Иконы советского стиля

Структура иконописного промысла

Хождение в народ

Смерть и гибель для владык

Городские выдумки

Угаданный госзаказ

Художников заставим работать

Визуализация патриотизма

Анархо-космизм в 1920-х

Советский бомонд

Ссылки по теме

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Иконы советского стиля

1500 рублей выделил заместитель председателя Совета народных комиссаров Л. Б. Каменев бывшему иконописцу Ивану Голикову в качестве аванса за серию иллюстраций к "Слову о полку Игореве". Это был крупный успех советской культурной политики — перековка ремесленников-богомазов, которые переключились на образ счастливой и совершенно безрелигиозной страны. Причем этот образ, которым характеризуется расцвет лаковой миниатюры, пережил саму советскую власть.

Александр Кравецкий

Структура иконописного промысла

"Редкий из них умеет запрячь или вспахать землю, посеять, собрать хлеб..." Расположенные неподалеку от Суздаля села Мстера, Палех, Холуй и другие помельче обеспечивали иконами почти всю Россию.

Это были странные села, их жители практически не занимались сельским хозяйством, зато там проводилось до пяти ярмарок в год. И славились эти ярмарки не медом, картошкой или мочеными яблоками, а иконами — на любой вкус и достаток. В промысле участвовали все. Те, кто не писал, готовили доски, чеканили медные оклады, то есть работали на иконное производство.

В 1854 году журнал "Москвитянин" сообщал о жителях Холуя: "Не имея хлебопашества, они с плугом и сохою вовсе не знакомы; редкий из них умеет запрячь или вспахать землю, посеять, собрать хлеб. Главное их занятие — иконопись. С малых лет до глубокой старости житель Холуя не расстается с кистью".

Структура иконописного промысла очень напоминала средневековые цеховые организации, существование которых в России историки отрицают. Ремесленник проходил все стадии мастерства — от ученика до полноправного мастера. Писаные иконы изготавливались небольшими мастерскими, где работало 15-20 человек.

При этом дешевые иконы не были авторскими — над каждой работало не меньше двух человек. Лики писали "личники", все остальное — "доличники". Иногда практиковалось и более дробное разделение труда, когда весь процесс и каждая операция доводились до полного автоматизма.

Технологической революцией стало использование окладов из дешевой фольги, которые закрывали икону почти целиком,— работа художника сводилась к изображению лика. Такие "подфалежные" иконы считались дурным тоном, но были сильно дешевле обычных. Правда, эта технология чуть было не привела к полному уничтожению иконного промысла.

Дело в том, что блестящие "подфалежные" изделия научились имитировать фабрики, занятые производством металлической тары для конфет и ваксы. В конце XIX века немецкая фирма "Жако и Бонакер" освоила печатание хромолитографированных икон на жести. Продукция "Жако и Бонакер", напоминавшая дорогие иконы в эмалевых окладах, заполонила церковные лавки. Блестящие штампованные изображения были существенно дешевле, нежели писаные иконы. А главное, куда красивее с точки зрения массового вкуса.

Понятно, что иконописцы Палеха, Мстеры и Холуя писали не только дешевые массовые иконы. Среди них были и "подстаринщики" — мастера, стилизующие свои произведения под древнюю живопись. Существовали различные технологии, позволяющие состарить только что написанную икону. Иконописцы, умеющие "зафурить" или "присмирить" икону, чтобы выдать ее за древнюю, назывались фурильщиками или подфурниками.

Занимались "подстаринщики" и реставрацией. Первоначально их клиентами были старообрядцы, но с возникновением общественного интереса к иконе у "подстаринщиков" появились новые клиенты — амбициозные, но недостаточно образованные коллекционеры.

Например, ходила байка про "подстаринщика", который, получив для реставрации древнюю икону, аккуратно спилил верхний слой доски вместе с красочным слоем, а к старой доске приклеил новый слой дерева, на которой написал копию "отреставрированной" иконы. Эта копия была возвращена коллекционеру-заказчику, а подлинник купил знаток-старообрядец.

Хождение в народ

Экономические трудности, которые испытывали иконные промыслы, грозили им полным исчезновением, но неожиданно у кустарей-иконописцев появились высокие покровители. Коллекционеры и исследователи древнерусской живописи хорошо знали быт и проблемы иконописных артелей. В 1901 году искусствоведы Н. П. Кондаков и С. Д. Шереметьев с группой единомышленников создали Комитет попечительства о русской иконописи, который должен был, с одной стороны, помогать иконописцам осваивать живописную технику, а с другой — защищать их экономические интересы, борясь с промышленным производством икон.

По сути это был народнический проект. Подобно деятелям предыдущей эпохи, желавшим, чтобы народ нес с базара "не милорда глупого", а "Белинского и Гоголя", члены комитета мечтали, чтобы иконные лавки торговали не блестящими жестяными картинками, а качественными писаными иконами.

То есть речь шла не только о сохранении промысла, но и о воспитании народного вкуса, а иконописцев следовало не только материально поддержать, но и перевоспитать. А поскольку ограничить продажу печатных икон комитету не удалось, все свелось именно к воспитанию и просвещению. Школы иконописцев создавались не только в окрестностях Суздаля, но и в Москве.

