Условное отношение
Шаткое состояние КА
Жид Лев Мехлис
Террор, в сфере власти НКВД
На переломе
Предписания госполитритуала
Советизация русского народа
Уничтожение Киева
Обстановка беды
Крещатик разрушен советскими
Помочь, проекту "Провидѣніе"
Условное отношение
Для того чтобы удержать фронт, Сталин сделал ставку на жестокий террор. Политкомиссары получили широкие полномочия. Сдавшийся в плен солдат считался предателем. Подразделения НКВД начали охоту на «пораженцев».
Тот факт, что Красная Армия в 1941 году не развалилась под давлением вермахта, имеет лишь условное отношение к «советскому патриотизму» или к «чувству высокой ответственности… за порученное ей задание по обороне социалистической родины».
Уже спустя несколько недель после начала немецкого наступления Сталин и его коллеги вынуждены были признать, что попытка сделать из солдат «социалистических героев» провалилась.
Слишком большим было количество перебежчиков, дезертиров, охваченных страхом офицеров и солдат, и это не имело ничего общего с «безгранично преданными бойцами», какими они должны были стать в результате политической подготовки.
Шаткое состояние Красной Армии
Конечно, бесчисленное количество примеров упорного сопротивления и беззаветной смелости оказывали определенное воздействие на вермахт, и с подобными вещами немцы редко встречались в ходе своих предыдущих молниеносных войн.
Чем дальше продвигались немецкие войска, тем больше проявлялась у солдат Красной Армии любовь к своему отечеству, которая еще в войне против Наполеона I в 1812 году поддерживала царскую армию. Но существовали разные мотивы поддержки сопротивления. Еще одним такого рода мотивом была система контроля и террора, с помощью которой Сталин безжалостно расправлялся с «дезертирами» и «предателями».
В принципе, созданная в этих целях сеть являлась также причиной шаткого состояния Красной Армии. Во время Большого террора — в период с 1936 года по 1938 год, — с помощью которого Сталин укрепил свое положение в качестве всемогущего диктатора провел чистку в партии, государство, армия, вооруженные силы лишились трех из пяти маршалов, 13 из 15 командующих армиями, 57 из 85 командующих корпусами и 110 из 195 командиров дивизий, или, в общей сложности, девяти из десяти генералов и восьми из десяти полковников.
Пришедшие им на смену люди оказались на своих постах прежде всего благодаря слепому послушанию и твердому следованию линии партии, и редко причиной этого была их компетентность в военных вопросах.
Соответственно, в вооруженных силах отсутствовали планы, и они были дезорганизованы, и именно в таком виде советские войска были вынуждены противостоять испытанной в боях военной машине Гитлера.
Вскоре после того как Сталин 3 июля 1941 года в своем выступлении по радио обратился к патриотическим чувствам своих «братьев и сестер» и объявил о мобилизации всех годных к военной службе, он принял некоторые конкретные решения. 17 июля все офицеры Красной Армии — как это происходило и во время больших чисток — были освобождены от выполнения партийно-политических задач. Они были вновь возложены на политических комиссаров, которые своей подписью должны были теперь подтверждать все приказы.
Жид Лев Мехлис
Главой этого гигантского аппарата из 250 тысяч человек стал Лев Мехлис, руководитель Политического управления рабоче-крестьянской Красной Армии (ПУРККА) в ранге армейского генерала первого класса (так в тексте — прим. перев.) Лев Захарович Мехлис представлял собой уменьшенное зеркальное отражение своего господина Иосифа Сталина — фанатичное, язвительное, параноидальное создание.
Этот сын еврейского рабочего из Одессы еще в период гражданской войны входил в близкое окружение Сталина — он был главой его секретариата и главным редактором партийной газеты «Правда».
Во время чисток он проявил себя как массовый убийца; даже Сталин видел в нем «страшного зверя».
С помощью своих «бешеных псов» (Никита Хрущев) Мехлис срочно начал работать над созданием в Красной Армии необходимого боевого духа.
Средством для достижения этой цели стал террор. Уже в своем выступлении по радио Сталин объявил войну «нытикам, паникерам, дезертирам и распространителям слухов».
Что это все означает, стало ясно из его пресловутого августовского Приказа Номер 270: все солдаты, сдавшиеся в плен или захваченные в плен, считались «предателями Родины». Если это были офицеры, то их жен арестовывали и депортировали.
