Предисловие

Неразрывная связь

Эпоха «оттепели»

Концепция и содержание

Московские ведомости

Тема православия

Разумный консерватизм

Монархическое начало

Жизненный путь

Источники и литература

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Предисловие

Статья посвящена теме охранения традиционных русских начал в трудах общественного деятеля, мыслителя, издателя и публициста Михаила Никифоровича Каткова (1818-1887), 200-летие со дня рождения которого отмечалось в 2018 г.

Показано, что последовательная защита интересов Церкви, государства и русского народа являлась основой его религиозно-философского мировоззрения как мыслителя и практической деятельности как просветителя. Главное внимание уделено раскрытию консервативного миропонимания Каткова на посту редактора журнала «Русский вестник» (1856-1887) и газеты «Московские ведомости» (1863-1887).

В частности, дам обзор и краткий анализ публикаций, посвященных защите и изучению Православной Церкви. Отмечено, что в своей авторской публицистике и редакторской работе М. Н. Катков стремился максимально широко осветить религиозную жизнь русского народа, способствуя пробуждению в российском обществе интереса к церковным и духовно-нравственным вопросам.

Также в контексте исследования политической философии мыслителя рассматривается его понимание фигуры православного монарха как блюстителя и охранителя Православной Церкви.

Ключевые слова: Катков М.Н. Православие, защита Православия, Православная Церковь, консерватизм, русская религиозная философия, русская классическая литература, антинигилистический роман, «Русский вестник», «Московские ведомости», охранительство, старообрядчество, раскол, веротерпимость, Церковь и государство, монархия, самодержавие, «русские начала»,

В 2018 г. Россия отметила 200-летие со дня рождения выдающегося общественного деятеля, мыслителя, издателя, публициста Михаила Никифоровича Каткова. Личность и труды этого «профессора философии, сделавшегося журналистом»1, вызывали и до сих пор вызывают самые противоречивые оценки. Как писал вдове Каткова князь Н. П. Мещерский, «поистине, все в нем и все его касавшееся было необычайно. Необычайна была вражда против него, необычайна благодарность к нему»2.

Для своих многочисленных идейных противников М.Н. Катков всегда оставался «злым гением», «жрецом мракобесия», «литературным parvenu», место которого — «в больнице, бритым и под капельницей» (А. И. Герцен). Представители консервативного и национального направления в большинстве своем, напротив, стремились отдать должное талантам и образованности знаменитого просветителя: «телохранитель единства России» (Ф.И. Тютчев), «первый и величайший русский публицист» (К.Н. Леонтьев), «единственный умный и чуткий к истинно русским интересам и к твердым охранительным началам» журналист, «борец за русскую правду» (К.П. Победоносцев).

Некоторые современники неодобрительно отзывались о личных качествах редактора «Московских ведомостей», но даже считавшие Михаила Никифоровича «гениальным оппортунистом» признавали его «практическим гением», «щитом и мечом Царства и Церкви», «вполне заслуживающим имени отца отечества за неустанную борьбу против наших хамов-Катилин» (К.Н. Леонтьев).3 В 1891г. Константин Леонтьев писал отцу Иосифу Фуделю: «Катков лично производил на меня впечатление самого неприятного, самого фальшивого и неприятного человека; но... я не сомневаюсь ни на минуту, что Катков положил бы героем на плаху голову свою за Россию; если бы оказалось это нужным».4

С другой стороны, знавшие его люди свидетельствовали: «..он являлся и нежным семьянином, и заботливым другом, и человеком общительным, в высшей степени благотворительным, самым добрым и снисходительным» (Н. А. Любимов).5

Неразрывная связь

М.Н. Катков родился 1 ноября 1818 г. в Москве. Неразрывная связь с древней первопрестольной столицей Русского православного царства впоследствии отпечатлелась на мировоззрении мыслителя. Определяющим было и влияние глубоко верующей матери — Варвары Акимовны (1778-1850), которая, овдовев, вопреки материальным трудностям, сумела дать сыну не только твердое нравственное воспитание, но и самое лучшее классическое образование.

В годы учебы на словесном отделении Императорского Московского университета (1834-1838) Михаил Никифорович входил в знаменитый философский кружок Н.В. Станкевича, в котором также состояли К.С. Аксаков, В.Г. Белинский, В.П. Боткин, М.А. Бакунин и др. Участники кружка видели в нем «замечательное литературное дарование и большое расположение к философским занятиям»6.