"Третий интернационал" в исполнении бывшего иконописца И. И. Голикова не менее динамичен, чем созданный несколькими годами раньше памятник Третьему интернационалу В. Татлина, более известный как башня Татлина

Предполагалось, что эти учебные заведения дадут будущим иконописцам общее художественное образование, а также внушат им, что икона — это произведение искусства, которое нельзя писать бригадным методом, с разделением на "личников" и "доличников". Наиболее известная из таких школ была основана в Москве художником Клавдием Степановым, прожившим более 20 лет в Италии, а затем вернувшимся в Россию с идеей привить народу художественный вкус.

В этой школе будущих иконописцев учили копировать Рафаэля и других художников Возрождения. Душа романтического народолюбца наверняка радовалась при виде крестьянских детей, копирующих Рафаэля, однако промыслы — штука традиционная, отторгающая новшества.

Конфуз произошел, как только первые выпускники этих школ стали искать работу. Артели категорически отказывались принимать их в свои ряды, ведь заказчики требовали как раз массовую икону, с которой и сражались столичные эстеты. В общем, проект воспитания просвещенных иконописцев большого успеха не имел. Впрочем, большинство попыток городских идеалистов объяснить народу, как следует жить по законам красоты, добра и правды, заканчивались именно так. А вскоре иконному промыслу пришлось преодолевать трудности совсем иного рода.

"Смерть и гибель для владык..."

Революция и антирелигиозная политика большевиков уничтожили иконописные промыслы на корню. И дело здесь было даже не в репрессиях, а в практически полном падении спроса на дешевые массовые иконы. В несколько лучшем положении были "подстаринщики", имевшие хотя бы теоретическую возможность влиться в поддерживаемую государством реставрационную деятельность. Но заказов на подобные работы было не много. В 1918 году жители Палеха попытались было организовать Первую палехскую художественно-декоративную артель, которая в основном занималась реставрацией храмов.

Палехские художники предпочитали презентовать себя на французском языке

Но, поскольку на повестке дня было закрытие храмов, а не их восстановление, артель просуществовала недолго. Спустя пару лет там же возникла другая артель, специализировавшаяся на росписи деревянных шкатулок, солонок, ларцов и т. п. Это давало работу и многочисленным столярам, которые переключились на эту мелочевку с иконных досок. Владимирский артсоюз умудрился даже отправить партию своего товара на продажу в Англию. Но все кончилось конфузом: изделия, не выдержав транспортировки в сырых трюмах, потрескались и осыпались.

Артели бывших иконописцев пытались расписывать все, на что можно было положить краску,— металл, рогожу, мешковину... И надо сказать, яркие ковры из мешковины пользовались определенным спросом. Богомазы быстро поняли, что хорошо продается то, что перекликается с современностью. А поскольку современность пестрела марксистскими лозунгами, изделия народных художников заговорили языком советской пропаганды. На жестяном подносе теперь можно было изобразить ржаное поле с дымящей фабрикой на краю, а в центре, взявшись за руки, стоят рабочий с молотом и крестьянин с серпом. И надпись: "Мы с тобой — родные братья, Ты — рабочий, я — мужик. Наши крепкие объятья — Смерть и гибель для владык".

Предметы домашнего хозяйства с революционной атрибутикой все-таки не входили в число предметов первой необходимости. По-настоящему востребованным товаром были матрешки — спрос на детские игрушки есть при любой власти. Поэтому никому не приходило в голову рисовать матрешкам лица Ленина, Троцкого или Буденного. Укачивать в игрушечной колыбели вождя мирового пролетариата — сомнительное удовольствие.

Обращаясь к революционным сюжетам, иконописцы не проявляли большой оригинальности. Точно так же действовали, например, художники бывшего Императорского фарфорового завода — украшали заготовки, скопившиеся с дореволюционных времен, актуальными сюжетами и лозунгами "Мир хижинам — война дворцам", "Земля трудящимся!", "Кто не работает, тот не ест!", "Пропади буржуазия, сгинь капитал!" и т. д.

Подобные приемы использовали почти все производители бытовых предметов. Ильф и Петров неоднократно проезжались по поводу нового креатива, упоминались, в частности, галстук "Мечта ударника", гипсовая статуэтка "Купающаяся колхозница", дамские пробковые подмышники "Любовь пчел трудовых".

Адаптация традиционных приемов к новой реальности давала возможность делать яркие необычные вещи. Однако то, что эксплуатация иконописных композиций придает народному искусству особую пикантность, поняли далеко не сразу. Художников периодически ругали за то, что их картинки нового быта слишком уж похожи на иконы, что женщина, нежно обнимающая сноп, подозрительно напоминает Богоматерь с Младенцем и т. д.

Городские выдумки

Провинция всегда оглядывается на столицы и с большим скепсисом относится к местной самодеятельности, если та не похожа на столичные образцы. Поэтому провинциальную экзотику обычно замечают столичные жители, а не местные. Именно такая история произошла с суздальскими иконописцами.

Изобретением советской лаковой миниатюры мы обязаны палешанам И. И. Голикову и А. А. Глазунову, перебравшимся в Москву, где они работали в качестве иконописцев, реставраторов, театральных художников и т. д. Именно они в 1923 году придумали яркие расписные коробочки со снопами, тройками, медведями и добрыми молодцами, в которых наши бабушки и прабабушки хранили свои украшения.