Помимо ПУРККА Мехлиса в спецслужбе НКВД было образован «Особый отдел», в задачу которого входило установление и ликвидация ненадежных элементов в войсках. Прежде всего, в фокусе внимания оказались «офицеры, политические руководители и красноармейцы» из окруженных и разгромленных на фронте частей, которые смогли после этого добраться до линии фронта и перейти ее.
Этих «окруженных» нередко упрекали в том, что они открыли фронт для прохода врага и немедленно расстреливали. «НКВД — это ужасный орган, который в любой момент может уничтожить любого из нас», — сказал один советский генерал, который под Уманью оказался в немецком плену.
Петр Григоренко, принимавший участие в войне в звании майора, рассказывал: «Под расстрел попадали солдаты и офицеры службы тыла, пехотинцев, оставшиеся без материальной части летчики, чудом спасшиеся из горящих танков танкисты, артиллеристы, сотни километров тащившие на себе уже бесполезные — без снарядов! — орудия».
За линией фронта располагались заградительные отряды, в задачу которых входило предотвращение отступления боевых частей с помощью оружия. За первые десять месяцев войны почти 150 тысячам красноармейцев были вынесен и приведен в исполнение смертный приговор — это целая армия.
Кроме того, сталинские палачи использовали ложные доносы для того, чтобы подстегнуть свою пропагандистскую машину.
Так, например, был опорочен и назван «предателем» генерал Владимир Качалов, командующий Южным фронтом (так в тексте — прим. перев.), хотя в Москве прекрасно было известно, что он погиб на фронте.
Поэтому неудивительно, что даже испытанные в бою и до того момента успешные генералы и офицеры предпочитали оставаться в безвыходной ситуации, а не отступать без приказа Сталина из Ставки и не отдавали соответствующего приказа своим людям.
Этим, среди прочего, объясняются огромные советские потери в Киевском котле, когда вполне был возможен прорыв через немецкие позиции.
Террор, в сфере власти НКВД
В сфере власти НКВД террор превращался в кровавые массовые убийства. Глава сталинской секретной службы Лаврентий Берия сформировал специальные отряды для очистки Красной Армии от «трусов» и «пораженцев». Эти люди отправлялись в лагеря, или их сразу расстреливали.
Среди политических заключенных, которые в результате пакта Гитлера-Сталина оказались в Прибалтике и в Польше под советским правлением, чекисты устраивали настоящие кровавые бойни. «Не было больше никакой системы, с помощью которой можно было бы положить конец убийствам», — отметил британский историк Ричард Овери (Richard Overy).
Тот факт, что весь этот террор не повредил боевому духу Красной Армии, имеет простое объяснение: направленные на истребление противника военные действия немцев не оставляли сталинским солдатам другого выбора, кроме как подчиниться приказам своих офицеров, даже если они были столь некомпетентными или самоубийственными.
На переломе
Будущее русского народа скрыто от взоров багровой завесой войны, и напрасно мы пытались бы проникнуть в грядущее… Но уже сейчас мы обязаны ответить на вопросы, диктуемые переживаемым историческим моментом, ибо от того, как мы разрешим эти вопросы – в значительной степени зависит и наше будущее. Русские люди безгранично долго ждали освобождения от большевистского ига.
Будучи надежно отгорожены от Европы кордонами НКВД, мы все-таки силились расслышать что-либо из того огромного моря жизни, которое волновалось, так глухо для нас, - за пределами «коммунистического рая». Но к нам долетали лишь редкие отзвуки из этого, запретного для нас мира.
Часть из нас знала, что за рубежом живется во много раз лучше, чем у нас. Знали, что нигде нет такого политического гнета, как в Советской России, и что материально там живется тоже лучше чем у нас.
Предписания государственно-политического ритуала
Многие из нас, особенно старшие возрасты, которые помнили Россию дореволюционную, страстно хотели дышать воздухом свободы, невиданным в Советском государстве. Может показаться странным, - но даже о жизни внутри страны мы знали очень мало.
Знали то, что нас окружало, непосредственно – вопросы питания, жилища, политического гнета и т.д. Но мы не знали, подлинных намерений наших «вождей».
Подавляющее большинство населения давно перестало верить словам своих «вождей». Отчасти нам удавалось их понять, понимая их речи наоборот, т.е. когда они говорили об изобилии продуктов – мы знали, что продуктов нет. Когда говорили, что мы живем счастливо, - тогда мы были уверены, что правителям кому-то для чего-то нас нужно выставить счастливыми.