В 1840 г. под влиянием немецкой философии, желая лучше познакомиться с учением Шеллинга, Катков совершил путешествие в Германию. Процесс становления религиозно-философских воззрений мыслителя отражен в его дневниковых записях и письмах берлинского периода: «Изучение логики не есть, стало быть, просто изучение: это сообщение с Творцом, высшее священнодействие; влияние его объемлет всего человека, и на каждом шагу он должен становиться чище и достойнее».7

Пребывание за границей и основательное изучение религиозной философии Шеллинга оказали на молодого любомудра, в отличие от многих его современников, благотворное влияние — еще больше укрепили в вере и сблизили с родиной. «О России я думаю и мечтаю очень часто, — писал он, — и всякий раз более чувствую крепость связей, соединяющих меня с моим народом; знаю, знаю, но все же убежден — самою лучшею наградой за все мои труды, разумеется, в будущем, была бы хоть какая-ни-будь польза, принесенная с моей стороны»". По точному замечанию современной `исследовательницы, «в лекциях Шеллинга по философии Откровения, соединявших ‘идеализм и Священное Писание, он нашел созвучие своим собственным взглядам на мир, еще недостаточно сформированным, но в основе своей консервативным»°.

Знаменитое «замечательное десятилетие» — 1840-е гг. — явилось эпохой пробуждения русской философии, центральной темой которой становится вопрос национального призвания, «вопрос о месте России» в плане всемирной истории. Как отмечает прот. Г. Флоровский, тогда же происходило и окончательное размежевание двух непримиримых «партий» — западников и славянофилов”.

Разделение это не обошло и МН. Каткова; по возвращении в Россию он резко порывает со своим бывшим приятелем В.Г. Белинским, который в то время страстно увлекся революционно-демократическими идеями и пришел к атеизму. В 1845 г. Белинский писал Герцену: «Истину я взял себе — и в словах „Бог“ и „религия“ вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова как следующие за ними четыре»”. Катков же и в своих юношеских исканиях неизменно сохранял взращенную матерью глубокую религиозность".

В 1845г. он был принят в университет адъюнктом по кафедре философии и читал лекции по истории философии, логике и психологии на словесном отделении. Однако успешная педагогическая карьера талантливого философа была прервана волной революций в Западной Европе.

Опасаясь распространения революционных идей в России, император Николай 1 в 1850г. Издал Высочайшее повеление, согласно которому вводились значительные ограничения на преподавание политической философии в российских университетах: запрещалось читать лекции преподавателям, не имеющим духовного сана. Катков был вынужден покинуть кафедру.

М.Н. Катков в молодости. В 1852 г. мыслитель женится на княжне Софье Петровне Шаликовой (1832-1913), младшей дочери известного русского писателя-сентименталиста, журналиста и издателя П. И. Шаликова (1768-1852). Семейная жизнь принесла ему счастье и многочадие: супруги имели девять детей”, многие из которых и их потомки оставили заметный след в истории Отечества'*. По свидетельству Н. П. Мещерского, «у Михаила Никифоровича... лучшие стороны его души являлись достоянием семьи и близких» , «он был, если можно так сказать, страстный семьянин, с сердцем, отзывчивым на дружбу и на все доброе»'°

Эпоха «оттепели»

С воцарением императора Александра П и наступлением эпохи «оттепели» Катков в 1855 г. получает разрешение выпускать журнал «Русский вестник». Биографы отмечали, что с первых же номеров издание сосредоточило в себе лучшие силы русской интеллигенции, причем «взгляды редакции отличались необычайной широтой», соединяя вместе «корифеев славянофильства и западничества». Однако уже в 1858 г. временные либеральные союзники (Е. Ф. Корш, П. Н. Кудрявцев, А. В. Станкевич) покинули редакцию, и Михаил Никифорович полностью взял руководство журналом в свои руки.

Наиболее ярко патриотическая позиция главного редактора проявилась в полемике с революционно-демократическими изданиями. Так, его помощник в «Русском вестнике» Н. А. Любимов писал о трудах ` Каткова-просветителя по —разоблачению 1866 лжепророков российской интеллигенции: тюль, «Деятели —„Современника“, претендовавшие быть общественными учителями и вождями, изобличались в невежестве, сводились с пьедесталов; великаны обращались в размер ничтожеств».18

Политика издателя была направлена на широкое освещение религиозной жизни —русского народа, пробуждение в российском обществе интереса к церковной и духовно-нравственной проблематике. Это осуществлялось благодаря публикации произведений с положительными образами священников, монахов, старцев и в целом русского Православия (примеры — роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» и роман-хроника Н.С. Лескова «Соборяне» с живыми и глубокими «Русский вестник» изображениями православных священнослужителей — старца Зосимы, протопопа Савелия Туберозова, священника Захарии Бенефактова и диакона Ахиллы Десницына').