Бывшие иконописцы создали визуальный образ народа и страны, который прекрасно подходил к любой идеологической схеме. Фото: РИА Новости

В основе их изобретения было три обстоятельства. Во-первых, они начали работать не с деревом, привычным для иконописцев, а с папье-маше (материал из слоев бумаги с пропиткой, подвергнутый термообработке). Идея была заимствована у конкурентов: еще задолго до революции находящаяся в Федоскино фабрика Лукутина выпускала мелкие предметы с росписью, выполненные из этого дешевого и легкого в обработке материала.

Вторым обстоятельством было то, что художники совершенно сознательно использовали иконописную технику для создания нецерковных произведений. Сочетание хорошо узнаваемых цветов и композиционных схем с непривычными сюжетами производило на зрителей сильнейшее впечатление. И наконец, третий, но не менее важный момент: свои экспериментальные произведения авторы предложили не коллекционерам, а государству, быстро сориентировавшись, что теперь именно оно является главным заказчиком искусства.

По воспоминаниям художников, труднее всего было найти кусок папье-маше для самой первой работы. В условиях послереволюционного дефицита это было нетривиальной задачей. В конце концов Александр Глазунов пожертвовал сделанную из папье-маше ванночку для фотореактивов, а Иван Голиков изобразил на ней сцену охоты в той стилистике, по которой безошибочно опознается все сделанное в Палехе.

Эмоционально картинка воспринималась как миниатюрная икона, но при этом она была абсолютно светской. Ивану Голикову удалось точно ответить на социальный заказ — предложить светский вариант народного искусства. "Охоту" отнесли в Кустарный музей ВСНХ, где она была принята с восторгом. Художники получили материалы для работы, а музей вскоре организовал экспозицию лаковой миниатюры на только что открытой сельскохозяйственной выставке (ныне ВДНХ).

Угаданный госзаказ

Отношение государства, которое называло себя рабоче-крестьянским, к народному искусству было довольно сложным. То, что искусство должно принадлежать народу, и что именно народ — творец всего прекрасного, декларировалось постоянно. Но на практике получалось как-то не очень. Народное искусство плохо вписывалось в идеологию и оказывалось то слишком эротичным, то избыточно грубым, то религиозным.

Созданная Голиковым и проспонсированная Каменевым серия иллюстраций к "Слову о полку Игореве". Фото: РИА Новости

Идейно выдержанные произведения были нарасхват, и позже, в начале 30-х годов, их создание стало восприниматься как государственная задача. Неожиданно для всех фольклористика была объявлена одной из важнейших частей марксистско-ленинского литературоведения, после чего пошла волна публикаций фальсифицированных фольклорных текстов, воспевавших счастливую жизнь советских крестьян.

В те же годы Максим Горький, выступая перед съездом воинствующих безбожников, сформулировал задачу наполнить новым смыслом церковные музыкальные произведения: "Наша русская церковная музыка есть нечто глубоко ценное, это действительно хорошая музыка. Почему-то до сих пор никто не догадался написать к этой музыке хорошие, красивые слова, которые можно было бы слушать не в качестве вечерни, обедни, всенощной, а как и когда угодно. Почему не сделать этого? Ценность музыки несомненна. А что касается слов, то чего другого — слов у нас сколько угодно".

Что же до палехских художников, то, создавая новую идеологически выдержанную миниатюру, они не исполняли госзаказ, но предвосхищали его. К тому же их произведения действительно были талантливы. Чего стоит, например, расписанная Голиковым круглая пудреница "Третий интернационал". В крышку вписана пятиконечная звезда, служащая рамкой для красноармейца, рабочего и крестьянина; те протягивают руки все еще угнетенным соратникам в борьбе — китайцу, индусу, французу, немцу, англичанину и прочим. Все эти идеологические бонусы сочетаются с динамичной композицией из переплетенных рук, тел и лучей звезды.

Очищенные от "религиозного дурмана" творения иконописцев прекрасно вписывались в новую идеологию. В них было все: и эксплуатация модных приемов древнерусской живописи, и подтверждение деклараций, что революция раскрепостила народные таланты. Палехские художники были обречены на успех. В постоянной экспозиции Кустарного музея появляется витрина, посвященная Палеху.

Центральное место в ней занимала пластинка из папье-маше, в центре которой был изображен пятиглавый палехский храм, слева — крестьянин, пашущий землю, справа — тот же крестьянин за столом с кисточкой в руке. Вверху над храмом, в облаках и звездах, парил советский герб, заменяющий солнце, а венчала все это французская надпись "Assiociation d'artisaus de peiture antique de Palekh". Не будем упрекать палешан за грамматические ошибки и неточности словоупотребления: все-таки antique — это скорее "античный", чем "древний", да и artisans de peinture (дословно "ремесленники живописи") смотрится диковато. Так или иначе примечательно, что суздальские кустари презентовали себя на французском.

Примечательно, но не слишком удивительно. Лаковая миниатюра сразу же становится визитной карточкой советского искусства на зарубежных выставках. В 1924 году работы палехских мастеров были показаны на XIV Международной художественной выставке в Венеции, в 1925 году Артель древней живописи получила Гран-при на Всемирной выставке декоративных искусств в Париже. Потом были Милан, Вена, Берлин...

Советские книги об искусстве Палеха непременно рассказывали, с каким восторгом иностранцы реагировали на эти яркие миниатюры. В воспоминаниях палешанина Александра Зубкова есть такой эпизод. В 1924 году после демонстрации лаковых шкатулок в Венеции в советскую делегацию поступило неофициальное предложение послать в Италию четырех мастеров для создания там школы. "Этим мастерам,— пишет Зубков,— предлагалось четырехлетнее руководство школой с хорошим вознаграждением, а затем любое местожительство в Италии и пожизненная пенсия.