Но не всегда такой прием нас выручал… Наши «вожди» сидели в Кремле и чем то там занимались, иногда до нас доходили слухи что они ссорятся между собой. Иногда развертывались перед нами политические панамы – и тогда некоторые «вожди» вдруг оказывались на скамье подсудимых, произносили самообвинительные речи.
В конце концов их расстреливали. Мы этому ничуть не удивлялись – ведь и расстрелянные, и оставшиеся «вожди» были одинаково далеки от нас – разница в том, что некоторые были более ненавистны, другие – менее ненавистны.
Нас интересовало одно – когда же им наступит конец. Но конец не приходил, и мы снова и снова прислушивались, жадно ловя всякие слухи и стараясь найти в этих слухах подтверждение своим страстным надеждам на освобождение.
Почему же мы, русское население, ненавидя большевиков, не попытались освободиться от них сами? Почему не встали дружной стеной против своих тюремщиков. «Пока нет еще условий для спокойного изучения данного отрезка истории России, и потому невозможно вполне объективно и с исчерпывающей полнотой ответить на заданный вопрос.
Россия под властью советов была колоссальных размеров тюрьмой, в которой широко разлилось море шпионства и предательства. Необыкновенно искусно из года в год НКВД опутывало сетью шпионства огромную страну.
Сначала чисто политическим путем через органы НКВД, а в дальнейшем через школы, вливая яд предательства в юные души. В особенности, когда удалось почти погасить религию, этот последний моральный оплот для русского человека – большевики окончательно овладели несчастным русским народом, легкомысленно отдавшим в 1918г., всю власть советам».
В результате – жуткое молчание страдающего народа, и на фоне этого молчания – верноподданнические выкрики подхалимов активистов о счастливой жизни этого народа.
Проходили годы, старшее поколение вымирало, нарождалось и вступало в жизнь новое поколение. С этих пор на сцену русской жизни выступает совершенно своеобразная фигура – так называемый «советский человек».
Виноват ли в появлении этого уродливого образа большевизм исключительно, или сыграли в этом роль и национальные особенности русского характера – трудно сказать.
Может быть, последующие историки найдут, что здесь не так уж виноват многострадальный русский народ, в свое время принявший на себя удары татарских орд и тем спасших Европу от многих бедствий войны и даже от татарщины.
Может быть русский народ вторично спасет Европу от другого бича человечества – от коммунистической революции, ибо никакая из европейских стран, после всех ужасов большевизма, претерпенных русским народом – никогда не рискнет повторить этот печальный опыт.
«Советский человек» это своеобразный продукт советского государства, человек своеобразной психологии и даже внешности. Не следует никогда отождествлять «советского человека» с большевиком. Большевик имеет вполне развитое в определенной окраске мировоззрение.
Для «советского человека» скорее характерно отсутствие определенного мировоззрения, недоразвитие некоторых душевных способностей, которые мы привыкли видеть в каждом человеке.
Характернейшая особенность «советского человека» - это отсутствие в нем инициативы, индивидуальности.
Жизнь человека в советском государстве должна была проходить «по плану». За ним был вечный контроль власти, доведенной до крайней степени централизации.
Для советского гражданина оставалось лишь выполнять многочисленные предписания государственно-политического ритуала, исходящие от государственных и общественных установлений.
В итоге разрушенные семейные устои, ослабленная или отсутствующая религиозность, недостаток внешней культуры, с налетом хулиганства, тем более выраженного, чем ниже стоял человек на общественной лестнице, крайняя запуганность и наконец шпионаж и доносительство, причинившее огромный вред русскому народу за годы владычества советской власти – вот почти полный образ «советского человека».
Страдающий такими страшными язвами, русский народ не мог восстать за свою свободу, и настоящая война это явно показывает. Сотни тысяч людей гибнут на полях сражений, не умея восстать против своих поработителей, и гибнут бесславно, с отчаянием в душе, без надежды на победу, к которой многие из них и не стремятся.
Такой «советизацией» русского народа может быть объяснено и так называемое партизанство – свободное явление, вызванное к жизни большевиками, и которое может быть рассматриваемо как вооруженное хулиганство, узаконенное правительством.
На особом месте должны быть поставлены активисты, общественники. На них следует смотреть, как на советских карьеристов. Без них большевизм никогда не сделал бы таких успехов, особенно в школе, и не изменил бы так глубоко лицо русского народа.