Примечательно, что Ф. М. Достоевский, будучи редактором журнала «Время», сначала выступал оппонентом Каткова. Но позднее — уже в середине 1860-х гг. — он становится ведущим сотрудником «Русского вестника» и остается им до конца своей жизни. Автора «Преступления и наказания» привлекла бесстрашная борьба московского публициста с нигилизмом и защита национальных интересов России и русского народа, и в итоге два выдающихся охранителя стали ближайшими соратниками в консервативном стане.

Идейная концепция и содержание журнала

Особое место в идейной концепции и содержании журнала отводилось так называемому антинигилистическому роману: «Взбаламученное море» (1863) А. Ф. Писемского (1820-1881); «Марево» (1864) В. П. Клюшникова (1841-1892); «На ножах» (1870-1871) Н. С. Лескова (1831-1895); «Панургово стадо» (1870) и «Две силы» (1874) В. В. Крестовского (1840-1895); «Скрежет зубовный» (1878) и «Злой дух» (1881) В. Г. Авсеенко (1842-1913); трилогия — «Четверть века назад» (1878), «Перелом» (1880), «Бездна» (1883) — Б. М. Маркевича и др.

Вершиной этого жанра стал роман-пророчество Ф. М. Достоевского «Бесы» (1871- 1872), по поводу которого автор признавался: «То, что пишу, — вещь тенденциозная, хочется высказаться погорячее. (Вот завопят-то про меня нигилисты и западники, что ретроград!) Да черт с ними, а я до решительного слова выскажусь»“'. В другом письме Достоевский замечал: «Кто теряет свой народ и народность, тот теряет и веру отеческую и Бога. Ну, если хотите знать, — вот эта-то и есть тема моего романа»*'.

Федор Михайлович показывает своего персонажа Петра Верховенского и его кружок идейными наследниками и прямыми последователями, с одной стороны, западников 1840-х гг. — Белинского, Грановского, Петрашевского, а с другой — Добролюбова, Чернышевского и прочих «властителей дум» молодежи.

В посланном вместе с отдельным изданием романа письме к наследнику престола, великому князю Александру Александровичу от 10 февраля 1873 г. писатель так говорит о подмеченной им преемственности поколений: «Это — почти исторический этюд, которым я желал объяснить возможность в нашем странном обществе таких чудовищных явлений, как нечаевское преступление. Взгляд мой состоит в том, что эти явления — не случайность, не единичны, а потому и в романе моем нет ни списанных событий, ни списанных лиц.

Эти явления — прямое последствие вековой оторванности всего просвещения русского от родных и самобытных начал русской жизни... А между тем главнейшие проповедники нашей национальной не самобытности с ужасом и первые отвернулись бы от нечаевского дела. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они — прямые отцы Нечаева. Вот эту родственность и преемственность мысли, развившейся от отцов к детям, Федор Михайлович Достоевский я и хотел выразить в произведении моем».22

«Московские ведомости»

В 1863 г. Катков берет в аренду газету «Московские ведомости», быстро превратив скромное университетское издание в самый влиятельный политический печатный орган Российской империи. Став главным редактором накануне своего 45-летия, «трибун Страстного бульвара» продолжал это просветительское служение на протяжении почти четверти века — до конца жизни.

Высоко ценил труды Михаила Никифоровича обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев. Особенно активным их сотрудничество стало в период общественно-политического кризиса рубежа 1870-1880-х гг. Победоносцев писал тогда Каткову: «Читаю с отрадой Ваши прекрасные статьи, которые бьют молотом в больное место. Дай Боже Вам подвизаться крепко на защиту правды русского чувства и русских интересов»23.

Тема православия

Одно из центральных мест в авторской публицистике и в изданиях М. Н. Каткова в целом занимает тема православия. Сохранилось множество свидетельств о глубокой личной религиозности и твердой приверженности издателя Православной Церкви. Так, даже идейно неблизкий ему В. С. Соловьев вспоминал разговор с Катковым «о воскресении мертвых и о духовной телесности», после которого у него не осталось «никаких сомнений в искренности и глубине его личных религиозных убеждений»*'.

Как замечает современная исследовательница, «Москва знала Каткова набожным человеком. Его уважали как храмосоздателя и старосту лицейской церкви. Было общеизвестно, что в любой час он пешком ходит на Остоженку в церковь Лицея, чтобы помолиться уединенно, а в дни престольных праздников Катковы направляются туда всей семьей»“°.