Председатель ВОКС (Всесоюзное общество культурных связей с заграницей.— А. К.) т. Каменева ответила, что это искусство принадлежит Советскому Союзу, а потому не может быть и речи о посылке мастеров в Италию". Нельзя сказать, что подобные истории вызывают у автора большое доверие...

"И тогда всех художников заставим работать в колхозе..."

Придуманный Голиковым и Глазуновым художественный проект развивался уже не в Москве, а в Палехе, где была создана художественная артель. Но местные власти, слабо разбирающиеся в актуальном советском искусстве, отреагировали на ее создание довольно кисло. Они были уверены, что художники пытаются возродить иконный промысел. Это создавало массу проблем, ведь включение лаковой миниатюры в репертуар агитпропа предполагало легальность артели. Когда же власти убедились, что художники не только лояльны, но еще и имеют высоких покровителей, пришла новая напасть.

Для патриотических бесед палехская миниатюра идеально подходила как в советскую эпоху, так и в антисоветскую. Фото: Исаак Тункель/Фотоархив журнала , Исаак Тункель/Фотоархив журнала "Огонек"

С точки зрения закона палехские художники считались крестьянами, а значит, все радости, связанные с коллективизацией, относились к ним в полной мере. Сплошная коллективизация требовала поголовного вступления в колхозы. И хотя Артель древней живописи имела охранную грамоту от местного обкома партии, колхоз постоянно пытался заставить членов артели обрабатывать землю. Художникам с большим трудом удавалось отбиваться от активистов. Они объясняли, что их изделия продают за границу, а на эти деньги покупают трактора.

Колхозники же не могли смириться с тем, что их соседи не отправляются чуть свет в поле, а вместо этого раскрашивают какие-то бессмысленные предметы и, что самое обидное, совсем не бедствуют. "Артель нам нужна пока только потому,— говорил в 1931 году на общем собрании колхоза председатель Палехского сельсовета,— что на ее продукцию за границей нам дают машины.

Но не больше как через год у нас будут свои машины, и изделия эти за границу не пойдут. Нам же они не нужны, мы плевать будем на них, и тогда всех художников заставим работать в колхозе".

Но если говорить серьезно, насильственная коллективизация палехским художникам не грозила — слишком уж серьезные люди им покровительствовали. Читая изданные в начале 30-х годов мемуары палешан, натыкаешься на самые неожиданные имена. Их опекал не только Горький, который кого только не опекал, но и Яков Ганецкий, работавший непосредственно с Лениным и Парвусом и арестованный Временным правительством по обвинению в передаче большевикам немецких денег.

Читаешь в мемуарах художника Ивана Боканова, как во время выставки в Нижнем Новгороде Ганецкий долго рассматривал его работы и даже попросил дать несколько работ для демонстрации в Москве, и не сразу понимаешь, кто это такой — образ специалиста по сомнительным международным финансовым операциям совсем не вяжется с лаковой миниатюрой.

А в мемуарах Ивана Голикова есть рассказ, как начиналась его работа над иллюстрациями к "Слову о полку Игореве". Он имел беседу с заместителем председателя Совета народных комиссаров Львом Каменевым, которому пожаловался на бедность, многодетность и отсутствие коровы. Результатом этих жалоб стал аванс в 1500 рублей.

В позднейших советских публикациях имена Ганецкого и Каменева, расстрелянных во время Большого террора, уже не встречаются. Однако их интерес к палехским художникам случайным не был. Лаковая миниатюра была и предметом экспорта, и прекрасным материалом, демонстрирующим расцвет искусства в СССР. Такие промыслы должны были курироваться на самом высоком уровне.

Визуализация патриотизма

Успехи палешан подвигли иконописцев соседних сел последовать их примеру, и вскоре Мстера и Холуй обзавелись своими художественными артелями. Каждое село претендовало на наличие собственной школы и доказывало, что не похоже на Палех и идет своим путем. Но более важным кажется то, что их объединяло.

Бывшие иконописцы создали визуальный образ народа и страны, который прекрасно вписывался в любую идеологическую схему: красивые розовощекие люди, которые с кем-то боролись и побеждали, иногда даже делали революцию, а в свободное время пахали землю, строили, творили.

Красных флагов на пудреницах и табакерках рисовалось много, но революционная тема все-таки не преобладала. Красных рубах, платков и коней было куда больше. Созданная Голиковым и проспонсированная Каменевым серия иллюстраций к "Слову о полку Игореве" попадала в десятку. Создавалась версия Древней Руси — языческой, героической, сильной и чистой, как правда. Поэтика религиозной живописи теперь работала исключительно на патриотизм, а религиозная составляющая отсутствовала напрочь.

Лаковые шкатулки стали обязательным атрибутом сувенирных лавок, открывавшихся с конца 70-х годов в городах Золотого кольца. Именно эту версию Древней Руси должен был видеть турист, отправившийся осматривать наши древности. После падения советской власти и прекращения антирелигиозной пропаганды лаковая миниатюра из сувенирных лавок не исчезла. Теперь она соседствует с иконами, чашками, фарфоровыми колокольчиками и всеми своими яркими красками декларирует, сколь прекрасна страна Россия. Месседж, востребованный при любой власти.