Активисты общественники являлись тем руслом, по которому большевистский яд вливался в организм русского народа. Среди активистов было особенно много шпионов.
На фото: антикоммунистическая русская газета времен Второй мировой войны
«Советизация» русского народа
«Советизация» русского народа не позволила ему восстать и в польскую и в финскую компании. Последняя ясно показала нам, что красная армия, огромная по численности и превосходно вооруженная – все-таки не устоит против германской армии – потому что организация этой армии специфически советская.
И все же восстания пока нет и в эту войну, хотя для большинства народа первые же выстрелы германских пушек прозвучали как отходная молитва большевизму.
Таким образом большевик, активист общественник и «советский человек» - это основные фигуры бывшего советского общества.
Но ни в каком случае не следует считать, что этими фигурами исчерпывается все типы людей Советской России.
Остается огромная масса людей, преимущественно среди крестьян, которых нельзя отнести ни к одному из этих типов. Это пассивная в основном, наибольшая по численности масса людей, уцелевшая от моральной советизации, но пострадавшая в отношении общей культуры.
Эта группа сохранилась частью в следствии своей пассивности, частью в следствии глубоко укоренившегося, но скрытого противодействия советской власти. Никакой активности эта группа в целом не проявляла, но главным образом, ради этой группы существовало НКВД. Из-за этой группы НКВД все время было на страже.
Это были недра народные, до которых все-таки не успела добраться советская власть. Правда, благодаря пассивности этой массы, нельзя было ожидать от нее активности, но ведь и молчание бывает иногда грозным… Таким образом, русский народ болен тяжелой болезнью.
Что же ему делать, чтобы избавиться от этой болезни, и возможно ли это для него? Да, это возможно. Прежде всего русский человек должен отбросить всякую мысль о возможности возврата большевизма. Военная сила большевиков почти уничтожена, и Дамоклов меч, висевший над нами 24 года на тонком волоске – наконец исчез. Нужно неустанно работать над восстановлением разрушенного войной и особенно большевиками народного хозяйства.
Эта работа велика бесконечно, но ни в каком случае мы не должны ее пугаться. В процессе этой работы и в результате ее – придет постепенно исцеление, и мы встанем наконец твердой ногой на путь культуры и материального благосостояния, на котором народы Европы ушли бесконечно далеко от нас.
В этой работе мы должны быть в самом тесном содружестве с Великим Германским народом, которого мы до сих пор вовсе не знали, - о котором имели самые неверные сведения, внушенные нам большевиками.
Содружество с Германским народом явиться гарантией того, что мы пойдем максимальными темпами по пути создания материального благополучия народа, являющегося главнейшей базой для культурного прогресса.
Доктор Колобов, главный врач г. Пскова. Газета «Псковский вестник». Русская еженедельная газета для Пскова и его окрестностей. №4, суббота, 1 ноября 1941 года. с.2.
Уничтожение войсками НКВД центра Киева
Инженерные части Красной армии и отряды НКГБ перед отступлением в сентябре 1941 года заминировали Крещатик и стратегические объекты столицы. Впервые во Второй мировой войне были массово использованы радиоуправляемые (на расстоянии до 400 км) фугасы.
24 сентября после обеда раздался первый взрыв. Пятьдесят тысяч киевлян осталось тогда без крова и имущества. Количество жертв среди мирного населения и оккупантов до сих пор неизвестно. Инженерные части 37-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Андрей Власов, (будущий защитник Москвы, а потом — коллаборационист) и соответствующие подразделения войск НКГБ начали широкомасштабные работы по минированию столицы, когда ход боевых действий приобрел угрожающие для позиций советских войск характер.
Руководствовались указанием Сталина: создавать невыносимые условия врагу.
Впервые в практике Второй мировой войны были массово применены радиоуправляемые взрывные устройства (фугасы, взрываемые по радио с большого расстояния — до 400 км.).
Подготовительные работы велись в строгой тайне, однако, киевляне быстро узнали в чем дело. Правда они и не подозревали о далеко идущих намерениях военных и о своем, фактически, заложничестве.
Так, по воспоминаниям старожилов, в подвалы известного киевского «небоскреба» — дома Гинзбурга на ул. Институтской, 16-18 (теперь на этом месте находится гостиница «Україна» (недавно еще «Москва») взрывчатку в деревянных ящиках носили энкаведисты из своего здания напротив (позднее Октябрьский дворец, Международный центр культуры и искусств, а теперь Кинопалац — Ред.), объясняя, что это они как будто перепрятывают архивы.