Кроме того, будучи человеком не просто верующим, но истовым сыном Церкви, просветитель участвовал в различных общественных церковных организациях — состоял членом Православного миссионерского общества, почетным членом Московской духовной академии (которую он в письмах даже называет «родным приютом, куда отныне, среди борьбы, могу я мысленно обращаться, ища освежения и укрепления сил в минуты их упадка»“°).

Как отмечено выше, в своих изданиях Катков стремился всесторонне осветить жизнь Церкви, имеющей «особо важное значение в объединении государства и единении нации» в силу приоритета «нравственных законов над всеми государственными и общественными институтами»”.

Он и сам неоднократно писал статьи на церковные темы, и привлекал к сотрудничеству известных церковных авторов, прежде всего — профессоров Московской духовной академии: профессора по кафедре истории и обличения русского раскола Н.И. Субботина, профессора по кафедре церковной истории А.П. Лебедева, протоиерея Д. Ф. Касицына, С. К. Смирнова, заслуженного экстраординарного профессора В. Н. Потапова, И.Н. Корсунского, В. Г. Назаревского и др.

Также в журнале публиковались профессора Киевской духовной академии: историк религиозного искусства, археолог Н. И. Петров, профессор по кафедре общей церковной истории А. Д. Воронов, многие православные священнослужители. Михаил Никифорович печатал публицистические и научные статьи, обзоры и рецензии на церковную литературу, воспоминания, письма и записки пастырей.

Нельзя не отметить то огромное внимание, которое уделялось Катковым проблеме сект и раскола. Будучи твердым сторонником Церкви, публицист, тем не менее, выступал против насильственных методов в отношении старообрядцев и указывал на их положительные качества — приверженность «охранительным началам старорусских устоев», несклонность к революционной деятельности и атеистическому нигилизму и материализму.

Перечислим лишь некоторые принадлежащие его перу передовицы «Московских ведомостей» на тему раскола: «Веротерпимость, ее сущность и границы. Раскол» (1864), «Причина происхождения раскола и путь к его уничтожению» (1864), «Историческое обозрение старообрядческого раскола и о необходимости изучения различных раскольничьих сект» (1866), «Отношение Православия к единоверию» (1869), «Старообрядческий школьный вопрос» (1872), «Вопрос о раскольничьих браках» (1874), «Шаткость воззрения на единоверие и нужды единоверия» (1874), «Дарование льгот раскольникам» (1883) и т. д.

Достойны также внимания многочисленные публикации в «Русском вестнике» и «Московских ведомостях» по греко-болгарскому церковному конфликту, который в 1860-1870-е гг. превратился в одну из главных проблем для российской дипломатии в рамках Восточного вопроса.

Официально в России было заявлено о нейтралитете в греко-болгарской распре, но по факту общественность и свободная пресса, в том числе и издания Каткова, поддерживали болгарскую сторону. Однако нужно подчеркнуть широту позиции издателя — он предоставлял авторам возможность высказывать и иные точки зрения. Так, известный православный богослов, церковный публицист и государственный деятель Т. И. Филиппов вместе с К. Н. Леонтьевым выступали с критикой проболгарских настроений власти и общественности.

Филиппов отдавал в этом споре предпочтение доводам Константинопольского Патриархата. В частотности, в статье «Решение болгарского вопроса» (1870) он предлагает впервые после 787 г. созвать церковный собор, чтобы урегулировать проблему в связи с созданием автокефальной Болгарской Церкви. Автор приводит —многочисленные —аргументы и исторические свидетельства, которые обращает в «подкрепление требования Патриарха Григория подвергнуть греко-болгарское дело рассмотрению и суду всей Церкви»“. Он убежден, что «не только благо Православной Церкви вообще, но и благо самих болгар требует, чтобы они не домогались совершенного отделения от Вселенского Патриарха и полной церковной самостоятельности, которой искать им было бы естественно и безопасно, если бы они, подобно русским или жителям Эллады, составляли отдельное и самостоятельное политическое тело»“".

Что же касается К.Н. Леонтьева, то именно с подачи редактора «Русского вестника» он и взялся за эту тему и начал писать «статьи Каткову Тертий Иванович Филиппов в защиту Церкви»“.

В своей статье мыслитель обвиняет обе стороны — и греков, и болгар — в филетизме, т. е. «во внесении племенных интересов в церковные вопросы, в употреблении религии политическим орудием». При этом он характеризует болгарский филетизм как оборонительный, стремящийся лишь «очертить пределы своего племени», а греческий — как «завоевательный», ищущий «перейти пределы эллинизма»“'.