Анархо-космизм «Свободной трудовой церкви России» в 1920-х

В 1922 году поэт и анархист Святогор, пензенский епископ Иоанникий (Смирнов) и бывший секретарь священника Гапона Жилкин основали в Москве Свободную Трудовую Церковь. СТЦ предлагала реформировать православие на основе анархизма, космизма и достижений науки. Это был один из вариантов Русской религиозной Реформации, прерванной в конце 1920-х.

Одним из экзотических образцов проявления радикального религиозного реформизма в России первой половины 1920-х была деятельность Свободной Трудовой Церкви (СТЦ). Созданию это церковного объединения предшествовала произошедшая в Москве в 1922 году встреча двух незаурядных личностей – Александра Святогора и Ивана Смирнова.

Александр Святогор (Агеенко Александр Федорович, 1886-1937) – талантливый поэт-футурист, родился в семье священника. Будучи ещё семинаристом, он увлекся анархизмом, вступил в подпольный кружок, принимал участие в экспроприациях, за что отсидел в тюрьме около 6 лет. После революции Святогор примыкает к биокосмистам, считавшим культурно-просветительную работу главным средством достижения анархии в обществе. Увлечение анархистской идеологией сочеталось у него с глубокой христианской верой, с планами коренного реформирования Церкви.

Иван Сергеевич Смирнов родился в 1884 году в городе Шуя Иваново-Вознесенской губернии. Студентом третьего курса Казанской духовной академии он принимает монашество (и имя – Иоанникий). Ко времени учёбы относится знакомство Смирнова со священником Владимиром (Путятой). В Пензу иеродиакон Иоанникий приехал в 1915 г. вместе с Путятой, в качестве его секретаря, после назначения архиепископа Владимира Пензенским епархиальным архиереем.

Будучи самым близким к архиепископу человеком, Смирнов и в возникшем в 1918 году «пензенском расколе» также играл одну из ведущих ролей. Именно Иоанникий был организатором массовых собраний верующих в помещении городского театра («Народного дома»), многократно выступал с проповедями на злобу дня.

В 1919 году Иоанникий был рукоположен Владимиром в сан священника и назначен настоятелем кафедрального собора Пензы. Параллельно монах Иоанникий работал сотрудником Пензенского статистического бюро. В 1921 году архиепископ Владимир (Путята) рукоположил Иоанникия в епископы.

В это время духовенство Пензы было самым радикально-левым крылом в Русской Православной Церкви, по своим воззрениям оно скорее относилось к анархо-коммунистам (превосходя по радикализму большевиков). Крайне левая повестка местного духовенства привела к тому, что 24 июля 1922 году Иоанникий (Смирнов) был арестован пензенскими чекистами по обвинению в «злоупотреблении именем советской власти и дискредитировании таковой» и 11 августа 1922 года этапирован в Москву в распоряжение ГПУ. Спустя неделю он был из-под ареста освобожден и получил возможность остаться в столице, где и произошла встреча Святогора с безработным епископом Иоанникием Смирновым.

Ещё одним незаурядным членом церковной коллегии СТЦ стал старый «искатель по верам», богослов Фёдор Ильич Жилкин, в недавнем прошлом руководитель «Христианско-социалистической рабоче-крестьянской партии». Но политически активным гражданам имя Жилкина чаще всего было известно в другом качестве – как личного секретаря печально известного священника Гапона.

Именно эти три активиста и приступили к формированию в Москве Свободной Трудовой Церкви. В целом её программа тоже была близка к анархо-коммунизму и космизму.

В тексте программы СТЦ, написанной Святогором, главный акцент был сделан на «необходимости очистить Церковь от многовековых искажений и отступлений от Евангельского идеала, обеспечить достижение тесного, живого, органического единства Церкви с современностью, а также добиться примирения религии с наукой и социализмом

В дополнение и развитие основной программы Святогором были выработаны тезисы «О храме», в которых, в частности, речь шла о том, что:

«1) Храм есть место проповеди трезвой евангельской правды, место решительной борьбы с религиозными предрассудками (в широком смысле), с церковной обрядностью, с упадочной мистикой. В то же время храмы – это опорные пункты коллективной борьбы человека за евангельский идеал любви, победы над смертью и обладания землей и вселенной.

2) Храмы необходимо изъять из рук книжников и фарисеев (чёрное и белое духовенство) и эксплуататоров, из рук консервативной и контрреволюционной окраски, – и передать их в ведение СТЦ. В храме недопустима эксплуатация, особенно эксплуатация тёмного религиозного сознания через выполнение обрядов и магических действий.

3) Храмы, как опорные пункты в борьбе с природой, со смертью, должны принять в себе моменты знания, так как правда научная не противоречит правде Христа. Особенно важно широкое введение в храм научных моментов в смысле осуществления личного бессмертия, воскресения и овладения землёй и вселенной.

Так, заслуживает большого внимания установление при храмах метеорологических пунктов, поддержка инициатив власти по электрификации страны. В храмах следует научно поставить вопрос о личном бессмертии, так как биологические твердыни смерти уже поколеблены.

4) Наряду с моментами знания нужно ввести эстетические моменты. Новому содержанию должна соответствовать и новая внешность. Поэтому храмам, как снаружи, так и изнутри, нужно придать новый облик. В храм вводятся разные виды здорового искусства, имеющие целью художественное обнаружение трезвого идеала СТЦ, но отнюдь не затемнение религиозного сознания.

