов тех событий, которое происходило в годы Гражданской войны в России. По этот эпизод связан с судьбами тех людей, которые жили и живут рядом со мной, которые являются моими предками.

Это история моей деревни, в которой я родилась, выросла, и которую не обошли стороной кровавые события тех лет. Далеко на юге Сибири, за тысячи километров от центра России, среди лесистых гор и тайги, на самом юге Хакасии расположилась деревня Большой Арбат.

В те далекие 20-е годы ее именовали улусом, жители улуса из поколения в поколение вели размеренный традиционный образ жизни, со сложившимся мировоззрением и ценностями. Как и все хакасы занимались земледелием, охотой, разводили скот. Праздновали как свои национальные языческие праздники, так и православные. Мировосприятие многих ограничивалось улусом и его окраинами.

Редко кто выезжал в местный административный центр. И никому из них не дано было понять тогда в 1917 году, какую черту в их судьбе проведут события 24 - 25 октября в Петербурге, залп из Авроры, свержение Временного правительства и приход к власти большевиков. Как буквально через 5 лет после октябрьских событий, в их жизнь ворвется и холодной дрожью отзовется в сердцах жестокость и уродство Гражданской войны.

Лицом к лицу они столкнутся с бесчеловечной стороной переходного периода.

На северной окраине д. Б-Арбат есть небольшой холмик, который в 20-е годы служил для жителей аила колодцем - источником чистой воды. Почти каждый житель деревни знает этот холм, но не все знают, каким образом он возник, какова его история.

Многие до сих пор не знают всей правды, которую скрывает в своих недрах этот холм, какие ужасы и трагедию таит в себе его безмолвие. Более старшее поколение всегда запрещало детям близко подходить к этому холмику, не объясняя в чем дело. Боялись говорить правду, и вспоминать те страшные события не хотелось. Но любая правда, истина когда-нибудь открывается.

Какой бы чудовищной не было ее лицо. Для нас, детей, она тем более будет чудовищной, потому что связана эта история с именем Аркадия Гайдара, детского писателя, с чьими рассказами знаком каждый ребенок, и эта правда будет противоречить общепринятой трактовке в официальной литературе справедливой политики большевиков. Конечно, сегодня, очевидцев тех событий в живых уже нет, но и сегодня старшее поколение может в подробностях рассказать, что здесь произошло в октябре - ноябре 1922 года.

Всем известно, что в 1918 году Россия разделилась на два враждебных друг другу лагеря: на тех, кто принял Советскую власть и на тех, которые хотели ее совершить любыми способами. Центральной фигурой белого движения в Сибири 1918 - 1920 гг. стал белый адмирал А.В.Колчак.

В составе армии Колчака против большевиков воевал Иван Николаевич Соловьев, один из предводителей банды белых на юге Сибири.

В составе армии Колчака он служит то ли урядником, то ли хорунжим. Ареной действия Соловьева стала Хакасия, ведь он сам здесь родился (с. Белый Июс) и вырос, и уходить из этих мест не собирался, хотя, как и другие остатки от армии Колчака мог уйти в Китай через Монголию. Но любовь к родным местам его удерживала от этого последнего шага.

ЧОН (части особого назначения)

Вот против этого Соловьева и был направлен сюда, в Хакасию, бывший командир отдельного батальона особого назначения - Аркадий Петрович Голиков (Гайдар), а точнее в район Ачинска и Минусинска. Где действовал Горнопартизанский отряд Соловьева. А. Л. Голиков (Гайдар) был членом ЧОН (части особого назначения).

ЧОНы были созданы в Советской России в 1921 г. специальной дерективой от ЦКРКП (б). Они сыграли значительную роль в защите завоеваний Социалистической революции. В связи с переходом к мирному строительству ЧОНы в 1924 году были расформированы.

Действия ЧОНовцев в годы гражданской войны сегодня ни для кого не секрет, как от их рук гибли ни в чем не повинные мирные жители.

Действия ЧОНовцев в Хакасии под руководством А. П. Голикова подробно описаны в книге В. А. Солоухина «Соленое озеро» Вот один из эпизодов: «...Голиков хватал десяток-полтора жителей того или иного аила, предпочтительнее женщин среднего возраста и объявлял: «Если не скажете, где скрывается Соловьев, утром всех расстреляю», и на самом деле расстреливал»*

Далее В.А.Солоухин в своей книге приводит рассказ хакасского писателя Михаила Кильчичакова о шестнадцати заложниках, просидевших ночь в бане. Утром Голиков выпускал их по одному и стрелял в затылок. Или как он объявил одному аилу: «Если не скажете, где скрывается Соловьев, расстреляю весь аил, и действительно выстроил всех: и женщин, и стариков, и детей в одну линейку и всех «перекосил» из пулемета.

