Из дела № Р 5638

Из дела № Р 21421

Из дела № Р 17837

Из дела № Р 16392

Из дела № Р 8989

Из дела № Р 17635

Из дела № Р 16413

Группа монахинь

Совершается Суд Божий

О значении печатей Антихриста

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Из дела № Р 5638
"Против власти безбожников"

"ОБВИНИТЕЛЬНОЕ заключение составлено", - как горько звучат эти слова. Его и действительно составили, сфабриковали, в несколько дней приведя живых и невиновных к расстрелу.

Все началось с донесения. Из комендантского отделения Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей НКВД поступил материал на заключенных Афанасенко, Удовиченко и других, всего 15 человек, об их систематических отказах от работы.

Расследованием установлено, что заключенные, по прибытии в Севвостлаг в бухту Нагаева в первых числах июля 1940 года, организовавшись в группу под руководством ПАРИНОВА Якова Михайловича, отказывались от выполнения каких-либо работ, "сопровождая свой контрреволюционный саботаж высказываниями, что они существующий строй в СССР не признают за власть, говоря, что мы на Советскую власть не работали и работать не будем, это власть антихриста... За что они были осуждены в 1940 году к 10 годам лишения свободы каждый. Несмотря на это они продолжают не работать, заявляя, что работать не будут".

В июне материалы "на заключенных саботажников", содержащихся в отдельном карантинном лагерном пункте № 1 г. Магадана, направили для привлечения их к уголовной ответственности прокурору Магаданского гарнизона войск НКВД при "Дальстрое" для проведения и передачи дела по подсудности.

Как они вели себя на допросах? Немногословно, своей вины не признавая.

"Я еще раз повторяю: работать категорически отказываюсь. Причина для вас известна. Я сын Господа Бога, верный его слуга, а если весь мир восстал против него, я с этим миром общаться не желаю, и с вами, беззаконниками и вашей властью по одному пути не шел и не пойду. Желаю, чтобы меня уничтожили за веру Христову, за что я получу царство небесное".

Эти слова были вписаны в протокол вслед за Александром Семеновичем АФАНАСЕНКО, 1918 года рождения, уроженца деревни Чернавка Шудинского района Воронежской области.

Поддержал его земляк из села Поповка Россошанского района Артем Алексеевич КОЛЕСНИКОВ, заявив: "Служить и работать буду только Богу, а тот, кто идет против него и творит беззаконие, есть злейший мой враг. Иду на всякие мучения и страдания, но работать на безбожников не буду".

А еще один земляк, Яков Михайлович ПАРИНОВ, родившийся в 1892 году в селе Елань-Колено Воронежской области (именно его обвинили в руководстве группой), отказался не только отвечать, но и назвать свою фамилию.

"Работать я категорически отказываюсь, - поддержал их Василий Антонович УДОВИЧЕНКО, 1895 года рождения, из деревни Фастовцы Черниговской области. -Еще раз повторяю: не обязывайте меня идти с вашими беззаконными людьми по одному пути, я сын Господа Бога и иду с ним по одному пути, и с того пути меня никто не столкнет. Я буду пить чашу страдания вместе с Господом Богом".

Примерно то же ответил Константин Иванович ШУРЫГИН, 1903 года рождения, с хутора Серковского Хаперского района Сталинградской области: "Я человек религиозный и работать на того, кто изгнал учение Господа и уничтожил церкви, не буду".

И только покачал в ответ головою, показывая, что ничего объяснять не намерен, Никифор Иванович ГРОМЫКО, родившийся в 1903 году в деревне Тесновка Глушкин-ского района Белоруссии. Допрос ему учинили 8 июля 1941 года и от имени неграмотного белорусского крестьянина записали: "Виновным себя не признаю, от росписи отказываюсь, т. к. расписываться мне незачем".

То же самое записали в протоколе допроса его земляка и одногодка Ивана Федоровича ЩЕРБА из села Новые Дороги Минской области.

Еще один белорус, Иван Иванович МАКСИМЕНКО, 1898 года рождения, с хутора Яновка Кормянского района Гомельской области, отказался отвечать следователям.

И уж вовсе отказались от всяких ответов ВАСЮТИН Павел Сергеевич, 1898 года рождения, с хутора Кармазиновка Сватовского района Харьковской области и его земляк из села Григорьевка Буглуцкого района ХОЛОД Мирон Константинович, и еще один украинец, Василий Романович ТРИХЛЕБ, родившийся в 1903 году в селе Ново-Никольское бывшей Донецкой области.

Стойко держались и русичи - волжанин Алексей Никифорович ГУРЕВ, родившийся в 1912 году в селе Солган Горьковской области, сибиряк Григорий Терентьевич КОШКАРЕВ, 1907 года рождения, из села Уват Омской области, Алексей Алексеевич ЕГОРОВ, родившийся в 1905 году на хуторе Верхне-Антипинский Вешенского района Донской области, и Александр Емельянович ХАНОВ, 1892 года рождения, из села Богомоловка Сараевского района Рязанской области.

Так же вели они себя на суде, где было отмечено: "Их молчание и нежелание отвечать на вопросы суду физически ни с чем не связаны, а просто их нежелание, и к тому же нежелание организованное". А когда судебное следствие объявили законченным и подсудимым предоставили последнее слово, ответ был один: "Сказать ничего не могу".

ИТАК, все шло очень быстро. 14 июля 1941 года их просили подписать акт об окончании следствия. Обвинительное заключение составлено 23 июля. Приговор зачитан 6 августа в 4 часа 20 минут дня. Председательствующий объявил определение суда: мерой пресечения до вступления приговора в силу всем осужденным оставить содержание в тюрьме. Их ждал суровый приговор — высшая мера наказания.

31 января 1942 года в 19 часов приговор приведен в исполнение — все 15 человек расстреляны.

МНОГО позже, в сентябре 1957 года, дело пересмотрено Военным трибуналом Дальневосточного военного округа, внесен протест на приговор Трибунала от 6 августа 1941 года по делу 15 заключенных. Установлено, что за отказ от работы в лагере заключенные должны нести административную, а не уголовную ответственность. Приговор отменен, дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Случилось это 16 сентября, а 5 августа пришло письмо из колхоза им. Сталина. Валентина Сергеевна Паринова писала:

"На мое имя пришло письмо из областного суда, где сообщалось о том, что мой муж, Париков Яков Михайлович, осужденный Тройкой НКВД в 1937 году, признан невиновным в виду отсутствия состава преступления.

Конечно, неплохо, что моего мужа оправдали. Но где же он? Почему мне не сообщили его адрес, если он жив? Если нет в живых, то где он похоронен?

Арестован мой муж был в 1937 году в поселке Дмитриевка Коленовского района, колхоз имени Сталина Воронежской области. После этого связи с ним я не имею по сей день.

Убедительно прошу, как мать девяти детей, пожалуйста, ответьте, где мой муж и отец моих детей..."