Размышляя об интересах «официальной России» в Восточном вопросе, Леонтьев видит ее задачу в том, чтобы «поддерживать и защищать гражданские права христиан и вместе с тем умерять по возможности пыл их политических стремлений», называя этот путь умеренным и отличая его от пути «неофициальной России», тяготеющей к «узкому славизму»“*. По мнению философа, интересы России носят «какой-то нравственный характер поддержки слабейшего, угнетенного». В этом он находит ее политическую судьбу, — не политическое искусство, а некий «исторический фатум»“.

Греко-болгарскую распрю Леонтьев называет «малым Восточным вопросом», частью большого Восточного вопроса, суть которого, по его мнению, состоит в неизбежном грядущем столкновении «грубой и неверующей рабочей республики», возникающей на месте прежней «великой и благородной христианской и классической Европы», с племенами и государствами Востока, несущими в себе «залоги самобытной жизни», в котором весь Восток встанет «оплотом против безбожия, анархизма и всеобщего огрубения»“.

Таким образом, мыслитель рассматривал Восточный вопрос шире, чем споры греков с болгарами или болгар с турками: он противопоставлял весь «Восток» (включая Россию, Грецию, славян и даже неправославные страны) как оплот традиции и религии — странам Западной Европы, охваченным революционным брожением.

Ф. М. Достоевский писал в 1873 г. по поводу мыслей Леонтьева М. П. Погодину: «Читали ли Вы... в „Русском вестнике", февраль этого года, „Панславизм и греки" Константинова (не Леонтьева ли, печатавшего уже кое-что и давно уже о Востоке)?.. Меня поразил особенно последний вывод о том, что, собственно, должен означать для России Восточный вопрос отныне? (Борьба со всей идеей Запада, т. е. с социализмом.) Страннее всего, что „Русский вестник" это у себя напечатал, правда, с оговоркою» 35.

В целом же, как отмечает Е.В. Перевалова, публикации «Московских ведомостей» и «Русского вестника» по церковной тематике отличались «подлинно православным пониманием вопросов и неподдельной озабоченностью судьбами Православной Церкви в России и в мире».

Нужно сказать и о том, что русские консерваторы в большинстве своем выступали против отделения Церкви от государства. Так, К. П. Победоносцев утверждал, что государство, «отрешенное от Церкви, становится бездуховным, равнодушным к верованию», а обособленная Церковь - повисшей в воздухе, «без почвы, без ограды, без органической связи с обществом»37. Такую же позицию занимал и М.Н. Катков.

Однако в критической литературе советского периода утвердился взгляд на публициста как на государственного идеолога, стремившегося подчинить Церковь государству, использовать ее для достижения чуждых ей политических целей.

Обращение к текстам самого Михаила Никифоровича не подтверждает этот догмат современной «катковианы». Укажем названия только некоторых статей публициста: «Превращение христианской Церкви в бюрократический механизм» (1868), «Гнет, тяготеющий над русской церковной жизнью» (1871), «Огрубение нашего церковного быта. Польза допущения всенародного пения в церквах» (1873), «Новая выдумка: русский „клерикализм» (1882), «Гонение на Православие в России» (1884).

Очевидно, что Катков последовательно выступал против «механического» и «полицейского» вмешательства государства в дела Церкви. Важное замечание о его воззрениях делает О. Л. Фетисенко: просветитель хотел не разрушить, а реформировать синодальный строй предлагал ослабить государственный присмотр за Церковью, «полицейскую опеку», оживить церковную жизнь; мыслил Церковь как свободную, но не обособленную 3*.

Так, в 1868 г. он писал: «Ей (Церкви. - И.Г.) не может при- надлежать государственная власть, но потому же самому она не может быть также и полицейским учреждением, не слабея в своем существе, не лишаясь своего духа. Ошибочно было бы думать, что Церковь, опираясь на силу, ей не свойственную, может в то же время сохранять в себе и ту силу, которая ей свойственна. Нет, одно

крестьянской, военной и т. д. Но, пожалуй, главным его достижением стала грандиозная реформа системы российского образования - от начального и гимназического до университетского. Именно в усовершенствовании образования бывший университетский профессор видел основу для борьбы с нигилизмом и усиления положи тельных элементов в общественной жизни.

В 1884 г. он писал: «Если с прямого пути собьются лишь некоторые классы общества, так называемая интеллигенция, то в благоприятное время сама жизнь еще как-нибудь исправит зло и создаст новую интеллигенцию.

Но если помутятся здравый смысл народа и народная совесть, если поколеблется материк, то исправление трудно и тяжкие катастрофы станут неизбежными» 43. Говоря о народной школе в пореформенной России, мыслитель связывал ее развитие с Православной Церковью: «Ни к чему иному не может примыкать народная школа, как к Церкви.