5) В храмах также осуществляется задача воспитания нового, этически цельного, трезвого и бодрого человека путём проповеди, примера и дела. Сильная, честная, героическая личность должна стать общим правилом повседневной жизни в противоположность дряблой, лживой, трусливой и жадной личности буржуазного общественного класса».

Тезисы Святогора были одобрены членами церковной коллегии СТЦ. Наряду с этим в ближайших (не дожидаясь созыва собора) планах СТЦ, принятых по предложению Иоанникия, значились: литургическая реформа, предполагавшая «упрощённое богослужение при отсутствии иконостаса», а также передача всех золотых и серебряных «принадлежностей культа» в распоряжение государства на борьбу с последствиями голода.

«Начало коллективной борьбы с враждебными силами природы отвечает, по мысли СТЦ, трезвому евангельскому идеалу в смысле освобождения человека от власти природы, – писал Святогор в статье «Свободная Трудовая Церковь» на страницах «Известий ВЦИК». – Нужно избавиться от предметов культа. Необходимо помнить, что эти ценности образовались путём принесений, как результат проявления мещанского благополучия. Эти ценности представляют собой не собственность церковников, а достояние трудового народа и поэтому должны быть употреблены на народное дело.

Кроме того, наличие ценностей в домах молитвы означает фетишизм, способствует эксплуатации тёмного религиозного сознания, утверждает и впредь мещанское благополучие лавочников. Во имя освобождения сознания от пут фетишизма и магии, во имя правильного понимания разума и совести Свободная Трудовая Церковь обращается к мирянам и духовенству церкви православной и других вероисповеданий с горячим призывом передать все церковные ценности, до колоколов включительно, в соответствующие советские учреждения.

Для осуществления этой задачи СТЦ постановила:

1. Из всех храмов, поступивших или поступающих в ведение СТЦ, передать все ценности (включая и колокола) и предложить научным учреждениям использовать храмовые башни (колокольни) под метеорологические пункты для изучения погоды.

2. Обратить внимание мирян, духовенства и церковных обновленческих групп на то, что изъятие представляет удобный повод к борьбе с языческим фетишизмом и тем самым представляется возможность оправдать выкинутые ими лозунги.

3. Обратить внимание прогрессивного духовенства на то, что для него изъятие представляет удобный повод принять общечеловеческий вид – снять свои средневековые одежды и присоединить их к ценным предметам культа.

Запись в члены СТЦ производилась по адресу: Москва, Арбат, Большой Афанасьевский переулок, дом 5. Советская власть передала СТЦ храм Св. Николая в Зарядье, в Юшковом переулке, 22. «Трудовики» назвали эту церковь «Красный звон». Литургия служилась здесь 2-3 раза в неделю. Основным же было воскресное вечернее богослужение. После краткого молебна в исполнении еп. Иоанникия читалась им же сочиненная молитва за советскую власть и за научное знание.

Затем, сняв с себя облачение и рясу, Иоанникий садился у свечного ящика. Святогор открывал собрание: всякий, кто имел на то желание, мог войти на кафедру и высказаться. Прения затягивались до полуночи. После этого выступал Святогор с заключительным словом и на прощание читал свои последние футуристические стихи. Постоянных прихожан было около сотни, в основном анархисты, космисты, а также рабочие.

На проходивший в Москве с 29 апреля по 9 мая 1923 года I Обновленческий Собор Православной Церкви СТЦ направила проект церковных преобразований, «соответствующих главной сущности современно-обновленческих течений, жизненно-необходимых для современной Церкви:

А) В области догматической:

1. Пересмотр всего догматического учения Церкви и устранение из него того, что не соответствует ясному смыслу Евангельского учения и правде жизни (напр. учение о мощах).

2. Учение о Боге, как мстителе и карателе грешников, должно быть оставлено, как не соответствующее духу Евангельской любви и наоборот, как можно глубже и шире развито учение о Бого-сыновстве человека и отсюда о братском единении между собою всего человечества.

3. Объединение всех христиан мира для молитвенного и эвхаристического общения между собою.

Б) В области этической:

4. Полное отрицание монашеского института, как отжившего своё назначение и выродившееся в уродливые формы современности.

5. Воспитание этически-цельного человека – христианина на основе Евангельской любви к ближним и свободе от греха.

6. Проведение коммунально-общинного уклада в жизнь верующей массы.

7. Решительная борьба с религиозным антагонизмом и фанатизмом в отношениях к последователям различных христианских вероучений.

В) В области литургической:

8. Свобода творчества в литургике, при непременном условии сохранения основ Богослужебного чина.

9. Осуждение узко-кастового положения духовенства, в смысле сословной монополии церковно-иерархических ступеней. Кастовое духовенство (но не иерархия), по самой идее не соответствует духу Евангелия и направлению церковной жизни современности, которая требует не сословных пастырей-профессионалов, а бескорыстно-идейных слуг алтаря, пастырей-исповедников, людей созидательного труда и духовного подвига.

10. Предоставление мирянам доступа ко всем степеням иерархии.

11. Систематически упорная и решительная борьба с обрядовериями и суевериями верующей массы.

12. Упразднение всякого рода наград и отличий духовенству, начиная с митр и кончая скуфьями.

13. Упразднение титулов иерархии, не соответствующих понятию о христианском смирении пастырей (напр. «Преосвященство, высокопреподобие» и т. п.).

14. Упразднение целования рук у священнослужителей без различия сана, как пережиток рабства.