Ей ответили 18 сентября того же 1957 года: "На Ваше заявление сообщаем, что Ваш муж, отбывая наказание в Севостлаге НКВД по "Дальстрою", 6 августа 1941 года вторично был осужден Военным трибуналом за невыход на работу и, отбывая наказание по этому приговору, 31 января 1942 года умер".

И только по прошествии многих десятилетий, в мае 1995 года, честно сообщили Екатерине Артемовне Лоскутовой в город Россошь Воронежской области, что ее отец Колеников Артем Алексеевич был расстрелян 31 января 1942 года в Магадане. В материалах дела личных документов, фотографий, писем не обнаружено.

Из дела № Р 21421
"Признаю только Бога"

«Ведь мы ничего не принесли с собой в этот мир и ничего не можем взять с собой из этого мира».

Из первого Письма Апостола Павла Тимофею

— Чем вы можете объяснить, что будучи в исправительно-трудовых лагерях с 1938 года, вы нигде не работали?
— Не работала я в лагерях по религиозным соображениям, просто не хотела работать.
— А до заключения вы работали?
— Да, в своем хозяйстве работала.
— Если вы в своем хозяйстве работали, так почему же в исправительно-трудовых лагерях не хотите?
— В лагерях я нигде не работала и работать не буду.
— Что вас толкнуло пойти на путь активной борьбы против Советской власти?
— К власти я ничего не имею, я служу Богу и исполняю его заповеди.
— И долго вы намерены не работать и не исполнять законов Советской власти?
— Исполнять законы Советской власти я не хочу, я подчиняюсь Божьему закону. Если бы я хотела работать и исполнять все законы, то не была бы в лагере...

ЭТО был не первый допрос, на котором Варвара Тимофеевна Варфоломеева спокойно отвечала, что если власть хочет, чтобы я работала, пусть меня отвезет домой -там я хозяйка. И никакой власти я не признаю. Признаю только Бога...

Ее поддерживала Лукерья Михайловна Пригодина. Она прямо заявляла командиру взвода Морозову, что пройдет время, и меня отвезут домой и я снова буду хозяйкой. Поддерживала их и Анастасия Васильевна Волкова.

Шел уже май 1941 года, и второй месяц, как она были этапирована в подлаг-пункт совхоза "Дукча" под Магаданом. Свои шесть лет приговора ровесница века Варвара Тимофеевна ВАРФОЛОМЕЕВА, украинка из села Раченцы Дунаевского района Винницкой области, из крестьян-кулаков, раскулачена в 1930 году, отбывала здесь, и был это уже второй срок. И все, что тут происходило, она уже испытала раньше. В 1938 году Тройка НКВД лишила ее свободы по статье 58-14 на два года. Тогда ее и еще двух женщин направили в Херсонскую исправительно-трудовую колонию НКВД. Там они отказывались от работы и от горячей пищи, их не раз наказывали.

В 1938 году из Херсонской колонии их этапировали в Николаевск на строительство 201 НКВД. И там от работы они отказывались, не ели ничего, кроме хлеба и воды, но теперь их уже не наказывали, а лечили.

Но своим религиозным убеждениям не изменяли. Как и здесь, на Колыме. И тут у Варфоломеевой нашлись единомышленники. Ее ровесница Анастасия Васильевна ВОЛКОВА из села Нагоневка Ворошиловградской области, так же осужденная по статье 54-10 УК СССР в 1939 году на пять лет ИТЛ. Подсчитали, что за все отказы от работ в 1939-40 годах на женской командировке Местпрома Севвостлага она пробыла в изоляторе 50 суток.

Чуть старше их, 1894 года, была Лукерья Михайловна ПРИГОДИНА из села Беловодска Ворошиловградской области, тоже вдова с дочерью. (У тех их было по двое, а у Варвары Тимофеевны еще и сын Петр, о судьбе которых она ничего не знала.) Пригодину судили за контрреволюционную деятельность (читай — за религиозные убеждения) трижды. В 1933 году за невыполнение госпоставок и антисоветскую агитацию на восемь лет;

в 1939 году по ст. 54-10 УК УССР на четыре года и постоянной сессией Хабаровского краевого суда в Магадане по ст. 58-14 У К на пять лет ИТЛ.

Прибыв по этапу в Магадан, они также категорично отказались выполнять какую-то ни было работу и принимать горячую пищу в столовой лагеря, пройти санобработку, медицинское освидетельствование и даже отказались назвать свои фамилии.

На лагерном языке это называлось: "Злостный контрреволюционный саботаж, выразившийся в категорическом отказе от какой-либо работы в лагере по мотивам "На Советскую власть работать не будем", то есть статья 58, пункты 14, 2 Уголовного кодекса.

Их уговаривали, разъясняли, требовали приступить к работе, а потом нашли свидетелей, составили обвинительное заключение, чтобы передать его прокурору по "Дальстрою" и Севвостлагу НКВД.

Дело по их обвинению рассматривалось 9 июня 1941 года в открытом судебном заседании постоянной сессии Хабаровского краевого суда в Магадане. За отказ от всех видов работ в лагере, от пищи, нарушение лагерной дисциплины, контрреволюционный саботаж всех троих приговорили к высшей мере наказания — расстрелу.

Пригодину и Волкову расстреляли в один день - 14 сентября 1941 года. Но словно какой-то рок следовал за Варфоломеевой, охраняя ее от земных законов безбожной власти. И не они должны были судить ее душу. 27 июля, не дожив до расстрела, она умерла. В сентябре 1993 года все трое были реабилитированы.

Из дела № Р 17837
"Умереть со словом божьим на устах..."

«Во что вас бить еще, Продолжающие свое упорство?»

Из Книги Пророка Исаии

"Каждодневно в часы разводов я заходил в барак, где жила Кульбарова и предлагал ей выйти на работу. На это она отвечала всегда: "Я человек не ваш и на вашу власть работать не буду — я ее не признаю".

...ТАК ее лагерный "начальник" отчитывался на допросе, пытаясь рассказать о том, что ему известно о "контрреволюционной пораженческой агитации против существующего строя", которую вела Анастасия Павловна Кульбарова. А он старательно и подробно выстраивал обвинения: "Враждебно настроена к Советской власти, систематически занимается агитацией лагерников: "Не выходить на работу: не работать на кровопийцев, власть антихристов и жидов". Систематически в бараке во всеуслышанье читает молитвы, в молитвах вспоминает власть антихристов и просит Бога послать на эту власть (то есть на существующий строй) погибель.

Кульбарова среди лагерниц проводит беседы контрреволюционного характера, -продолжает он, — доказывая им бесцельность работы на паразитов, антихристов, чертей Советской власти, приводя следующие примеры:

"Я в лагере нахожусь семь лет, вместе со мной были священнослужители церкви, и несмотря на то, что они хорошо работали, Советская власть над ними все время издевается и пьет их кровь. Потому я решила не работать на извергов, пьющих невинных людей кровь, и никогда не подчинюсь этой власти антихристов, а умереть со словом Божьим на устах".