Только священнослужитель может быть по преимуществу призванным народным учителем. Итак, Церковь - вот истинная опора народной школы»4. Катков выступал сторонником системы классического образования и старался доказать ее преимущества и практически. 13 июля 1868 г. вместе со своим ближайший другом и соратником П. М. Леонтьевым он создает Лицей цесаревича Николая (в честь рано умершего старшего сына Александра II), получивший покровительство наследника престола цесаревича Александра Александровича, будущего императора.

Спецификой заведения была теснейшая связь с Православной Церковью и опора на классические языки, а также особая работа с одаренными детьми: в специально созданную при нем Ломоносовскую семинарию со всей страны отбирались самые талантливые ученики выходцы из крестьян и мещан.

Лицей имел свои домовую церковь, баню, больницу. Назовем лишь некоторые знаменитые имена выпуск- ников: Ю. А. Кулаковский (1855-1919, выдающийся византолог), И. Ф. Романов-Рцы (1859-1913, публицист и литературный критик), А. Н. Волжин (1860-1933, предпоследний обер-прокурор Святейшего Синода), князь А. Н. Лобанов-Ростовский (1862-1921, председатель Совета «Русского Собрания»), С.В. Симанский (1877-1970, будущий Патриарх Московский и всея Руси Алексий I), Н. С. Арсеньев (1888-1977, религиозный философ-эмигрант) и др.

«Разумный консерватизм»

В своей политической философии М. Н. Катков придерживался «разумного консерватизма», согласно которому какое-либо улучшение возможно лишь при сохранении естественно-органических основ. Эту закономерность он находил не только в природных явлениях, но и в историческом процессе: «Всякое преобразование, всякое усовершенствование может происходить только на основании существующего с сохранением всех его сил, всех его значительных элементов. Общественное устройство не может по произволу отказываться от того или другого начала, которое требуется его нормой»".

Исходя из этого убеждения, одной из главных тем в поздней публицистике Каткова становится защита исторического самодержавия, на протяжении многих веков выступавшего волевым двигателем всех деяний русского государства.

Идейной почвой противостояния мыслителя в 1870-1880-е гг. попыткам проведения либеральных политических реформ, направленных на ограничение в России самодержавия, служило православное учение о монархии, занимавшее видное место в русской богословской и консервативной мысли второй половины ХІХ в.

Так, почитаемый московским публицистом митрополит Филарет (Дроздов) писал: «Благо народу и государству, в котором единым, всеобщим и вседвижущим средото чием, как солнце во вселенной, стоит Царь, свободно ограничивающий свое неограниченное самодержавие волею Царя Небесного, мудростию, яже от Бога... Бог по образу Своего Небесного единоначалия утвердил на земле Царя; по образу Своего Небесного вседержительства устроил на земле Царя самодержавного; по образу Своего Царствия непреходящего... поставил на земле Царя наследственного... Народ, чтущий Царя, тем самым благоугождает Богу, потому что Царь есть устроение Божие»“.

Другой святой современник Каткова, епископ Феофан Затворник (Говоров) предупреждал: «Издавна охарактеризовались у нас коренные стихии жизни русской, и так сильно и полно выражаются привычными словами: Православие, самодержавие и народность. Вот что и надобно сохранять! Когда ослабеют или изменятся сии начала, русский народ перестанет быть русским. Он потеряет тогда свое священное трехцветное знамя!»

По мнению современных исследователей, Катков оставался верным духу и букве знаменитой Уваровкой триады, выражавшей собой сущность русского консерватизма ХІХ в., а с годами его позиция становилась все более промонархической и «хранительной» 48. Согласно этой позиции, монарх, стоящий выше любых частных интересов, связывает «воедино все сословия народа», а монархия наилучшим образом разрешает социальные противоречия, давая возможность развития широкого народного самоуправления и обеспечивая народную свободу больше, чем «конституциализм» и «представительство».

Самодержавная монархия, «органически связанная с национальной почвой страны», ее историей, прошлым и будущим, представляется Каткову-консерватору единственно возможной формой правления в России". По точному замечанию С.М. Саньковой, мыслитель «относился к приверженцам монархии как института, выступая за единовластие, предполагающее взаимную единоответственность. В данном случае самодержавие воспринималось не как часть бюрократической машины, а как стоящий над ней гарант законности, являясь не синонимом произвола, а его антитезой» 50 В статье 1863 г. «Самодержавие Царя и единство Руси» Катков писал: «Все разнородное в общем составе России, все, что, может быть, исключает друг друга и враждует друг с другом, сливается в одно целое, как только заговорит чувство государственного единства. Благодаря этому чувству Русская земля есть живая сила повсюду, где имеет силу Царь Русской земли. Никакие изменения в нашем политическом быте не могут умалить или ослабить значение этой идеи»5.