Руководил операцией по минированию полковник Александр Голдович (начальник инженерных войск 37-й армии, оборонявшей Киев. После войны генерал-лейтенант, проживал в Москве — Ред.).
Взрывчатка была заложена под все электростанции, водопровод, объекты железнодорожного транспорта, связи (почтамт, телеграф, АТС), мосты через Днепр и подступы к ним, все важные административные здания: Совнарком (ныне — улица Грушевского, 12), Верховная Рада, ЦК КП/б/У (ныне — улица Десятинная, 2), штаб КОВО (улица Банковская, 11), НКГБ (Владимирская, 33).
А также Успенский собор, оперный театр, музей Ленина (ныне — Дом учителя), отдельные большие жилые дома. «Софийский собор спас от разрушения тогдашний директор заповедника архитектор Олекса Повстенко, — рассказывает Дмитрий Малаков, заместитель директора Музея истории Киева. — Минерам, которые приехали со взрывчаткой в «подвалы Софии», он сказал, что таких подвалов не существует».
17 сентября из Киева начали отходить части Красной армии. В тот же день вышли из строя электростанции и водопровод. Настало безвластие.
19 сентября позади отступающих советских войск подразделения НКГБ подорвали металлические фермы обоих железнодорожных и автогужевого (имени Евгении Бош) мостов через Днепр, подпалили деревянный Наводницкий мост, рядом с которым тогда уже торчали из воды быки недостроенного будущего моста имени Патона.
Не все красноармейцы даже успели перейти на левый берег. В тот же день передовые подразделения немецкой шестой армии вошли в Киев.
Зная о минировании и прислушавшись к пущенному подпольщиками слуху о том, что как только электрика будет включена, весь город взорвется, немецкие саперы принялись разминировать те объекты, о которых узнали от собственной агентуры и населения.
Так, в частности, были спасены Оперный театр, музей Ленина, правительственные здания.
Вытащив из здания музея Ленина три тонны тринитротолуола вместе с радиоуправляемыми устройствами, немцы выставили свою добычу на всенародное обозрение, иронизируя, что мол, большевики даже собственную «святыню» заминировали!
Однако 24 сентября после обеда произошел мощный взрыв в помещении «Детского мира» на углу Крещатика и Прорезной, 28/2, куда население, по приказу оккупационных властей, сдавало радиоприемники. В этом доме разместилась немецкая комендатура.
От детонации сработали взрывные устройства в соседних домах, в частности, в гостинице «Спартак» (Крещатик, 30/1). Началась катастрофический пожар главной улицы Киева.
В городе действовала диверсионно-разведывательная группа НКГБ УССР под руководством Ивана Кудри (в составе Дмитрия Соболева, Раисы Окипной, Евгения Бремера, Андрея Печенева и других). В ее задачи входило выяснить, кто и когда будет заселять заминированные объекты и передавать информацию в Центр по мощной рации, установленной на конспиративной квартире пенсионера Линевича.
Последствия взрывов и пожаров были ужасающими: исторического центра Киева, составлявшего славу города, больше не существовало. В горы битого кирпича, обожженные скелеты зданий превращены Крещатик и еще три километра прилегающих к нему улиц: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (Заньковецкой), Ольгинская, часть Институтской, Лютеранской, Прорезной, Пушкинской, Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого), бульвара Шевченко, Большой Васильковской, Думская площадь (Майдан Незалежности) — всего 940 крупных жилых и административных зданий, среди них пять лучших кинотеатров, театр, консерватория, цирк.
21 октября 1941 года газета «Українське слово» писала: «Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин «Дитячий свит». С этого все и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика. Ночью киевляне наблюдали большую зарницу, которая постоянно разрасталась. Большевики разрушили водопровод. Потушить пожар было невозможно.
В то время огонь был хозяином — он пожирал и уничтожал дом за домом. Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральная городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов.
Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!»
В первые же дни бедствия, вызванного взрывами, когда более 50 тыс. киевлян остались без жилья и имущества, гитлеровцы тщетно попытались «раскачать» население на погром в городе, и его руками выполнить «грязную работу» по расправе над евреями. Ситуацию, сложившуюся в Киеве, отражает датированный 7 октября 1941 г. германский документ «Сообщение о событиях в СССР», подготовленный полицией безопасности и СД: «Еще ранее из-за занятия евреями лучших рабочих мест при господстве большевиков и из-за их службы в НКВД как агентов и доносчиков, а также из-за происшедших в Киеве взрывов и возникших крупных пожаров, возмущение населения против евреев было чрезвычайно большим» (Война Германии против Советского Союза, с. 124).