А до того оставалось совсем немного. Представьте, сколько мужества понадобилось этой простой малограмотной крестьянке, чтобы изо дня в день противостоять лагерному давлению...

Анастасия Павловна КУЛЬБАРОВА родилась в 1901 году на Северном Кавказе, в селе Славное Шайконского округа (а со слов — в селе Шалек Майкопского района Адыгейской автономной области). В ее анкете писали: социальное происхождение -из крестьян-середняков; семейное положение - девица. А потом добавляли: монашка, заключенная.

Время ареста — 29 августа 1930 года. А уже с первого раза "пришили" политическую статью 58, пункт 10. А все дело заключалось в том, что силы она черпала в Боге.

"Мир Божий и покров Царицы Небесной да покроет нас от бед и скорбей, наших страданий". - Так писала она уже в колымском лагере.

И эти косые размашистые строчки "невесты Христовой Анастасии" сохранились в деле до сих пор. Как и семейные фотографии, где среди детей и суровых мужчин узнаваема она, еще девочка-подросток. А рядом другой снимок: нестарая еще женщина с тем же упрямым и в то же время добрым выражением глаз. Видимо, один из ее последних снимков.

Пройдет еще несколько месяцев, и ее вызовут на допрос. Обвинений не предъявляли, но спрашивали:

— Признаете себя виновной в контрреволюционной агитации с целью разложения лагерной дисциплины и срыва выполнения производственных планов?
— Нет, полностью виновной себя не признаю, только в том, что в течение четырех месяцев на работу не ходила, говорила лагерницам, что я на существующую власть никогда работать не буду. В этом себя виновной признаю.
— Признаете себя виновной в том, что, находясь в лагере, проводили контрреволюционную пораженческую агитацию?
— Нет, не признаю.
— Подтверждаете, что говорили лагерницам: "Вы не ждите от антихристов амнистии, кончится ваш срок, тогда и освободитесь".
— Да, это я говорила. Подтверждаю.

31 марта 1938 года по обвинению Кульбаровой Анастасии Павловны, осужденной в 1935 году по статье 58-19-11 к десяти годам лишения свободы.

Обвиняется: занималась контрреволюционным саботажем: в течение шести месяцев не работала. Распространяла контрреволюционные слухи о Советской власти и ее руководителях.

Постановили: расстрелять. 14 апреля 1938 года приговор приведен в исполнение.

31 мая 1989 года прокурор Магаданской области вынес заключение о том, что Кульбарова Анастасия Павловна подпадает под действие статьи 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года "О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов".

Из дела № Р 16392
"Господь привел к нам еще человека..."

«Я не знаю жесточе конца
И безвиннее жертвы не знаю».
Анна Ахматова

"Доношу до вашего сведения, что живущие в роте з-к Луцик Семен Иванович 1898-58-10-5 лет, Зенков Степан Сергеевич 1896-58-10-6 лет, которые каждый вечер уходят в кусты возле палаток и делают какие-то совещания и моления, где мной несколько раз были обнаружены ихние иконы, нарисованные на картоне, рисованы ихней рукой. Когда я иду проверять, то как заметят меня, быстро расходятся. В чем и доношу вам".

(Из рапорта командира роты Наумова Л. А.)

БЫЛ уже июль 1937 года, и вслед за избиением крестьян, ссылкой "кулаков", уничтожением "троцкистов", который год шло истребление служителей церкви. Закрывали монастыри, разрушали храмы, превращая памятники истории и культуры в тюрьмы, как стала главной пересылкой церковь Бутырской тюрьмы.

И потянулись на Север эшелоны сосланных священников. А там, в лагерях, подобные рапорты и доносы становились далеко не случайными. И вот уже находился "источник", который все видел и слышал. И докладывал:

"25 августа на дворе 9 ОЛП источник встретился с заключенным Луцик Семеном Ивановичем, в беседе с последним Луцик источнику говорил: "Я теперь решил ни с кем и ни о чем не говорить, т. к. среди заключенных много таких людей, которые нас могут продать и нас заберет НКВД, я решил разговаривать только с Вами, с Ильиным Иваном Ильичом и с Трофименко Василием Григорьевичем, как с близкими людьми".

В это время к источнику и заключенному Луцик подошел заключенный Ильин-Присев в укромном месте, заключенный Луцик начал разговор о прошлой жизни, о жизни монахов. Ильин вступил в разговор, рассказывал о книге, которую написал какой-то генерал, в которой предсказывал, что Советская власть должна кончить свое существование в 1930 году, но почему-то затянулась. Продолжая разговор, Ильин утверждал, что Советская власть дожна быть разгромлена в ближайшие два-три месяца, нужно вооружиться терпением и ждать этого момента. Тот, кто все это вытерпит, будет счастлив и будет хорошо жить. Все будет по-старому, все станут ходить в церковь и будет хорошая и радостная жизнь". На этом разговор был закончен.

25 августа вечером источник, проходя мимо того места, где сидели накануне, заметил сидящих Ильина, Луцика, Зенкова и Маркетанова. Увидев подошедшего источника, Луцик сказал: "Господь привел к нам еще человека" и предложил присесть в их компанию".

ЕЙ-БОГУ, какая-то иудина точность улавливается в подобном отчете. Не знаю, чем получил свои 30 Серебреников лагерный Иуда, но его "компания" ставила под угрозу жизни сразу пятерых заключенных. Правда, были показания и других "свидетелей". А когда дело подошло к обвинению, каждому священнику припомнили и все прошлые прегрешения.

Так, народный суд Жлобинского района Белоруссии установил, что 47-летний украинец Василий Григорьевич Трофименко, будучи священником в деревне Казими-рово, проводил агитацию среди населения о невступлении в колхоз, что будет скоро война и колхозы развалятся, а колхозников будут бить... Трофименко собирал собрания крестьян и на этих собраниях проводил агитацию, а также он в религиозный праздник ходил по полям, чтобы колхозники не работали, а шли в церковь, так как работать в праздник грех".

Все это дало суду основание лишить свободы В. Г. Трофименко сроком на восемь лет. Было это 2 сентября 1935 года, а напомнили ему об этом в приговоре от 1 сентября 1937-го...

В том же, 1935-м Омский областной суд приговорил к шести годам заключения Зенкова Степана Сергеевича, 40 лет, уроженца Витебской губернии. Установили, что "подсудимый Зенков, являясь настроенным против Советской власти на почве религиозных убеждений, ведя бродячий образ жизни среди населения ряда деревень Б. Реченского района Омской области, на протяжении 1934-35 года проводил контрреволюционную агитацию, направленную против колхозного строя и других мероприятий Соввласти. И благодаря такой его агитации за весенний период 1935 года из колхозов Костинского сельсовета вышло до 40 хозяйств. Кроме того, скитаясь проводником религии, привлекал к себе религиозных и среди посещающих его также вел контрреволюционную агитацию за выход из колхозов, что предусмотрено ст. 58-10 ч. 1 УК..."