- Царская власть рассматривается публицистом как великая созидательная сила, удерживающая государственный и народный организм от распада и гибели: «В России есть только одна воля, которая имеет право сказать „Я закон". Перед нею 70 миллионов преклоняются как один человек. Она есть источник всякого права, всякой власти и всякого движения в государственной жизни. Она есть народная святыня... Народ верит, что сердце Царево в руке Божией. Оно заколеблется колеблется и падает все» - В драматичный и переломный момент российской истории, когда остро встал вопрос, останется ли Россия самодержавной монархией или пустится в неизведанные преобразования, чреватые народнической революцией под социалистическими лозунгами, М. Н. Катков громко провозгласил необходимость для государства «царского пути»: «Предлагают много планов... Но есть один царский путь. Это не путь либерализма или консерватизма, новизны или старины, прогресса или регресса. Это и не путь золотой середины между двумя крайностями.

С высоты царского трона открывается стомиллионное царство. Благо этих ста миллионов и есть тот идеал и вместе тот компас, которым определяется и управляется истинный царский путь». Будучи убежденным монархистом, мыслитель глубоко осмыслил значение монархического начала в русской истории. По его мнению, монархия создала православную Россию и является главным источником русской свободы и суверенитета. «Только по недоразумению, - пишет Катков, думают, что монархия и самодержавие исключают „народную свободу", - на самом же деле она обеспечивает ее более, чем всякий шаблонный конституционализм.

Только самодержавный Царь мог без всякой революции одним своим манифестом освободить 20 миллионов рабов». В этом московский публицист был един со своим постоянным автором, Ф. М. Достоевским, который также писал «о самодержавии как о причине всех свобод России. Тут-то разница во взглядах русских иностранцев и русских русских, по-иностранному тирания, по-русски - источник всех свобод», - Как разъясняет Л. А. Тихомиров, хотя Катков нигде «систематически» не изложил своего учения о самодержавии, его взгляды по этому вопросу свободны от разноречия и представляют собой стройную картину. Царь, по учению Каткова, - «это некоторое воплощенное в едином лице единство и сила России... „В России множество племен, но все эти разнородные племена великого русского мира составляют его живые части и чувствуют свое единство с ним в единстве государства, в единстве Верховной власти - в Царе, в живом олицетворении этого единства" (Моск. Вед. No 9 за 1863 г.).

Это единство царя и России, царя и Верховной власти, царя и государства Катков излагал много раз. „Где же могут заключаться права и интересы Государя, как не в его государстве? Россия сильна именно тем, что народ ее не отделяет себя от своего Государя. Не в этом ли единственно заключается то священное значение, которое русский Царь имеет для русского народа?" (1867 г. No 88)» 56.

Монархическое начало

В формировании русского самодержавия Михаил Никифорович видит тысячелетнюю работу отечественной истории: «Монархическое начало росло одновременно с русским народом. Оно собирало землю, оно собирало власть, которая в первобытном состоянии бывает разлита повсюду, где только есть разница между слабым и сильным, большим и меньшим. В отобрании власти у всякого над всяким, в истреблении многовластия состоял весь труд и вся борьба русской истории»7.

В этом многовековом историческом делании Катков выделяет и особенное участие Православной Церкви: «Борьба эта, которая в разных видах и при разных условиях совершалась в истории всех великих народов, была у нас тяжкая, но успешная благодаря особенному характеру Православной Церкви, которая отреклась от земной власти и никогда не вступала в соперничество с государством»58. — В передовице от 7 сентября 1882 г. публицист подчеркивает церковное значение власти русского царя как служения по защите, распространению и укреплению православия, какое несли и византийские императоры, начиная со св. Константина Великого: «Всякая власть от Бога, учит наша Церковь.

Но русскому Царю дано особое значение, отличающее его от других властителей мира. Он не только Государь своей страны и вождь своего народа, он Богом поставленный блюститель и охранитель Православной Церкви, которая не знает над собой земного наместника Христова и отреклась от всякого действия, кроме духовного, предоставляя все заботы о своем земном благосостоянии и порядке освященному ею вождю великого православного народа. Русский Царь есть более чем наследник своих предков; он - преемник кесарей восточного Рима, строителей Церкви и ее Соборов, установивших самый Символ христианской веры. С падением Византии поднялась Москва и началось величие России.