По одной версии 86 человек, по другой - 134.( В. А. Солоухин «Соленое озеро» М: Цицеро. 1994 г с.195) 12 февраля 1991 года в Хакасской газете «Ленин Чолы» (Ленинский путь) публикуется статья Г. Итпекова «Гайдар-Хайдар. О двух лицах одного человека» в статье говорится о том, как этот человек безжалостно обращался с невинными людьми, просто-напросто топил их в озере, запихивая людей живыми в прорубь под лед.

Далее автор статьи размышляет, как же теперь нам относиться к известному детскому писателю Аркадию Петровичу как к Гайдару или как к Голикову, который в сердцах наших предков навсегда остался Голиковым - убийцей, как совместить в сознании эти 2 факта?

У ЧОНовцев была хорошо разработанная тактика – это взятие заложников. И ради достижения своей цели - уничтожения банды Соловьева, они готовы были на новые преступления. То, что произошло в улусе Б-Арбат в 1922 году напрямую связано с именем А. П. Гайдара.

Сюда в октябре-ноябре 1922 г. прибывает подручный Голикова, красный командир Лыткин. (В, А. Солоухин «Соленое озеро» М: Цицеро. 1994 г с.196, 197) Лыткин и Голиков - это два друга. Перед Лыткиным стояла задача разузнать у местных жителей местонахождение и пути передвижения банды Соловьева и попутно выявить тех, кто сочувствует Соловьеву и оказывает ему поддержку. Это чудовищное преступление в д. Большой Арбат произошло либо во второй половине октября, либо в начале ноября, но после 14 октября, т.к. 14 октября - Покров день, один из праздников, который ежегодно отмечали.

К этому дню мужчины готовились к предстоящей зимней охоте, и после 14-го артелью, т.е. объединившись в группы по 3 - 4 человека, выезжали по зимнику на охоту. Объектами отстрела в этот зимний период были белки, соболи, кабарга, иногда косули. И, как правило, возвращались с охоты только во время больших холодов - январь, февраль. Накануне тех страшных дней в улусе остались только дети, старики, женщины и те мужчины, которые еще не успели выехать в тайгу.

Передо мной сидит старая женщина лет 85-ти, Сазанакова Татьяна Атпаховна, одна из старожилов нашей деревни, она плохо видит и передвигается только с помощью посторонних. У нее парализована левая рука - это последствия тех страшных дней 1922 года. В тот год ей исполнилось 4 года.

По ее словам, всех жителей согнали в дом на «собрание», всего собралось около 30 человек, от малых до стариков. Красные расспрашивали о Соловьеве и просили выдать тех, кто с ними сотрудничает, а жители - улуса, которые не знали русского языка и не понимали, чего от них хочет добиться Лыткин, а если даже и понимали что речь идет о Соловьеве, то, как они могли им ответить?

Красные же, их молчание, и то, что они «что-то бубнили» в ответ на их допросы, поняли по-своему. Им показалось, что жители улуса скрывают местонахождение Соловьева и не хотят его выдавать властям. Это стало сигналом для расправы над мирными жителями.

Женщин, стариков. Детей выводили на улицу, строили и в целях экономии пуль, пронзали штыками от винтовок. Не жалели ни детей, ни стариков. Татьяну Атпаховну спасла мать. Наспех укутав девочку в легонькое одеяльце, она скрылась с ребенком в зарослях ив. И скрывалась там с ребенком, пока не ушел Лыткин и его отряд.

В тот год. Как рассказывает Татьяна Атпаховна, снег выпал на Покров день, очень рано, и на улице было довольно холодно, вот с тех пор у нее отнялась левая рука, видимо от переохлаждения.

Один из жителей улуса - Артонов Андрей (по хакаски Мукула) попытался бежать через гору, но почти на самой вершине его настигла пуля ЧОНовцев, а ведь оставалось всего несколько метров, чтобы перегнуть холм.

Рассказывает Артонов Иван Николаевич

Рассказывает Артонов Иван Николаевич, как Лыткин расправлялся с семьей его матери. Его мать тогда была молодой женщиной и беременна своим первенцем. В тот день в их двор на лошадях въехали всадники, о чем-то кричали, спрашивали, но женщина, которая в это время убиралась во дворе, не взяв в толк, чего они спрашивают, позвала своего брата.

Тот тоже не мог им ничего вразумительного ответить, так как вообще не понимал их речи, и тогда Лыткин и его люди зарубили его штыком на глазах его беременной сестры, а женщину испинали до полусмерти. Эту женщину (Сагалакова Садат) спасла ее бабушка.

По словам Сагалаковой Александры Михайловны (это ей рассказывали старожилы) Лыткин построил мужчин перед амбаром, где хранилось зерно, и расстреливал в упор (этот амбар до сих пор стоит во дворе Артонова Ивана Николаевича). Красные стреляли и рубили, пьянели от крови убитых ими женщин, стариков, детей.