В лагере В. Г. Трофименко обвинили как организатора контрреволюционной группы из числа заключенных религиозников, недовольных существующим строем. В составе группы — заключенные Луцик, Зенков, Ильин, Маркетанов. Они проводили нелегальные собрания, на которых высказывали контрреволюционные пораженческие настроения в пользу Японии и Германии, доказывая неизбежность поражения Советской власти в войне с ними. Кроме религиозной пропаганды среди лагерников они вели среди заключенных агитацию за невыход на работу.

Решение Тройки УНКВД по "Дальстрою" не заставило долго ждать - слушание дела 12 сентября 1937 года закончилось постановлением: расстрелять. И вот уже в деле появился заключительный акт.

«Совершенно секретно.
АКТ. 29 октября 1937 г. ДВК г. Магадан

Настоящий акт составлен в том, что согласно решения Тройки УНКВД по "Дальстрою", утвержденного Тройкой УНКВД по ДВК приведен в исполнение приговор в отношении Луцик Семена Ивановича, 1898 года рождения, урож. м. Волочинск Винницкой области, осужденного к ВМУН - расстрелу.

Настоящий акт составлен в трех экземплярах.
Подписи.»

Такие же акты завершили судьбу:

ТРОФИМЕНКО Василия Григорьевича, 1888 года рождения, уроженца г. Валки Харьковской области, служителя культа;

ИЛЬИНА Ивана Ильича, 1911 года рождения из деревни Подзерная Островского района Ленинградской области, сына кулака-лишенца;

ЗЕНКОВА Степана Сергеевича, 1885 года рождения, уроженца деревни Возмена Вяземской волости Витебской губернии, из крестьян-бедняков;

МАРКЕТАНОВА Алексея Ивановича.

Все они подпадают под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года "О дополнительных мерах в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х годов" и согласно заключению прокурора Магаданской области 8 августа 1989 года реабилитированы.

Из дела № Р 8989
"Маленькая секта"

«Неужели все, через что вы прошли, было напрасно?»
Из Нового Завета

"На прииске имени Берзина находится группа заключенных евангелистов. Вначале они были разбросаны по разным бригадам, а потом добились объединения. Организовавшаяся в одну бригаду, группа эта носит характер маленькой секты, оказывают друг другу взаимную помощь, вместе едят.

В группу входят: бригадир Працко Иван и его родной брат Василий, Змушко, Власенко. Почти все по национальности белорусы, враждебно настроенные к Советской власти. Открыто молятся, создают мнение крепкой, сплоченной, верующей группы. Учитывая, что окружают ее в большинстве заключенные из контрреволюционного элемента, естественно, что эта группа оказывает влияние и вызывает с их стороны сочувствие..."

ВОТ эта справка о контрреволюционной подрывной деятельности в лагере и стала отправным документом для всех дальнейших обвинений. Ни протоколов допросов, ни судебных решений...

Так же твердо, как они придерживались обряда молитвы, все девять заключенных отказались давать показания на следствии, и Тройка УНКВД по "Дальстрою" удовольствовалась избитыми обвинениями: "...отказывались по религиозным соображениям от работы в лагере, призывали заключенных к борьбе с Советской властью..."

Нашлись и свидетели, которые подтвердили, что они не выходили на работу, отказывались получать зарплату и подписывать какие-либо документы.

Казалось бы, в чем здесь преступление? За нарушение лагерного режима предусмотрены административные взыскания. Но Тройка НКВД 20 июня 1937 года решила по-своему: расстрелять.

Что же это были за люди, готовые по религиозным убеждениям пойти на смерть?

Во главе группы — братья ПРАЦКО. Родились в конце века в деревне Зеляноч Домановичского района Белоруссии, только Иван Филиппович младше Василия на три года. Они и осуждены были в одно время — в 1936 году по одинаковым статьям: 72 и 76 УК БССР. Только Василию дали три года, а Ивану - восемь.

В лагере они вели себя одинаково: обязательно молились, а если кто-то возмущался, то заявляли, что молиться не запретит им и сам Сталин. Собирали в лагере заключенных и призывали к активной борьбе. "Мы, религиозники, Советской власти не признаем", - говорил Василий. Отказывались от работы, причем лагерное начальство подсчитало, что и число отказов у них оказалось одинаковым - 126 (цифра малодостоверная, если учесть, что в 1937 году уже за три акта об отказе от работы могли расстрелять).

И вот у Ильи Васильевича ВЛАСЕНКО, их земляка из поселка Чаплин отказов от работы насчитали аж 172!

Осужденный в 1936 году на пять лет на Украине Павел Тарасович БАРАБОЛЯ, родившийся в 1900 году в селе Песчанка Болтовского р-на Винницкой области имел 155 актированных отказов.

Ненамного отстал от него - 129 отказов на счету русского Ивана Ивановича ТОЩЕВА из Ульяновской области.

Украинец Степан Григорьевич ПОДКОЙНО из села Лутак Житомирского уезда Волынской губернии мало того что имел 152 отказа от работы, но и открыто заявлял, что он Советской власти не признает.

В этом его поддерживал белорус Петр Иванович ДОРОЖКО из деревни Михневич Мозырского района и его земляк Михаил Иванович ЗМУШКО из деревни Горбович Гомельской области, и Василий Адамович КУДАКОВ из села Четвертая Новоселка Могилевского района Белоруссии.

Они были приговорены к высшей мере наказания, и большинство расстреляно в один день — 27 ноября 1937 года. Актов об исполнении приговора в деле нет на Дорошко, Кулакова и Змушко.

Их родные еще долгие годы не знали, что же на самом деле случилось. Ефросиний Тарасовне Змушко сообщили, что ее муж умер в 1939 году.

"Но и до настоящего времени, " писала она в 1957 году, - я, мать шестерых детей, проживаю одна, из-за престарелого возраста и плохого здоровья не могу вести хозяйство, ничего о муже не знаю. Прошу вас разыскать и сообщить мне о нем..."

Ей сообщили о нем гораздо позже, после того, как в феврале 1960 года президиум Магаданского областного суда постановление Тройки УНКВД от 20 ноября 1937 года отменил и дело прекратил за отсутствием состава преступления.

Из дела № Р 17635
"Отец Николай"

«Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения...»
Из Книги Пророка Исаии

ВНАЧАЛЕ было письмо из Киева. В Магадан обращался за помощью священно-дьякон Александр Соколовский. Он писал:

"Управление службы безопасности Украины по г. Киеву 14 сентября 1982 года сообщило, что греко-католический священник Щепанюк Николай Васильевич, отбывая наказание, был приговорен в 1937 году Тройкой УНКВД по "Дальстрою" к высшей мере наказания (архивное дело № 39533 хранится в УВД Магаданской области). Прошу Вас сообщить, какими Вы располагаете сведениями об отце Щепанюке. Сведения об отце Николае представляют большой интерес для истории Святой Церкви в XX столетии, над очерками которой я пытаюсь работать.

Молюсь о Вас священно-дьякон Александр Соколовский".