Но ни тогда, ни позже ни одного конкретного факта погромов или фамилии не было приведено даже в немецких документах.
Нелепость попыток представить евреев как виновников большой беды киевского населения была очевидна даже для сбитой с толку охваченной паникой толпы. Их несостоятельность подтвердилась и позднее, в октябре и даже в ноябре 1941 г., когда взрывы и пожары продолжались в уже «очищенном» от евреев городе.
Боевой операцией советских спецслужб воспользовались оккупационные власти, использовав ее как повод для акции по «окончательному решению» еврейского вопроса в Киеве.
Обстановка беды
Взрывы, пожары, хаос, обстановка беды, страха, возмущения и подозрения дали нацистам повод для проведения однократной крупномасштабной истребительной операции по уничтожению евреев в Бабьем Яру 29-30 сентября 1941 года.
Гестаповский отчет № 6, подписанный Генрихом Мюллером, уточнял: «Недостача жилья, особенно в Киеве, в результате больших пожаров и взрывов была ощутимой, однако после ликвидации евреев ее удалось устранить благодаря поселению в квартиры, которые освободились». Ниже следует часть главы «Крещатик» из книги Анатолия Кузнецова «Бабий Яр».
Она была написана автором в 1967-69 годах, когда в свет уже вышел кастрированный цензурой журнальный вариант рукописи его книги (целиком рукопись была опубликована в нью-йоркском издательстве «Посев» в 1986 году и переиздана в 1991 в издательстве «Радянський письменник»). А.Кузнецов.
Глава «Крещатик» из книги «Бабий Яр» «… — Евреи, встать!! — повторил шеф громче и покраснел. Опять никто не поднялся. — Жиды, встать!!! — закричал шеф, хватаясь за пистолет. Тогда в разных местах зала стали подниматься музыканты — скрипачи, виолончелисты, — некоторые техники, редакторы.
Наклоняя головы, гуськом побрели к выходу. Шеф дождался, пока за последним закрылась дверь. Затем на ломаном русском языке он объявил оставшимся, что мир должен услышать голос свободного Киева.
Что в считанные дни нужно восстановить радиостанцию и с завтрашнего дня — все за работу. Кто уклонится, будет рассматриваться как саботажник. Начинается мирная созидательная работа. Притихшие, озадаченные люди поднялись, чтобы расходиться. И тут раздался первый взрыв.
Это было 24 сентября, в четвертом часу дня. Дом немецкой комендатуры с «Детским миром» на первом этаже взорвался. Взрыв был такой силы, что вылетели стекла не только на самом Крещатике, но и на параллельных ему улицах Пушкинской и Меринга.
Стекла рухнули со всех этажей на головы немцев и прохожих, и многие сразу же были поранены. На углу Прорезной поднялся столб огня и дыма. Толпы побежали — кто прочь от взрыва, кто, наоборот, к месту взрыва, смотреть. В первый момент немцы несколько растерялись, но потом стали строить цепь, окружили горящий дом и хватали всех, кто оказался в этот момент перед домом или во дворе.
Волокли какого-то долговязого рыжего парня, зверски его били, и разнесся слух, что это партизан, который принес в «Детский мир» радиоприемник — якобы сдавать, но в приемнике была адская машина.
Всех арестованных вталкивали в кинотеатр здесь же рядом, и скоро он оказался битком набитым израненными, избитыми и окровавленными людьми. В этот момент в развалинах того же самого дома грянул второй, такой же силы, взрыв. Теперь рухнули стены, и комендатура превратилась в гору кирпича.
Крещатик засыпало пылью и затянуло дымом. Третий взрыв поднял на воздух дом напротив — с кафе-кондитерской, забитой противогазами, и с немецкими учреждениями. Немцы оставили кинотеатр и с криками: «Спасайтесь, Крещатик взрывается!» — бросились бежать кто куда, а за ними арестованные, в том числе и рыжий парень.
Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался. Взрывы раздавались через неравные промежутки в самых неожиданных и разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять. Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы.
Взлетело на воздух великолепное здание цирка, и его искореженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница «Континенталь». Никто никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов, а также мирных жителей и имущества, так как никогда ничего на этот счет не сообщалось [ни большевиками, ни фашистами].
Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно сравнить, пожалуй, лишь со знаменитым пожаром Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 году. На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено множество ящиков боеприпасов и противотанковых бутылок с горючей смесью, ибо советское военное командование собиралось драться в Киеве за каждую улицу, для чего весь город был изрыт рвами и застроен баррикадами.
Теперь, когда к ним подбирался огонь, эти ящики ухали с тяжким характерным взрывом-вздохом, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик. Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке.
Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться, что спасать. Надо отдать им должное: они выделили команды, которые побежали по домам всего центра Киева, убеждая жителей выходить на улицу, эвакуируя детей и больных. Много уговаривать не приходилось. Жители — кто успел схватить узел, а кто в чем стоял — бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на бульвар Шевченко, на стадион. Было много обгоревших и раненых. Немцы оцепили весь центр города.
Пожар расширялся: горели уже и параллельные Пушкинская и Меринга, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было впечатление, что взрывается весь город. До войны в Киеве начинали строить метро, и теперь поползли слухи, что то было не метро, а закладка чудовищных мин под всем Киевом.
Но более правдоподобными были запоздалые воспоминания, что по ночам во дворы приезжали грузовики, и люди в форме НКВД что-то сгружали в подвалы. Но куда в те времена не приезжали по ночам машины НКВД и чем только они ни занимались! Кто и видел из-за занавески — предпочитал не видеть и забыть. И никто понятия не имел, где произойдет следующий взрыв, поэтому бежали из домов далеко от Крещатика.
Откуда-то немцы срочно доставили на самолете длинные шланги, протянули их от самого Днепра через Пионерский парк и стали качать воду мощными насосами. Но до Крещатика вода не дошла: среди зарослей парка кто-то шланги перерезал. Над чудовищным костром, каким стал центр Киева, образовались мощные воздушные потоки, в которых, как в трубе, высоко взлетали горящие щепки, бумаги, головни, посыпая то Бессарабку, то Печерск. Поэтому на все крыши повзбирались немцы, полицейские, дворники, добровольцы, засыпали головни песком, затаптывали угли.
Погорельцы ночевали в противовоздушных щелях, в кустах бульваров и парков. Немцы не могли даже достать трупы своих погибших или жителей, они сгорали дотла. Горело все, что награбили немцы, горели шестикомнатные квартиры, набитые роялями, горели радиокомитет, кинотеатры, универмаги.
После нескольких отчаянных дней борьбы с пожаром немцы прекратили сопротивление, вышли из этого пекла, в котором, кажется, уже не оставалось ничего живого, и только наблюдали пожар издали. Крещатик продолжал гореть в полном безлюдье, только время от времени в каком-нибудь доме с глухим грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов.
Город насквозь пропитался гарью; по ночам он был залит красным светом, и это зарево, как потом говорили, было видно за сотни километров и служило ориентиром для самолетов. Сами взрывы закончились 28 сентября.
Главный пожар продолжался две недели, и две недели стояло оцепление из автоматчиков.
Видео: Кто похоронил тысячи киевлян под Крещатиком 1941 г
https://www.youtube.com/watch?v=pgzbFSE1lAI
Видео: 1941 год НКВД уничтожение центра Киева 1941
NKVD destruction of the center of Kiev
https://www.youtube.com/watch?v=J2bTA-bsTJc
А когда оно было снято и немцы туда пошли, то улиц, собственно, не было: падавшие с двух сторон здания образовали завалы. Примерно месяц шли работы по прокладке проездов. Раскаленные развалины дымились еще долго; даже в декабре я своими глазами видел упрямо выбивающиеся из-под кирпича струи дыма.
Взрыв и пожар Крещатика, нигде и никем до сего момента толком не описанные, должны, по-моему, войти в историю войны принципиальной вехой. Во-первых, это была первая в истории скрупулезно подготовленная акция такого порядка и масштаба.
Нужно уяснить, что значил Крещатик для Киева. При соответствующем масштабе это все равно, как если бы взорвался центр Москвы в пределах Бульварного кольца, Невский проспект в Ленинграде с окружающими улицами или, скажем, сердце Парижа до Больших бульваров. До этой варварской акции такое и вообразить было трудно, а вот НКВД вообразил и, так сказать, открыло в войнах новую страницу.