Вот где тайна той глубокой особенности, которой Россия отличается среди других народов мира. Высоко призвание Государя России, но и обязательно более обязательно, чем всякая другая власть на земле. Носить этот сан требуется не только с достоинством, но с благоговением. Его обязанности выше всех его прав.

Для народа, составляющего Православную Церковь, русский Царь предмет не просто почтения, на которое имеет право всякая законная власть, но священного чувства, - в силу его значения в домостроительстве Церкви». - В своей критической оценке политической философии М. Н. Каткова Л. А. Тихо- миров отмечает ее некоторую практическую неразработанность, в частности, в вопросе о том, какими путями может осуществляться «причастие русских к „политическим обязанностям" своим»: «Ясностью и разработанностью способов действия оказывается снабжена только именно бюрократия, а Верховная власть и подданные не имеют этого блага.

Катков не делал такого печального вывода, но должен бы был его сделать, если бы рассуждал как мыслитель, а не как публицист, человек партии.

Очень возможно что он вполне понимал недоделанность нашей монархической „конституции" и неизбежное при этом всесилие бюрократии, которая еще при императоре Николае Павловиче острила, что „самодержцев самих держит*»60.

Но это упущение объясняется тем, что «Катков был весь век не мыслителем, даже не пропагандистом, а вечным бойцом, ультрапрактическим адвокатом и прокурором»; «о своей деятельности Катков говорит: "Право публичного обсуждения государственных вопросов мы поняли как служение государственное во всей силе этого слова" (1866 г. No 151). И это вовсе не взгляд „первого периода" жизни. Он у Каткова не изменился никогда»1.

Жизненный путь

Жизненный путь Михаила Никифоровича завершился 20 июля 1887 г., в его подмосковной усадьбе Знаменское Подольского уезда Московской губернии. Кончина выдающегося просветителя была истинно христианской: во все время предсмертной болезни он неоднократно приобщался Святых Таин и был напутствован елеосвящением.

Коренной москвич, Катков упокоился в любимой им первопрестольной столице на кладбище Алексеевского монастыря. Приведем здесь некоторые отклики церковной и светской прессы на кончину публициста, хорошо отражающие его положительную роль как защитника традиционных русских начал.

Так, автор церковной газеты свидетельствует, что Катков беспощадно громил «злокозненно переданные нам извне затеи „правового порядка" и как бы грудью целого русского народа отстаивал драгоценное наследие его Истории Православную веру и самодержавную власть... Раскрывал всю глубину обуявшего нас зла и заглушал собою бесстыдное рукоплескание убийцам и разрушителям веками сплотившейся жизни Русского Царства»2. Причем он «смотрел на русского человека не только как на гражданина, но и как на христианина, которого высшие идеалы есть Бог и вечность» 63.

В памяти многих своих современников М. Н. Катков остался «образцом христианина и гражданина», «охранявшим духовно историческую личность русского народа», «представителем и выразителем» народных мыслей. В нем справедливо усматривали «явление небывалое, беспримерное, положение исключительное... Постоянное соединение государственного деятеля и публициста в одном лице, самое понимание обязанностей публициста как стража государственных интересов» 65. Михаил Никифорович оставил после себя не только благодарную память православной России, но и множество верных учеников «птенцов гнезда Каткова», продолжателей его дела.

К его ближайшим сотрудникам в той или иной мере могут быть отнесены Д. В. Аверкиев, Ю. С. Карцов, П. А. Кулаковский, Н. А. Любимов, С. С. Татищев, П. К. Щебальский, а также ряд выдающих мыслителей и публицистов национально-консервативного направления: В. А. Грингмут, Ю. Н. Говоруха-Отрок, Л. А. Тихомиров и др." К. Н. Леонтьев предлагал еще при жизни знаменитого издателя поставить ему памятник на Страстном бульваре, напротив редакции «Русского вестника». Однако этот призыв не был услышан русским обществом и, к сожалению, Россия до сих пор ни в каком проявлении так и не воздала должное заслугам своего верного сына, наследие которого сохраняет актуальность и в наши дни.

Завершим статью словами одного из наиболее верных и преданных последователей мыслителя, Владимира Андреевича Грингмута, ставшего после смерти своего учителя директором Катковского лицея и редактором «Московских ведомостей»: «Блестящие статьи Михаила Никифоровича, которые казались такими меткими по отношению лишь к тем специальным инцидентам нашей государственной жизни, которыми они были вызваны, окажутся теперь на расстоянии... лет проявлениями не минутной, а вечной истины, так как они, по существу своему, столь же применимы к настоящему времени, как и к прошедшему, а следовательно, и к будущему»67.

Источники и литература

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — sciup.org