И ВОТ то архивное дело, начато 9 октября, а окончено 10 октября 1937 года. Очень короткий рассказ в документах о человеке, несомненно, вошедшем в историю. И не только своей принадлежностью к Святой Церкви. Его судьба более типична для заключенного, имевшего свои взгляды. Тем более религиозные.

Сведения о нем крайне скудные, в деле нет ни анкет, ни фотографий:

"ЩЕПАНЮК Николай Васильевич, 1883 года рождения, уроженец села Цибров Тернопольского уезда (Галиция), ксенз-настоятель. В 1935 году Особым совещанием НКВД СССР осужден за контрреволюционную деятельность к пяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Ранее судим. В Киеве остались в 1936 году сын Юрий 30 лет, дочери Мария 25 и Анна 17 лет".

В колымском лагере он попал на 25-ю дистанцию Управления "Дальстроя". Там его подрывную контрреволюционную деятельность не разделяли со своими взглядами, не жаловали и расправлялись с ним так же жестоко и быстро, как со многими другими. Впрочем, тут особых подходов не было, а лишь стандарт для всех.

Сначала составляли справку об активной подрывной контрреволюционной деятельности во время нахождения в Севвостлаге. Ее разложили по двум направлениям:

- ведет антисоветскую агитацию, направленную на развал лагерной дисциплины, дискредитируя исправительно-трудовую политику Советской власти;
- занимается контрреволюционной пораженческой агитацией в пользу Японии и Польши.

Этим словам никаких доказательств в деле нет, — ни протоколов допросов, ни актов и справок, ни показаний свидетелей. Возможно, в них и не нуждались.

А дальше все шло по расписанному плану: 14 ноября 1937 года эти обвинения рассматривала Тройка УНКВД по "Дальстрою" и почти повторила их в своем постановлении: "занимался в лагере контрреволюционной подрывной деятельностью; вел контрреволюционную агитацию, направленную на развал лагерной дисциплины; дискредитировал исправительно-трудовую политику Соввласти; занимался к/р пораженческой агитацией". Решение Тройки — расстрелять. 27 ноября 1937 года составлен совершенно секретный акт о том, что приговор в отношении Щепанюк Николая Васильевича, осужденного к высшей мере наказания — расстрелу, приведен в исполнение. Так в XX столетии расправлялись с инокомыслящими.

27 июля 1989 года прокурор Магаданской области признал, что Щепанюк Николай Васильевич подпадает под действие Указа Президиума Верховного Совета СССР "О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий 30-40-х и начала 50-х годов".

Из дела № Р 16413
"Неотправленное письмо"

«Пусть никто больше не доставляет мне таких переживаний, ведь я на своем теле ношу печать того, что я принадлежу Иисусу...»
Из Письма Апостола Павла христианам в Галатах

"Здравствуй, многоуважаемая сестрица Антонина и Филипп Федорович! Первым встречным словом желаю Вам от Бога здоровья и благополучия в семейной жизни.

У Вас там шум и гам, а у нас тишина и глушь лесная, ни звука паровоза, ни гудка заводского, только и услышишь иногда, как ворон кричит, гонимый своими же товарищами.

Вот для яркой иллюстрации здесь нарисована зона, в которой я и другие многие, верные нашему начальнику веры православной Христу и Богу нашему. Вот куда он изгоняет верующих, которые прямо обличают его вражеское происхождение, как он увертливо изображает свободу людям, а сам антихрист, как лев рыкающий, ловит добычу и медленно пожирает ее..."

ЭТО строки из письма на далекую Украину Александра Васильевича БАБЕНКО. В самом начале века, в 1901 году, родился он в селе Калиновское под Кадиевкой. А в 1935 году был осужден в активной террористической и контрреволюционной деятельности к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. И уже прошло лето 1937 года, когда он рисовал колючую проволоку, вышку, бревенчатый барак с пристройками, окна с решетками, - зону одного из магаданских лагерей. Далекая его сестрица Тоня в жарком Донбассе такое и представить не могла.

Таких, как он, в лагере было немало. Медленно лагерь пожирал их жизни.

"...Вера требует от верующего не только веры, но и добрых дел, ибо верой одной не спасешься. Многие записались в безбожники и ушли в безбожные организации, выполняют все требования безбожной партии, а того они не замечают, что они уже у врага в плену, что по указке вражеской выполняют все его требования. Вот какой хитрый и коварный враг, вот что он делает с христианами, если они на воле не подчиняются ему, то он создал особые лагеря, куда повывез, заключил в колючую проволоку, дает очень малое количество продуктов и говорит: "Пойдите, работайте мне, я вам добавлю хлеба граммов триста и улучшим приварочное довольствие, а не пойдете — никаких передач не передаст никто и вы помрете. Вы не хотите и не умеете работать..."

Так говорит он, дабы хоть одного прельстить. Но Господь сильнее его, он требует: "Богу поклоняйся и ему одному служи".

И враг не знает уже, откуда ему зайти. Ему нужны работники, он хочет всех поработить. А кто не идет добровольно, тогда они насильно приказывают брать на руки и носить на врачебную комиссию. Все-таки они большие формалисты, с себя хотят скинуть вину и навязать власти. Но власть-то властью, да и ты же человек. Власть без живого организма не может ни приказывать, ни мучить. А они -как Пилат во время предания на смерть Иисуса, мыл руки, а сам подписывал протокол казни крестной. Так и эти: они не мучают, но вырабатывают все постановления для того, чтобы над верующими издевались..."

В ИХ ЛАГЕРЕ в 23 километрах от Магадана преследовали сектантов-федоровцев. В группу объединили тридцать человек, в основном украинцев. Главное обвинение - "контрреволюционная агитация под видом религиозного убеждения". Группа сектантов якобы призывала и вербовала остальных заключенных, и были случаи, что даже бытовики, осужденные за бытовые преступления, - подпадали под их влияние, а особенно из крестьян. Они заявляли, что эта власть всячески угнетает и эксплуатирует как рабочих, так и крестьян. А в ее руководстве сидят не люди, а антихристы, которые подчиняют остальных и творят беззакония, сгоняют людей на каторги и тюрьмы.

"Зачем вы па врагов работаете, — заявляли сектанты, — ведь вас пригнали сюда на каторгу, чтобы физически уничтожить..."

И некоторые заключенные, особенно из числа пожилых крестьян, вслед за ними в праздники на работу не выходили под всякими предлогами, а эту группу снабжали продуктами.

"...Не приходилось ли тебе видеть картину страшного суда Божия? - спрашивает в своем письме к сестре Александр Васильевич Бабенко, — как там на весах враг кладет дела злые, он хочет душу поглотить в вечные мучения, а ангел Божий положил одну бумажку, на которой было записано доброе дело. И за это одно дело душа получила вечное спасение. Если это придет, то знайте, что суд у дверей..."

Правого суда над этими людьми не было, а было заседание Тройки УНКВД по "Дальстрою". Этот несудебный орган на службе власти приговорил за сектантскую деятельность всю группу из 30 человек к высшей мере наказания — расстрелу. Было это 7 сентября 1937 года.