Только после Крещатика и у немцев, и у советских родилось это правило: обследовать каждое занятое здание и писать «Проверено. Мин нет». Понятным было уничтожение при отступлении мостов, военных и промышленных объектов. Но здесь взрывалось сердце города сугубо мирное, с магазинами и театрами. Во-вторых, многие приняли акцию с Крещатиком как первое такого размаха проявление народного патриотизма. Ни одна столица Европы не встретила Гитлера так, как Киев.
Город Киев не мог больше обороняться, армия оставила его, и он, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу.
С другой стороны, уничтожать древний и великолепный центр столицы ради одной патриотической пощечины врагу, губя при этом и множество мирных жителей — не слишком ли это? И вот тут начинаются вещи странные.
Никогда, ни в то время, ни после советские власти не признались во взрыве Крещатика, а наоборот, приписали этот взрыв… немцам.
Они кричали в печати о варварстве фашистов, а потом после войны обтыкали развалины плакатами и писали во всех газетах: «Восстановим гордость Украины Крещатик, зверски разрушенный фашистскими захватчиками».
Крещатик разрушен советскими
Хотя весь Киев прекрасно знал, что Крещатик разрушен советскими, населению вдалбливалось, что это сделали проклятые немцы. Только в 1963 году КГБ выдал для публикации небольшую «Справку КГБ при Совете Министров УССР о диверсионно-разведывательной деятельности группы подпольщиков г. Киева под руководством И. Д. Кудри».
Справка эта не говорит об уничтожении Крещатика, но лишь о «взрывах», совершенно обходя само слово «Крещатик». Из нее выясняется, что И. Д. Кудря, под кличкой «Максим», был работником органов безопасности, по их заданию был оставлен в городе вместе с группой, в которую входили Д. Соболев, А. Печенев, Р. Окипная, Е. Бремер и другие. Цитирую: «В городе… не прекращались пожары и взрывы, принявшие особенный размах в период с 24 по 28 сентября 1941 года, в числе других был взорван склад с принятыми от населения радиоприемниками, немецкая военная комендатура, кинотеатр для немцев и др.
И хотя утвердительно никто не может сказать, кто конкретно осуществлял подобные взрывы, уносившие в могилу сотни «завоевателей», нет сомнения, что к этому приложили руку лица, имевшие отношение к группе «Максима». Главное же состояло в том, что заносчивым фашистским «завоевателям» эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они».
Далее сообщается, что Д. Соболев погиб при одной из своих многочисленных операций, А. Печенев застрелился раненый в постели, когда его пришли арестовывать гестаповцы. Кудря-«Максим», Р. Окипная и Е. Бремер были схвачены в Киеве в июле 1942 года, но где они умерли, достоверно неизвестно.
В 1965 году в «Правде» был опубликован без всяких комментариев указ о присвоении И. Д. Кудре посмертно звания Героя Советского Союза. Более двадцати лет для колебаний по поводу такого решения, видимо, понадобилось, чтобы убедиться, что Кудря действительно погиб.
Подробности уничтожения Крещатика мог бы осветить только КГБ, но он хранил тайну. И остается масса неясного, непроверенного. Существует много слухов и легенд; о каком-то чекисте-смертнике, который ворвался в вестибюль «Континенталя», включил взрыватели и погиб при этом сам.
О том, что другой смертник взорвал во время сеанса кинотеатр Шанцера, когда он был набит немцами и прочее. Все это трудно проверить. Несомненно одно: мины закладывались основательно, обдуманно, задолго до взятия немцами Киева, и, по крайней мере, в основной своей части имели систему взрывания, позволявшую их взрывать выборочно и в намеченное время.
Живы свидетели, видевшие доставку взрывчатки на грузовиках НКВД за месяц-полтора до взрывов. Им тогда и в голову не приходило, что это закладываются мины, потому что немцы были далеко от Киева, а газеты и радио захлебывались, заявляя, что Киев ни за что не будет отдан врагу. Но, видимо, органы безопасности лучше отдавали себе отчет в ситуации.
Взрывая мирный Крещатик, диверсанты Красной армии действительно нанесли немцам ощутимый военный урон, а то, что при этом погибнет втрое больше мирных жителей, это советскую власть никогда не волновало.
Тем более, что по советским понятиям люди, оставшиеся на оккупированной территории, — не патриоты, значит, и не люди. Но был еще один, самый зловещий аспект этих событий шестидесятилетней давности.
Немцы словно участвовали в жутком соревновании с Советами по уничтожению мирных ни в чем неповинных людей: 29 сентября 1941 года произошла ужасная трагедия Бабьего Яра».
Андрей Илларионов