15. Изгнание из стен храма торговли какими бы то ни было предметами культа, как-то: свечами, просфорами, ладаном, образками и т.п.

16. Введение богослужения и проповеди на родном языке каждой национальности: безпрепятственное разрешение церковной проповеди мирянам.

17. Введение общего пения на богослужении, допущение духовной музыки и сидения во время богослужений.

18. Выработка чина совместного совершения богослужений с духовенством инославных христианских вероучений, а также порядка взаимного допущения к совершению таинств по нуждам всех христиан.

Г) В области канонической:

20. Коренной пересмотр всех канонических правил и законоположений церковных и составление нового кодекса положений, отвечающих как духу Евангельского учения, так и современному укладу церковной и общественной жизни.

Д) В области общественной:

21. Идейная борьба с эксплуататорами (путём духовного воздействия), как угнетателями ближних, противниками Христа и Его правды».

В состав Центрального Комитета (Исполнительного органа) СТЦ, сформированного на заседании членов СТЦ 20 марта 1923 года, вошли 12 человек. Из их числа тайным голосованием был избран Президиум ЦК в количестве 5 человек: Смирнов Иван Сергеевич (еп. Иоанникий) – председатель ЦК; пролетарский поэт Дегтярев Николай Семенович – секретарь ЦК; рабочий Жилкин Федор Ильич – заведующий орготделом и хозяйственной комиссией ЦК; сотрудник коммунального хозяйства Краснопресненского совета Москвы Соколов Василий Михайлович – зам. председателя ЦК и кассир Центрокассы Наркомфина Комов Семён Андреевич – казначей ЦК.

В 1924 году в Москве началось издание журнала «Камо грядеши» и являвшегося официальным печатным органом ЦК группы СТЦ.

Руководство ЦК СТЦ принимало активное участие и в политической борьбе того времени – фракционном противостоянии в большевистской партии, поддержав «Рабочую оппозицию» Шляпникова. Это и сгубило «трудовиков». Обновленцы на основании «политизированности» не стали включать СТЦ в свой состав, за активом церкви началось наблюдение ГПУ.

Последнее официальное упоминание о СТЦ относится к осени 1925 году. 25 октября 1925 года Председатель Совета СТЦ при храме Св. Николая «Красный звон» В.Соколов, обращаясь к руководству Всесоюзного Совета духовных христиан-молокан, предложил «свою аудиторию (Ильинка, Юшков пер., 9) для проповеди духовного христианства».

В 1927 году актив СТЦ поддержал троцкистскую группу в партии, обвинив Сталина в «реакционном перерождении». После этого у трудовых христиан был отобран их храм «Красный звон», а сама церковь – рассеяна. В 1937-38 годах все пять членов ЦК СТЦ были расстреляны.

(Цитаты: Михаил Крапивин, «Свободная Трудовая Церковь (1922–1925 гг.): из истории обновленческого движения в русском православии первой половины ХХ века». «Новейшая история России», №1, 2014) (Иллюстрации – лаковая миниатюра 1920-х)

ttolk.ru

Советский бомонд
Как советские и церковные деятели вытащили на верх целительницу Джуну

В начале 1980-х экстрасенс Джуна ворвалась в советский бомонд. Она лечила поэта Вознесенского и сатирика Райкина, будущего патриарха Кирилла и других митрополитов. Вершиной её деятельности стало «лечение» Брежнева и Андропова.

Владыка Кирилл (Гундяев) и Джуна

Первая статья о феномене целительницы Джуны Давитагвили вышла летом 1980 года в «Комсомольской правда», через полгода – в журнале «Огонёк». Эти публикации вознесли экстрасенса в советский бомонд, её внимания стали добиваться сотни известных людей. Резко против деятельности Джуны выступил научный мир СССР. Писатель Лев Колодный, близко знавший целительницу, написал о ней книгу «Джуна. Тайна великой целительницы», в которой он рассказывает о её пути на верх в первой половине 1980-х.

«Джуне удалось за год в Москве привлечь к себе всеобщее внимание не только больных. Её с радостью посещали, чтобы просто пообщаться, те, кого не надо было убеждать в её исключительности. Она посещала дома самых высокопоставленных лиц в СССР. Совершала то, что не могли Нинель Кулагина и Роза Кулешова (экстрасенсы 1960-70-х). Я сопровождал её в переулок у Пречистенки, где живут патриархи Русской православной церкви.

Ждал её полчаса в машине во дворе усадьбы. Из покоев патриарха Пимена вышла сияющая с подарком – золотым блюдечком, миниатюрной чашечкой и ложечкой. В другой раз увезла отсюда икону святой Евгении.

В мае 1981 года принимала дома на улице Викторенко ректора Ленинградской духовной академии и семинарии Владимира Михайловича Гундяева, владыку Кирилла, будущего патриарха Московского и всея Руси, а в июне гостила по его приглашению в Ленинграде и Комарово. Осенью пригласили в Звездный городок на встречу с космонавтами.

Ездил я с ней на Смоленскую площадь, её встречали у служебного входа министерства внешней торговли СССР и сопровождали в кабинет заместителя министра Юрия Брежнева, сына Леонида Ильича. Принимал Джуну министр МВД Николай Щелоков.

На улицу Горького она отправлялась в многоэтажный дом, где жил Александров-Агентов, помощник по международным вопросам Генерального секретаря ЦК КПСС.