"Не прельщайся мирскою суетою, которой многие соблазнились и думали, что их царству не будет конца, и мучили других, думая, что они правду творят. Но какая же правда там, где отца не познали, где матери-Царицы небесной не стали чтить, где все места осквернили'.

Как говорит пророчество Даниила, "и увидите мерзость и запустение, стоящее на пустом месте..."

"Мне кажется, что как будто бы вчера я из дому, а уже два года прошло и еще немного пройдет..." — так писал Александр сестре. Как будто чувствовал, что совсем недолго осталось ему сопротивляться беззаконной власти, восставать против рабства души.

Решение Тройки УНКВД привели в исполнение 13 октября 1937 года. Сохранились акты о расстреле в один день всех 29 человек, и лишь одного — Александра Ивановича Симонова, расстреляли почему-то в Магадане гораздо позже — 27 ноября.

И сохранились в деле их посмертные фотографии. Нет ничего страшнее в своей несправедливости: опрокинутые лица, закрытые глаза, скорбные выражения. В личные дела потом вклеивали мертвые лица. Невинно убиенных православных. Александр Васильевич БАБЕНКО из Кадиевского района, Григорий Иванович ГОЛУБ из села Онушек Лубенского района, Владимир Поликарпович СОЛОГУБ из села Лишань Донецкой области, Василий Кузьмич КРАВЦОВ с харьковского хутора Андреевка, Федор Васильевич КОМАРОВ из села Новокалитва, Василий Остапович ЯНОВИЧ из черниговской деревни Хватсовцы, Федор Федорович КУЛИК из станицы Щербиновка Ейского района Донецкой области. Не стало Василия Дмитриевича СМИРНОВА из деревни Денисовка Ковровского района, Сергея Семеновича ДЮКАРЕВА из курского села Шумаково и многих, многих других.

"...Господъ дал хлеб жизни божественной, но исконный враг рода человеческого, который ищет поглотить, сеет между людьми зло и так посеял, так соблазнил, что люди приняли беззаконие и блуд как сущую правду. Но почему так? Доброе дело тяжелее выполнять, чем злое, и человек впадает в зло, как в грязь. Но грязь духовная отмывается только терпением ради Господа и добрыми делами.

Такова глубина бездны, в которую погрузились все — и праведники, и грешники, их нужно разделить и определить по месту назначения.

Целую всех. Желательно, чтобы письмо получить. Поклон всем передай. До свидания, Александр. Адрес: Дальневосточный край, побережье Охотского моря, бухта Нагаева, город Магадан, 23/6 км. А. В. Бабенко".

"Группа монахинь в Соловецком концлагере"

Летом 1929 г. на о.Соловки, в Концлагерь, [где был я] прибыл этап монахинь, около 30 человек.

По некоторым данным можно было предполагать, что большинство прибывших были "Шамординские монахини", т.е. монахини из Шамординского женского монастыря, находившегося вблизи знаменитой Оптинской пустыни.

С этими монахинями у администрации лагеря вышла целая история, характеризующая некоторые стороны религиозной борьбы с большевизмом в конце 1920-х гг.

Эти монахини не были помещены в общий женский корпус, а содержались отдельно.

При самом прибытии их разыгрался тяжелый инцидент. Когда, как это обычно было принято, их стали проверять и опрашивать для составления на них формуляра, они отказались дать о себе так называемые "установочные данные", т.е. ответить на вопросы о фамилии, имени, отчестве, годе и месте рождения, образовании, профессии, судимости, о статье, сроке наказания и т. п.

На вопросы о фамилии они отвечали лишь свои имена: "мать Мария, мать Анастасия, мать Евгения" и т.д. На остальные вопросы они не отвечали вовсе. После криков на них и угроз их стали избивать, но тогда они совершенно замолчали и перестали даже называть свои имена.

Их посадили в карцер, мучили голодом, жаждой. Отсутствием сна, даже побоями с членовредительством, т.е. применяли к ним почти все способы "воздействия", но они оставались непреклонными, в своем упорстве и даже посмели отказаться от всякого принудительного труда (факт очень редкий в концлагере).

Через некоторое время, меня, заключенного врача, вместе с профессором доктором Жижиленко (который был сослан в Соловки за то, что будучи главным врачом Таганцовской тюрьмы в Москве, тайно принял монашество и стал епископом), вызвали к начальнику санчасти, где находился и начальник всего лагеря, и конфиденциально просили нас произвести медицинское освидетельствование этих монахинь, намекнув, что, по возможности, желательно признать их нетрудоспособными, чтобы иметь официальные основания освободить их от принудительного тяжелого физического труда, которого они не хотели выполнять.

Первый раз в истории Своловецкого концлагеря его администрация находилась в таком затруднительном положении. Обычно, с отказавшимися от тяжелых работ (большей частью это случалось с уголовными преступниками) поступали резко и жестоко: после жестокого избиения их отправляли на штрафной о. Анзер, откуда обратно никто живым не возвращался. Иногда дело ограничивалось карцером на "Секирке ("Секирная гора" - известная местность на о. Соловки). Через 2-3 месяца пребывания в этом карцере, возвратившиеся оттуда живыми становились "шелковыми" и не отказывались больше никогда от работ.

Почему монахинь-бунтовщиц не отправляли ни на Анзер, ни на Секирку - было непонятно.

После ухода начальника лагеря, мы, врачи, задали об этом вопрос начальнику санчасти, тоже врачу, который, после отбытия срока в лагере за какое-то уголовное преступление, остался "вольнонаемным" и занимал административные должности, возглавляя санитарную часть лагеря.

Он объяснил нам, что с монахинями "дело сложное", ибо их молчаливый и сдержанный протест совершенно не похож на протест, который иногда позволяли себе уголовные преступники. Последние обыкновенно устраивали скандал, кричали, хулиганили. А эти - молчаливые, простые, смирные и необыкновенно кроткие. Ни одного крика, ни одного слова жалобы.

"Они фанатичные мученицы, словно ищущие страданий", - рассказывал начальник санчасти, - "это какие-то психопатки-мазохистки. Но их становится невыносимо жалко… Я не смог видеть их смирения и кротости, с какими они переносят "воздействия"… Да и не я один… Владимир Егорович (начальник лагеря) тоже не смог этого перенести. Он даже поссорился с начальником ИСО (информационно-следственный отдел)… И вот он хочет как-нибудь смягчить и уладить это дело. Если вы их признаете негодными к физическому труду - они будут оставлены в покое".

"Я прошу меня освободить от этой комиссии", - сказал профессор Жижиленко, - "Я сам монах и женщин, да еще монахинь, осматривать не хотел бы…"

Профессор Жижиленко от этой комиссии был освобожден, и я один отправился свидетельствовать этих монахинь.

Когда я вошел в барак, где они были собраны, я увидел чрезвычайно степенных женщин, спокойных и выдержанных, в старых, изношенных, заплатанных, но чистых черных монашеских одеяниях.