Затем. Видимо им захотелось большей зрелищности, да и пуль свинцовых уже становилось мало, нужно было экономить. Во второй половине дня, Лыткин и его отряд стали собирать в северной части улуса жителей. Люди еще не понимали, какую расправу для них подготовил Лыткин. ЧОНовцы стали потихоньку собравшуюся толпу из мужчин, стариков, женщин, детей теснить к глубокому колодцу и с помощью штыков сбрасывать их в колодец. Народ, осознав, что их ждет, попытался бежать, но их хватали и бросали в колодец. Или же стреляли наповал. Через несколько часов колодец наполнился людьми - живыми и мертвыми.

Те, которые успели спрятаться от людей Лыткина, будут еще долго слышать крики тех, кто заживо будет погребен в этом колодце.

Люди Лыткина доверху закидают колодец землей, и к вечеру, вместо колодца, здесь образуется высокий холм, погребенными в нем людьми Лыткин и его люди уйдут отсюда только тогда, когда убедятся, что дело сделано, когда перестанут доноситься последние крики погребенных.

Эта чудовищная, леденящая душу, расправа над мирными жителями улуса отзовется глубокой ненавистью в сердцах односельчан к красным, к Лыткину, к Голикову. Из всех тех, кого собрал Лыткин возле колодца, в живых остался только один - Тюкпеев Афанасий Иванович (хакасское имя - Тодах) Его люди Лыткина вытащили из дома в одной рубахе и штанах на босую ногу.

В тот момент, когда красные начали хватать людей и бросать в колодец, многие успели осознать, что их ждет, и начали пытаться бежать, бежал и Афанасий Иванович. И ему, в отличие от других удалось скрыться от людей Лыткина.

Он бежал по снегу босым в сторону горы Изых, туда, где находился зимник охотников. Его, почти замерзающего подберут охотники. Страшное было время. Страшный отпечаток оно оставило в сознании народа.

Эта история, которая произошла в нашей деревне Б-Арбат, в1922 году коротко описана в книге В. А. Солоухина «Солёное озеро».

И как ни умалчивалась эта правда от нас старожилами, она дошла до нас, детей XXI века, до мельчайших подробностей.

И даже сегодня, узнав от старожилов события тех давних времен, леденящая дрожь пробегает по телу, и начинаешь осознавать, как хрупка человеческая жизнь, к каким страшным трагедиям могут привести высокие идеи, непонимание и противостояние в обществе. « .. .на северной стороне д. Б-Арбат возвышается холм, где погребены люди, наши предки.

Люди, которые поплатились своей жизнью за те идеи революции, которые должны были принести людям мир, хлеб, процветающую жизнь». Но на месте этого холма в XXI веке должен возвышаться обелиск в память о тех, кто погиб здесь в 1922 году от рук красногвардейцев, а вернее банды Лыткина.

Л.Сазанакова

Советская власть — убийцы
Письмо Ивана Шмелева защитнику Мориса Конради

Письмо Ивана Шмелёва господину Оберу, защитнику русского офицера Конради*, как материал для дела.

Сознавая громадное общечеловеческое и политическое значение процесса об убийстве Советского Представителя Воровского русским офицером Конради, считаю долгом совести для выяснения истины представить Вам нижеследующие сведения, проливающие некоторый свет на историю террора, ужаса и мук человеческих, свидетелем и жертвой которых приходилось мне быть в Крыму, в городе Алуште, Феодосии и Симферополе, за время с ноября 1920 по февраль 1922 года.

Все сообщенное мною, лишь ничтожная часть того страшного, что совершено Советской властью в России. Клятвой могу подтвердить, что все сообщенное мною — правда. Я — известный в России писатель-беллетрист, Иван Шмелев, проживаю в Париже, 12, рю Шевер, Париж 7.

I. — Мой сын, артиллерийский офицер 25 лет, Сергей Шмелев — участник Великой войны, затем — офицер Добровольческой Армии Деникина в Туркестане. После, больной туберкулезом, служил в Армии Врангеля, в Крыму, в городе Алуште, при управлении Коменданта, не принимая участия в боях. При отступлении добровольцев остался в Крыму. Был арестован большевиками и увезен в Феодосию «для некоторых формальностей», как, на мои просьбы и протесты, ответили чекисты. Там его держали в подвале на каменном полу, с массой таких же офицеров, священников, чиновников. Морили голодом. Продержав с месяц, больного, погнали ночью за город и расстреляли. Я тогда этого не знал. На мои просьбы, поиски и запросы, что сделали с моим сыном, мне отвечали усмешками: «выслали на Север!» Представители высшей власти давали мне понять, что теперь поздно, что самого «дела» ареста нет. На мою просьбу Высшему Советскому учреждению ВЦИК, — Всер. Центр. Исполнит. Комит — ответа не последовало. На хлопоты в Москве мне дали понять, что лучше не надо «ворошить» дела, — толку все равно не будет. Так поступили со мной, кого представители центральной власти не могли не знать.