Как получилось, что глава партии и государства вдруг сам позвонил по телефону председателю Комитета по науке и дал поручение, которое так добивалась Джуна?

(Владыка Кирилл (Гундяев) наблюдает за телекинезом Джуны)

Сам Брежнев позвонил неожиданно Байбакову. Почему? На этот вопрос позднее ответил сам Байбаков: «Как-то после сдачи проекта очередного плана развития народного хозяйства я решил отдохнуть несколько дней в подмосковном санатории «Сосны». Здесь я встретил Аркадия Райкина и его супругу. Оба они выглядели стариками.

Я с трудом их узнал. Аркадий Исаакович сказал мне, что был тяжело болен, пролежал в больнице почти три месяца, а его супруга Рома перенесла инсульт, в результате чего лишилась речи. Врачи так и не смогли помочь. Узнав, что я знаком с Джуной, Райкин попросил меня оказать содействие во встрече с ней, мотивируя тем, что ему известно: Джуна вылечила многих людей. Я обещал помочь.

На следующий день Джуна в сопровождении моего сына Сергея приехала в «Сосны». Я тут же повел её к Райкиным, а мы с главным врачом дома отдыха зашли в его кабинет и стали беседовать об экстрасенсах, к которым она относилась положительно.

Прошло более 40 минут, но Джуна от Райкина не выходила. Это меня несколько обеспокоило, ведь обычно сеанс с одним пациентом длится от 10 до 15 минут. Я постучал в дверь и вошёл в номер. Аркадий Райкин совершенно преобразился. Он выпрямился и казался сантиметров на десять выше, лицо его порозовело. И было радостным. Он сказал, положив руки на грудь: «Я не чувствую своего сердца и готов лететь в космос». Джуна тем временем заканчивал сеанс с Ромой. На протяжении месяца супруги Райкины проходили лечение у Джуны. Аркадий Исакович стал много лучше себя чувствовать, а у его супруги восстановилась речь».

Полный благодарности он попросил Байбакова помочь встретиться с Брежневым, чтобы «рассказать ему о чародейке и помочь ей получить прописку в Москве.

Зная, что Брежнев был болен и не каждый день появляется на работе, я посоветовал Райкину написать письмо на имя Леонида Ильича и обещал передать его послание. На следующий день это письмо при содействии одного из помощников Брежнева, также лечившегося у Джуны, оказалось на столе Генерального секретаря»

Тем помощником был Андрей Александров-Агентов, житель улицы Горького. К нему Джуна приезжала домой, лечила в квартире его и жену.

– Я отнёс письмо в приемную ЦК на Старой площади, – рассказал мне Аркадий Исаакович – как и Александров-Агентов, житель улицы Горького.

С Леонидом Ильичом он знаком с 1941 года. Труппу театра в первый день война застала на гастролях в Днепропетровске, там секретарем обкома партии был Брежнев, не пропускавший концерты Райкина. Он помог артистам срочно вернуться в Ленинград, пришёл на вокзал провожать. В дни войны знакомство продолжилось на «Малой земле», где Райкин выступал перед боями. При встречах Брежнев всегда спрашивал, не нужно ли ему чем-то помочь. И помог, когда у Райкина началась конфронтация с властью Ленинграда, получить квартиру на улице Горького, где мы встретились, и бывший кинотеатр в Марьиной Роще.

Ждать ответа Райкину не пришлось. Брежнев сам позвонил и спросил: «Как здоровье?». Аркадий Исаакович ответил: – Благодаря Джуне – хорошее.

Попросил помочь ей получить жильё в Москве, рассказал о работе в поликлинике Госплана СССР, сослался на благоприятное мнение Н.К.Байбакова.

– Ну, что ж, если она тебе помогла, мы ей поможем, – заключил Брежнев, добавив, что история с кибернетикой и генетикой кое-чему нас научила.

Одним разговором не ограничился. Позвонил Байбакову:

– Коля, что за баба эта Джуна? Ты её пробовал? Что она хочет?

Я ответил, что лечилась моя супруга, – цитирую снова мемуары, – а не я. Рассказал о феноменальных способностях Джуны и предложил ему ознакомиться с целой папкой отзывов её пациентов. На что Брежнев ответил:

- Посылать ничего не надо, а лучше скажи, что требуется для нормальной работы Джуны? Возьми её под свое крыло.

Я высказал две просьбы. Первая – прописать Джуну во временно предоставленной квартире. Для этого нужно было позвонить председателю исполкома Моссовета Промыслову, который не разрешал прописку по причине возражения министра здравоохранения СССР Петровского (который считал, что Джуна – шарлатанка). И вторая – обязать Академию медицинских наук провести исследование метода бесконтактного массажа и дать заключение о целесообразности его применения.

«На следующий день Джуна получила разрешение на прописку в Москве, а через пару дней мне позвонил первый заместитель министра здравоохранения С.И.Буренков с просьбой принять его и президента Академии медицинских наук Н.Н.Блохина. Они хотели поговорить о деятельности Джуны Давиташвили».

В итоге Джуна была устроена старшим научным сотрудником в Институте радиотехники и электроники. Она получила собственную лабораторию – биоэлектроники. Ей выделили лимиты на средства для закупки приборов отечественных и импортных, а также ЭВМ».

ttolk.ru

Ссылки по теме

Доколе еще власти РФ будут Воскресшего Христа уравнивать с "вечно живым" Лениным?
Чёрные дни русского православия

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — http://kommersant.ru/