Их было около 30 человек. Все они были похожи одна на другую и по возрасту всем можно было дать то, что называется "вечные 30 лет", хотя несомненно, здесь были и моложе и старше. Все они были словно на подбор, красивые русские женщины, с умеренной грациозной полнотой, крепко и гармонично сложенные, чистые и здоровые, подобно белым грибам-боровикам, не тронутым никакой чревоточиной. Во всех лицах их было нечто от выражения лика скорбящей Богоматери, и эта скорбь была такой возвышенной, такой сдержанной и как бы стыдливой, что совершенно невольно вспомнились стихи Тютчева об осенних страданиях бесстрастной природы, сравниваемых со страданиями глубоко возвышенных человеческих душ.

"Ущерб, изнеможенье, и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Возвышенной стыдливостью страданья"…

Вот передо мной и были эти "разумные существа" с "возвышенной стыдливостью страданья".

Это были русские, именно лучшие русские женщины, про которых поэт Некрасов сказал:

"Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет".

И которых он же определял, как

"все выносящего русского племени
многострадальную мать"

Эти монахини были прекрасны. Ими нельзя было не любоваться. В них было и все очарование нерастраченной "вечной женственности", и вся прелесть неизжитого материнства, и в то же время нечто от эстетического совершенства холодного мрамора Венеры Милосской и, главное, удивительная гармония и чистота духа, возвышающего их телесный облик до красоты духовной. Которая не может вызывать иных чувств, кроме глубокого умиления и благоговения.

"Чтобы не смущать их я уж лучше уйду, доктор" - сказал встретивший меня начальник командировки, который должен был присутствовать в качестве председателя медицинской Комиссии.

Очевидно и до чекистской души как-то коснулось веяние скромности и целомудрия, исходивших от этих монахинь. Я остался с ними один.

"Здравствуйте, матушки" - низко поклонился я им. Они молча отвечали мне глубоким поясным поклоном.

"Я - врач. Я прислан освидетельствовать вас"…
"Мы здоровы, нас не надо свидетельствовать" - перебили меня несколько голосов.
"Я верующий, православный христианин и сижу здесь по церковному делу."
"Слава Богу," - ответили мне опять несколько голосов.
"Мне понятно ваше смущение", - продолжал я, - "но я не буду вас осматривать… Вы мне только скажите, на что вы жалуетесь, и я определю вам категорию трудоспособности"…
- Мы ни на что не жалуемся. Мы здоровы".
- Но ведь без определения категории трудоспособности вас могут послать на необычайно тяжелые физические работы…
- Мы все равно работать не будем, ни на тяжелых, ни на легких работах.
- Почему? - удивился я.
- Потому что на антихристову власть мы работать не будем…
- Что вы говорите, - заволновался я, - ведь здесь на Соловках имеется много епископов и священников, сосланных сюда за исповедничество, они все работают, кто как может. Вот, например, епископ Виктор Вятский работает счетоводом на канатфабрике, а в "Рыбзверпроме" работает много священников. Они плетут сети… Ведь это апостольское занятие. По пятницам они работают целые сутки, день и ночь, чтобы выполнить задание сверхсрочно и тем освободить себе время для молитвы - вечер в субботу и утром в воскресенье…
- Мы не осуждаем их. Мы никого не осуждаем. - степенно ответила одна из монахинь постарше, - но мы работать по принуждению антихристовой власти не будем.
- Ну тогда я без осмотра напишу вам всем какие-нибудь диагнозы и дам заключение, что вы не спсобны к тяжелым работам… Я дам вам всем 2-ю категорию трудоспособности…
- Нет, не надо. Простите нас, но мы тогда должны будем сказать, что Вы неправду написали… Мы здоровы, мы можем работать, но не хотим работать, и работать для антихристовой власти не будем, хотя бы нас за это и убили…
- Они не убьют, а замучат вас - тихим шепотом, рискуя быть подслушанным, сказал я с душевной болью.
- Бог поможет и муки претерпеть - так же тихо сказала одна из монахинь, самая младшая.

У меня выступили слезы на глазах, комок подступил к горлу.

Я молча поклонился им… Хотелось поклониться до земли и целовать их ноги…

Через неделю к нам в камеру врачей санчасти зашел комендант лагеря и между прочим сообщил:

"Ну и намучились мы с этими монахинями… Но теперь они согласились таки работать: шьют и стегают одеяла для центрального лазарета. Только условия, стервы, поставили, чтобы им всем быть вместе, и что они будут тихонько петь во время работы псалмы какие-то… Начальник лагеря разрешил. Вот они теперь поют и работают".

Изолированы были эти монахини настолько, что мы, врачи санчасти, пользовавшиеся относительной "свободой" передвижения по лагерю, несмотря на наши "связи" и "знакомства" с миром всякого рода "начальников", - долгое время не могли получить о них никаких известий.

И только через месяц мы получили эти известия.

Пятый акт трагедии монахинь был таков.

В одном из этапов на Соловки был доставлен один священник, который оказался духовником некоторых из монахинь. И хотя общение между духовным отцом и его духовными детьми казалось было совершенно невозможным в условиях концлагеря, монахиням каким-то образом удалось запросить у своего наставника указания.

Сущность запроса состояла в следующем: Мы, дескать, прибыли в лагерь для страдания, а здесь нам хорошо. Мы вместе, поем молитвы, работаем работу по душе: стегаем одеяла для больных… Правильно ли мы поступаем, что согласились работать в условиях антихристовой власти в лагерях? Не следует ли нам и от этой работы отказаться?

Духовник оказался еще более фанатичным, чем его духовные дочери, и ответил категорическим запрещением работать и эту работу.

И монахини отказались от всякой работы.

Начальство узнало, кто в этом виноват. Священника расстреляли. Но когда монахиням сообщили об этом, они сказали: "Теперь уж никто не может освободить нас от его запрещения". (Здесь и далее выделение МИТ.) Тогда начальство потеряло всякое терпение и осатанело.

Монахинь разъединили друг от друга и по одиночке куда-то увезли. Никаких вестей от них, несмотря на все наши старания, мы больше получить не смогли.

Они сгинули без всякого следа.

Прошло уже много лет после этих событий.

В перспективе времени многое сгладилось, забылось, стушевалось, но образы этих монахинь (по-видимому, действительно, Шамординских) - стоят передо мной ярко до боли и вызывают всегда одно и то же сложное чувство.

Прекрасно понимая, что в их поступках был крайний фанатизм, согласиться с которым полностью было бы равносильно осуждению мучеников-исповедников, погибших на работах в концлагерях, я в то же время не могу не преклоняться перед их твердой позицией отказа от работ под антихристовой властью и вижу в этом отказе сильнейший из всех протестов против большевизма.

Будь у всех нас, русских, хотя бы по капле такого протеста - большевизм не смог бы существовать.

ИПХ И.М.Андреев (1894 --1976) "Группа монахинь в Соловецком концлагере" -- Как они необратимо разнятся с "инокинями" МП и "осколков РПЦЗ"!