II. — Во всех городах Крыма были расстреляны без суда все служившие в милиции Крыма и все бывшие полицейские чины прежних правительств, тысячи простых солдат, служивших из-за куска хлеба и не разбиравшихся в политике.

III. — Все солдаты Врангеля, взятые по мобилизации и оставшиеся в Крыму, были брошены в подвалы. Я видел в городе Алуште, как большевики гнали их зимой за горы, раздев до подштанников, босых, голодных. Народ, глядя на это, плакал. Они кутались в мешки, в рваные одеяла, что подавали добрые люди. Многих из них убили, прочих послали в шахты.

IV. — Всех, кто прибыл в Крым после октября 17 года без разрешения властей, арестовали. Многих расстреляли. Убили московского фабриканта Прохорова и его сына 17 лет, лично мне известных, — за то, что они приехали в Крым из Москвы, — бежали.

V. — В Ялте расстреляли в декабре 1920 года престарелую княгиню Барятинскую. Слабая, она не могла идти — ее толкали прикладами. Убили неизвестно за что, без суда, как и всех.

VI. — В г. Алуште арестовали молодого писателя Бориса Шишкина и его брата, Дмитрия, лично мне известных. Первый служил писарем при коменданте города. Их обвинили в разбое, без всякого основания, и несмотря на ручательство рабочих города, которые их знали, расстреляли в г. Ялте без суда. Это происходило в ноябре 1921 года.

VII. — Расстреляли в декабре 1920 года в Симферополе семерых морских офицеров, не уехавших в Европу и потом явившихся на регистрацию. Их арестовали в Алуште.

VIII. — Всех бывших офицеров, как принимавших участие, так и не участвовавших в гражданской войне, явившихся на регистрацию по требованию властей, арестовали и расстреляли, среди них — инвалидов великой войны и глубоких стариков.

IX. — Двенадцать офицеров русской армии, вернувшихся на барках из Болгарии в январе-феврале 1922 года, и открыто заявивших, что приехали добровольно с тоски по родным и России, и что они желают остаться в России, — расстреляли в Ялте в январе-феврале 1922 года.

X. — По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чеки и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего заграницу, за время террора за 2-3 месяца, конец 1920 года и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам — бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7-8 тысяч расстрелянных, по данным врачей — свыше 13 тысяч.

XI. — Террор проводили по Крыму — Председатель Крымского Военно-Революционного Комитета — венгерский коммунист Бела-Кун. В Феодосии Начальник Особого Отдела 3-й Стрелковой Дивизии 4-й Армии тов. Зотов, и его помощник тов. Островский, известный на юге своей необычайной жестокостью. Он же и расстрелял моего сына. Свидетельствую, что в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных. Было много расстреляно татар. Одного учителя-татарина, б. офицера забили на-смерть шомполами и отдали его тело татарам.

XII. — Мне лично не раз заявляли на мои просьбы дать точные сведения — за что расстреляли моего сына и на мои просьбы выдать тело или хотя бы сказать, где его зарыли, уполномоченный от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Дзержинского, Реденс, сказал, пожимая плечами: «Чего вы хотите? Тут, в Крыму, была такая каша…».

XIII. — Как мне приходилось слышать не раз от официальных лиц, было получено приказание из Москвы — «Подмести Крым железной метлой». И вот — старались уже для «статистики». Так цинично хвалились исполнители. — «Надо дать красивую статистику». И дали. Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 года по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная Международная Комиссия могла бы получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле. Я не мог добиться у Советской власти суда над убийцами. Потому-то Советская власть — те же убийцы. И вот я считаю долгом совести явиться свидетелем хотя бы ничтожной части великого избиения России, перед судом свободных граждан Швейцарии. Клянусь, что в моих словах — все истина.

Иван Сергеевич Шмелёв

*Морис Конради - русский офицер (швейцарского происхождения), Георгиевский кавалер, участник Первой мировой войны и Белого движения. Галлиполиец. В эмиграции - в Швейцарии. 10 мая 1923 года в Лозанне, в ресторане отеля «Сесиль», Морис Конради застрелил советского дипломата Вацлава Воровского и ранил двух его помощников — Ивана Аренса и Максима Дивилковского.

После этого он бросил пистолет (по другим рассказам — отдал его метрдотелю) и сдался полиции со словами: «Я сделал доброе дело — большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру».

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — www.belrussia.ru