(Журнал РПЦЗ "Православная Русь", №13, 1947 год)

Совершается Суд Божий над Церковью и народом Русским
Из писем Священномученика Дамаскина (Цедрика)

Совершается отбор тех истинных Воинов Христовых, кои только и смогут... противостоять самому Зверю. Времена же приблизились, несомненно, апокалиптические. Все наши усилия теперь должны быть направлены на установление прочных связей между пастырями и пасомыми... и по возможности исправить совершённый грех путём противодействия злу до готовности даже кровью смыть грех свой...

/Из письма к священномученику Кириллу Казанскому/

* * *

Это мы все оказались столь близорукими, столь наивно доверчивыми, что не распознали сразу грозного врага (Апок.13:1), не проразумели той бешеной злобы и ненависти ко всему, носящему на себе печать Христа Бога нашего, какие испытывает сейчас на себе Православная Церковь. Теперь же действительность скорпионами бичует совесть верующих за их легковерие в прошлом. Лучше бы нам в свое время своими руками сжечь святые храмы наши, чем видеть их теперь обращенными в непотребные места, в мастерские, склады. Лучше бы нам было вновь возвратить земле потревоженные оттуда св.мощи, чем видеть их теперь в поругании от безбожных в музеях... Лучше бы нам было в печи побросать драгоценные облачения церковные, чем видеть глумление над ними в театрах, видеть их на мусульманских тюбетейках и т.п.

Будем чистотою и святостью жизни своей стараться приблизиться к жизни первых христиан настолько, чтобы и враги Христовы увидели наше превосходство над их мрачной жизнью, чтобы и они, видя осуществление Евангельской любви в жизни нашей, потеряли уверенность в правильности своих грубо-животных принципов жизни и обратили бы сердца свои ко Христу Богу. Пора, Возлюбленные! Настало время самим нам — верующим — ясно определить свой дальнейший путь. Пора предпринять меры к ограждению самих себя и вверенного нам св.наследия от врагов, восставших на Христа и Церковь Его. Время настало... Может быть, и суд «близ при дверех есть» [Мф.24:33]

/Из послания "Пора готовиться"(1929)/

* * *

Не внешние формы церковного управления надо теперь сохранять, а веру в сердцах народа путем живого примера, безбоязненного исповедания вашей собственной веры во Христа и Его Церковь; не фикцию Центрального Управления и не блестящую внешнюю обстановку надо сохранять теперь во что бы то ни стало, — а истину Христовой Церкви надо охранять от затмения ее человеческими мудрованиями и прямым искажением ее на почве животного страха.

Итак, нас меньшинство. Что же? Надо отступить пред натиском воинствующего безбожия. — Да не будет сего. Как бы мало нас ни было, вся сила Христовых обетовании о неодолимости Церкви останется с нами. С нами Христос — победитель смерти и ада. История христианства показывает нам, что во все периоды обуревавших Церковь соблазнов и ересей носителями истины церковной и выразителями ее являлись немногие, но эти немногие огнем веры своей и ревностным стоянием в истине постепенно зажигали всех, и новые формулировки спорных догматических понятий, проникая в сознания масс, в конце концов фиксировались в определенные соборные постановления, принимавшиеся Вселенской Церковью...

/Из письма к священнику Иоанну Смоличеву (1929)/

О значении печатей Антихриста

В Полой владыка узнал и о декларации 1927 года, поставившей Церковь под контроль безбожников.

Наблюдая церковную жизнь в Стародубе, епископ Дамаскин со скорбью говорил, что для многих, “теплохладных, внешние формы религиозной жизни заменили сущность ее, и потому успехи безбожников стали возможны”. По поводу новой церковной политики владыка написал эссе “Печать Христа и печать Антихриста”. Говоря о значении печатей Антихриста, епископ писал:

“Не следует думать, что с явлением Антихриста каждый согласится с его философией. Те, кто не сделают этого, будут соблазняться желанием просто сохранить себя, свои институты, свое положение и власть. Святые отцы объясняют что печать Антихриста не будет поставлена на чело и руку одновременно, но на чело или руку (Откр. XIII, 16). Согласно Андрею Кесарийскому, те, кто получит ее на чело, разделят мышление Антихриста, в то время как принявшие ее на правую руку, признают силу его деяний (власть), обманываясь, поверив, что это можно сделать, если “только остаться христианином в своей душе”.

От таких Антихрист не будет требовать разделить свой образ мыслей: другими словами, всем таковым он не будет ставить печать на лоб, но принудит их только к признанию своей власти, которое, согласно св. Ипполиту, есть печать на руку. Через признание человеческой власти, которая будет богоборческой и против Бога, беззаконной и полной всякого нечестия, христианин будет лишен всякой возможности делать добро и и благочестивые поступки, потому что в его вере не будет главного – исповедания Бога как Бога и признания Его как Сущего, стоящего надо всем. Все таковые, хотя бы они и удерживали имя христиан, будут, согласно делам рук своих, истинными служителями Антихриста, обманувшего их служением образу своему, которое есть знак зверя. Покаяние для таких невозможно, согласно учению Святой Церкви; печать Христа и печать Антихриста несовместимы, и принятие одной исключает другую…”

Другими словами, нет и не может быть ничего общего между коммунизмом и Православием, одно исключает другое.

В ноябре 1929 г. владыка был вновь арестован. На него донес стародубский благочинный. В доносе указывалось, что епископ выступал с “контрреволюционными” проповедями. Владыка был обвинен в “контрреволюционной оппозиции митрополиту Сергию и возглавлении контрреволюционной церковной группировки” и в мае 1930 г. приговорен к 10 годам лагерей.

Его отправили на Соловки, о. Анзер. В этот период корреспонденция с ним была очень затруднена - письма не доходили, ответы не получались. О своем пребывании на Соловках владыка Дамаскин почти ничего не рассказывал, кроме того, что голод заставлял соловчан собирать на берегу моря улиток. В стране было как раз время насильственной колективизации и вызванного ею страшного голода. Отдохнуть от окружавшего его “бедлама” он, по его словам, уходил в лес, где, как говорили другие, погружался в молитву.

В ноябре 1933 года владыку Дамаскина освободили из лагерей по полной инвалидности.

“Без суесловия и громких фраз, - писал владыка, - создайте сначала малое ядро из немногих людей, жаждущих Христа, которые готовы претворять Евангельский идеал в своей жизни. Объединяйтесь для благодатного руководства вокруг достойных пастырей, и давайте каждый в отдельности и все вместе приготовимся для ещё более верного служения Христу... Несколько людей, объединенных такой жизнью, уже есть малая Церковь, Тело Христово, в котором обитает Его Дух и Любовь”.

Владыка убеждал людей организовывать тайные общины. Друзья и последователи епископа старались держать в тайне его местопребывание, но это было трудно: он не снимал рясы, не обрезывал бороду. Владыка посетил Киев, хотя это было ему запрещено, места, где когда-то жил и служил.

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — http://www.kolyma.ru/